– Это самое… Кристина… – проговорила Эрика и выпила первый стакан воды. Патрик подлил ей еще. – Это самое… Кристина… Твоя мама…
– Я знаю, кто такая Кристина.
Это было и вправду забавно. Очень хотелось заснять всю сцену на видео, но Патрик понимал – если он так сделает, Эрика его убьет.
– Она такая красииивая, твоя мама, – сказала жена, кивая. Выпила еще стакан и икнула. Он снова подлил ей воды из графина.
– Таааакие ножки! Супер! – сказала Эрика, мотая головой.
– У кого ножки супер? – спросил он, пытаясь навести порядок среди хаоса, явно царившего у нее в голове.
– У твоей мамы… Кристины… моей свекрови…
– Стало быть, у моей мамы ножки супер. О’кей. Полезная информация.
Ему удалось подставить ей еще один стакан воды. Завтрашний день будет для Эрики непрост. Ему придется пойти на работу, а их обычная нянька Кристина вряд ли будет в состоянии выполнять свои обязанности.
– Она тааааак классно танцует! Они должны пригласить ее выступить в «Танцах со звездами». Не меня. Я не умею танцевать.
Эрика снова помотала головой и допила последний стакан воды, проглотив таблетки, поданные Патриком.
– Но это было круто, мы танцевали ча-ча-ча… Представляешь? Ча-ча-ча!
Снова икнув, она поднялась и обняла его.
– Я тебя люблю-у-у-у! Хочу танцевать с тобой ча-ча-ча!
– Солнышко мое, мне кажется, ты сейчас не совсем в том состоянии, чтобы танцевать ча-ча-ча.
– Но я хочу! Пошли… Не лягу спать, пока не станцую с тобой ча-ча-ча!
Патрик быстро взвесил в уме все существующие возможности. Отнести Эрику на второй этаж на руках – не самая удачная альтернатива. Лучше пойти ей навстречу, а потом уговорить подняться в спальню.
– Хорошо, дорогая, мы станцуем ча-ча-ча, но нам придется пойти в гостиную – боюсь, в кухне мы можем все своротить.
Он выволок Эрику в гостиную. Она встала напротив него, положила одну руку ему на плечо и взяла его левую руку в свою. Пару раз покачнулась, но потом ей удалось стабилизировать положение. Бросила взгляд на портрет Лейфа, стоящий у стены рядом с ними.
– Лейфи, ты тоже смотри. Будешь нашей публикой.
Она рассмеялась собственной шутке, и Патрик слегка потряс ее.
– Сосредоточься. Ча-ча-ча. А потом пойдем и ляжем. Хорошо? Ты обещала.
– Да. Мы пойдем и ляжем… И, может быть, еще кое-чем займемся…
Она взглянула ему в глаза. Он почувствовал, как у него выступили слезы от ее выхлопа, и с трудом сдержался, чтобы не закашляться. Пожалуй, впервые с тех пор, как они встретились, такое предложение его нисколько не вдохновило.
– Ча-ча-ча, – напомнил он.
– Ах да, – сказала Эрика и выпрямилась. – В общем, ногами ты делаешь вот так… Раз-два, ча-ча-ча… Понял?
Он пытался понять, что она делает ногами, но Эрика похоже, переступала ими совершенно беспорядочно. Оттого что она пару раз спотыкалась, дело еще более усложнялось.
– В общем, сначала вправо… потом влево…
Патрик пытался следовать за ее движениями, но больше размышлял о том, как долго будет дразнить ее после этого.
– Раз-два, ча-ча-ча, потом вправо, то есть влево…
Она снова споткнулась, и Патрик подхватил ее. Ее взгляд упал на портрет Лейфа. Эрика попыталась сфокусировать мутный взор, нахмурила лоб.
– Вправо… влево… – бормотала она.
Потом подняла на Патрика совершенно затуманенные глаза.
– Теперь я знаю, что тут не сходится…
И уронила голову ему на плечо.
– Что? Что не сходится? Эрика!
Патрик легонько потряс ее, но жена не ответила. Потом услышал, что она захрапела. Боже! Как он втащит ее на второй этаж? И что она имела в виду? Он даже не подозревал, что где-то что-то не сходится…
Бухюслен, 1672 год
Тюрьма располагалась на холме, рядом с постоялым двором, и раньше Элин думала о ней не иначе как мимоходом. Конечно же, она представляла себе, что такое тюрьма, но даже не подозревала, что там так темно и сыро. Впотьмах ползали какие-то твари, касаясь ее ног и рук.
Тюрьма была совсем маленькая; сюда обычно сажали тех, кто слишком захмелел, пируя на постоялом дворе, или какого-нибудь буйного мужа, чтобы проспался после того, как в пьяном угаре нападал на жену и детей.
Здесь она была одна.
Элин обхватила себя руками, дрожа от сырости и холода. Крик Марты все еще звенел у нее в ушах, и она по-прежнему ощущала, как дочь цеплялась за ее юбку.
Они взяли с собой ее имущество из домика для служанок. Ее засушенные растения и отвары. Книгу с картинками, доставшуюся ей от бабушки. Картинки, изображавшие, что и как смешивать, – объяснения человека, который сам не владел грамотой. Что они сделали с этими вещами, Элин не знала.
Единственное, что было ей доподлинно известно, – она попала в беду.
Через два дня вернется Пребен – и он-то не позволит этому безумию продолжаться. Как только вернется из Люра, ему сразу же все станет известно. Он знает ленсмана, может поговорить с ним. И убедить Бритту взять себя в руки. Скорее всего, она хотела просто напугать Элин. Не может же она всерьез желать сестре смерти!
Однако ей вспомнилось озерцо. До смерти перепуганный взгляд Марты, уходящей под темную воду. И Фиалка, которая исчезла и уже не вернулась. Возможно, Бритта желает ей смерти, но Пребен этого не допустит. Он не будет добр с ней, когда поймет, что она натворила. Ей надо лишь продержаться двое суток, а потом она вернется домой. К Марте. Куда они отправятся потом, Элин не знала, но оставаться под одной крышей с Бриттой они точно не смогут.
Заскрипели засовы, в дверях появился ленсман. Элин поспешно поднялась и отряхнула юбку.
– Вправду ли так необходимо держать меня в тюрьме как преступницу? У меня есть дочь, и мне некуда бежать. Не могу ли я побыть дома под своей крышей, пока мы не разрешим это дело? Я обещаю ответить на все ваши вопросы, и я знаю – многие дадут показания в мою пользу.
– Она никуда не пойдет, – прошипел ленсман и с важным видом потянулся. – Уж я-то знаю, на что она способна и к каким дьявольским уловкам вы, служанки сатаны, прибегаете. Я – набожный человек, и на меня не действуют никакие заклинания и дьявольские обещания; это я хочу заявить ей раз и навсегда.
– Я не понимаю, о чем он говорит, – пробормотала Элин с нарастающим отчаянием.
Как такое могло произойти? Как она оказалась здесь? Что такое сделала ленсману, что тот смотрит на нее с таким отвращением? Конечно же, она грешила – слабая и душой, и телом, – но за это ей пришлось заплатить высокую цену. Элин не понимала, почему Бог посылает ей новые испытания. В отчаянии она упала на колени на грязный пол, сжала руки и стала искренне молиться.
Ленсман презрительно посмотрел на нее.
– Эта игра меня не обманет, – заявил он. – Уж я-то знаю, кто она такая, – и скоро об этом узнает вся округа!
Дверь захлопнулась, и снова стало темно. Элин продолжала молиться. Она молилась, пока не затекли ноги и не потеряли чувствительность руки. Но никто не слышал ее молитв.
Медленно открыв глаза, Эрика сощурилась на свет. Перед ней стояла Майя.
– Мама, почему ты спишь на диване? – спросила она.
Эрика огляделась. Да, почему она спит на диване? У нее не осталось никаких воспоминаний о том, как она добралась домой.
Диван под ней казался жестким и неудобным; она оперлась на него рукой, чтобы сесть. Голова раскалывалась, словно вот-вот взорвется. Майя стояла рядом, ожидая ответа.
– У мамы болел живот, так что мне лучше было поспать здесь, чтобы не заразить папу, – проговорила Эрика.
– Бедная мамочка, – сказала Майя.
– Да, бедная мамочка, – согласилась Эрика, поморщившись.
Боже, такого похмелья с ней не случалось со дня их с Патриком свадьбы, и она успела позабыть, как это ужасно…
– Стало быть, трупик уже проснулся, – весело провозгласил Патрик, заходя в гостиную с близнецом на каждой руке.
– Пристрелите меня, – пробормотала Эрика, однако со второй попытки ей удалось подняться.
Комната кружилась перед глазами, во рту было сухо и все слиплось.
– Кажется, вчерашний девичник прошел успешно, – рассмеялся Патрик.
Эрика почувствовала, что он смеется над ней, а не вместе с ней.
– Мы правда отлично повеселились вчера, – проговорила она, прикладывая руку ко лбу. – Но чуть-чуть слишком много выпили. Подозреваю, что твоя мама сегодня тоже чувствует себя, как она того заслуживает.
– Я даже рад, что мне не довелось этого видеть, – достаточно было лицезреть тебя, когда ты заявилась домой.
Патрик усадил близнецов перед телевизором и включил детский канал.
Усевшись рядом с Ноэлем и Антоном, Майя произнесла с самым серьезным видом:
– Мама больна, мы должны вести себя очень тихо.
Близнецы закивали, но тут же снова уткнулись в телевизор.
– Когда я вернулась домой? – спросила Эрика, пытаясь заполнить провалы в памяти.
– Около часу. И тебе очень хотелось танцевать. Ты настаивала на том, что научишь меня танцевать ча-ча-ча.
– О нет!
Эрика снова схватилась за голову. Она знала, что теперь муж долго будет ей об этом напоминать.
Внезапно Патрик посерьезнел и сел рядом с ней на диван.
– Перед тем как отрубиться, ты говорила что-то странное. Ты посмотрела на портрет Лейфа, пробормотала что-то про «лево-право» и заявила, что теперь понимаешь, что же не сходится. Помнишь что-нибудь об этом?
Эрика пыталась вспомнить, но в голове у нее было совершено пусто. Последнее, что она помнила, – стакан с коктейлем «Лонг-Айленд»[57], который поставили перед ней. Ей следовало бы поостеречься и не пить подобные напитки. Но, как известно, «мудрая мысля приходит опосля». Эрика даже не могла вспомнить, как добралась домой. Судя по тому, какие у нее черные ноги, она пришла домой босиком.
– Нет, что-то ничего не припоминаю, – проговорила она и поморщилась. – Увы.
– Попробуй вспомнить. Право. Лево. Об этом ты говорила прямо перед тем как отключиться. Казалось, у тебя в мозгу что-то щелкнуло…