– Судя по тому, какой у тебя замученный вид, свидание прошло успешно. – Патрик ухмыльнулся.
– Ну… типа… да.
– А как же вы познакомились?
– На детской площадке, – ответил Мартин и заерзал на стуле.
Хедстрём решил, что не стоит мучить Мартина расспросами.
– Ну и отлично, что ты снова ходишь на свидания, – сказал он. – Во всяком случае, рассматриваешь для себя возможность с кем-то познакомиться. Пусть будет что будет. Все равно хорошо. Пию никто не заменит. Но это будет другая история.
– Знаю, – ответил Мартин, снова уставившись на свои ботинки. – Мне кажется, время пришло.
– Ну что ж… Значит, так тому и быть.
Тут на столе зазвонил телефон, и Патрик поднял палец, призывая Мартина остаться.
– Да, тут ты оказался прав, Хедстрём, – проворчал Турбьёрн.
– Что скажешь? – спросил Патрик. – Отпечатки одного и того же человека?
– Без сомнений. Но я пробил их по базе – там, увы, никаких совпадений. Сравнил также с отпечатками пальцев родителей – тоже не подходят.
Патрик вздохнул. А кто сказал, что будет легко? Но, во всяком случае, родителей теперь можно исключить.
– Во всяком случае, теперь у нас есть зацепка. Спасибо тебе!
Положив трубку, он взглянул на Мартина.
– Отпечатки пальцев на теле Линнеи совпадают с отпечатками на упаковке от батончика.
Мартин поднял брови.
– Надо посмотреть, найдем ли мы что-нибудь в базе.
Хедстрём покачал головой.
– Турбьёрн уже проверил – никаких совпадений.
Сам он не верил в убийцу, выбирающего жертвы наугад, – казалось, здесь все тщательно продумано, есть какие-то личные мотивы. Да и параллели с делом Стеллы не могли быть случайностью. Нет, его не удивило, что они не нашли обладателя отпечатков пальцев в полицейском реестре.
– Есть несколько человек, с которыми мы должны сравнить… – Мартин заколебался. – Мне неприятно это говорить, но… Например, родители девочки. И…
– И Хелена с Марией, – добавил Патрик. – Поверь мне, я сам об этом думал. Но, чтобы снять у них отпечатки пальцев, мы должны иметь более весомые подозрения. Отпечатки пальцев Петера и Эвы мы сняли, когда расспрашивали их о сарае, и Турбьёрн уже провел сравнение. Они не подходят.
– А разве отпечатки пальцев Хелены и Марии не сохранились в реестре? – спросил Мартин. – С предыдущего расследования?
Патрик покачал головой.
– Нет, они были детьми, когда произошло убийство, и не отбывали наказание – их отпечатков в реестре нет. Но мне очень хотелось бы сделать такое сопоставление. Особенно теперь, когда алиби Марии рассыпалось. И уже сам тот факт, что она соврала нам, заставляет меня задуматься…
– Согласен, тут что-то не сходится, – сказал Мартин. – Кстати, ты что-нибудь слышал от Йосты и Паулы?
– Да, Паула звонила. Джеймс решительно утверждает, что никаких контактов с Лейфом у него не было. Похоже, и Йоста, и Паула скептически относятся к этим его заявлениям.
– Однако, не имея ничего более конкретного, чем просто догадки, мы не можем прижать его по этому вопросу.
– Увы, – согласился Хедстрём.
– Тогда будем надеяться, что Лейф раскроет нам свои тайны. Когда ты получишь ответ по поводу разрешения?
– Завтра в первой половине дня, – ответил Патрик. – Но прокурор думает, что проблем не возникнет. Все готово, чтобы во вторник его достать… – Он вздохнул и поднялся. – Думаю, сегодня от нас уже толку не будет. Утро вечера мудренее. Завтра еще раз пораскинем мозгами – авось сообразим, как наилучшим образом использовать эту информацию.
Сообрав со стола распечатки, он сложил их в пластиковую папку и засунул в портфель. Потом вдруг остановился.
– Когда вы снова встречаетесь?
– Сегодня вечером. Ее бывший забрал сына на двое суток, так что надо этим пользоваться…
– Само собой, но все же постарайся хоть немного поспать, – сказал Патрик и положил руку на плечи Мартину, направляясь с ним к выходу.
Они уже дошли до входной двери, когда их окликнула Анника. Они обернулись и увидели, что та держит в руке телефонную трубку.
– Звонят из больницы. Они пытались дозвониться тебе, но ты не отвечаешь.
Патрик взглянул на дисплей своего телефона. В самом деле – три пропущенных звонка с одного и того же номера.
– Чего они хотят? – спросил Хедстрём, но Анника лишь показала ему жестами, чтобы он подошел и взял турбку.
Патрик подошел к стойке и взял трубку. Выслушал, сказал несколько коротких фраз и положил трубку на рычаг. Потом обернулся к Аннике и Мартину, с нетерпением ждавшим, что он скажет.
– Амина умерла два часа назад, – проговорил он, чувствуя, что голос плохо повинуется ему. – Это означает, что теперь речь идет не просто о поджоге, а об убийстве.
Повернувшись, Патрик направился к кабинету Мелльберга. Нужно спросить Карима, как поступить с детьми. Их мама умерла. И кому-то придется рассказать им об этом.
Сверху доносились приглушенные звуки телепрограммы. Халил взглянул на Аднана, вытиравшего слезы. Они попросили, чтобы их поселили вместе, и проблем не возникло – муниципалитет и без того желал, чтобы иммигранты поселились как можно кучнее, тогда временного жилья хватило бы на всех.
И вот теперь они сидят здесь. В крошечной комнатушке в темном подвале виллы постройки пятидесятых. Здесь было душно, пахло плесенью и сыростью. Но старушка, хозяйка виллы, оказалась добрая. Она угостила их ужином и вела себя очень любезно, хотя они могли сказать не так уж много слов на одном и том же языке, а еда, которую хозяйка называла мясом в укропном соусе, имела странный вкус.
После ужина начались звонки. А они позвонили другим. Все искали утешения друг у друга. Нет больше красивой, веселой, задорной Амины…
Аднан снова вытер слезы.
– Давай съездим к Кариму. Может быть, Билл согласится нас отвезти?
Халил проследил за остановившимся взглядом Аднана, устремленным на грязное ковровое покрытие. Поковырял носком одно из пятен. Оно выглядело старым и засохшим. Похоже, здесь давно никто не жил.
– Так поздно нас никто не пустит, – сказал он. – Давай завтра.
Аднан сжал руки. Вздохнул.
– Хорошо. Давай завтра.
– Как думаешь – они рассказали детям?
– Это наверняка придется сделать Кариму.
– Если он в состоянии.
Аднан снова потер лицо.
– Почему всё так, а?
Халил не знал, кому он адресует это вопрос – ему или Богу. Или Швеции – богатой и свободной стране.
– Многие были добры к нам, – ответил он. – Есть и такие, как Билл. Билл и Гунилла. И Рольф. И Стюре. Не надо о них забывать.
Говоря это, он не смотрел на Аднана. Снова потер носком пятно на ковре.
– Они нас так ненавидят, – проговорил Аднан. – Не понимаю… Они приходят среди ночи и хотят нас сжечь, хотя мы им ничего не сделали. Да-да, я знаю, что ты мне обычно говоришь. «Они боятся». Но когда кидают в дом зажигательную смесь в надежде, что живущая там семья сгорит заживо – только потому, что они приехали из другой страны, – то это уже не страх. Это нечто другое…
– Ты жалеешь?
Аднан долго сидел молча. Халил знал, что тот думает о брате, которого застрелили у него на глазах, о дяде, которому взрывом оторвало ногу. По ночам он выкрикивал во сне их имена.
Ответ казался простым – но теперь все изменилось. Изменилось после смерти Амины.
Аднан сглотнул.
– Нет, я не жалею. Выбора у меня не было. Но я понял одну вещь.
– Какую? – спросил Халил.
– У меня никогда больше не будет дома.
Сверху вновь донеслась веселая музыка из телевизора.
Бухюслен, 1672 год
Словно во сне шла Элин, когда ее вели на суд. Она все еще не осознала, что удержалась на поверхности во время испытания водой. Зал суда был переполнен – Элин догадалась, что многих желающих не пустили.
Ленсман сказал, что ее призовут к ответу, но что это означает? Есть ли что-то, что может спасти ее? Или кто-то?
Элин усадили впереди. Взгляды зевак заставили ее ерзать на месте. Одни смотрели с любопытством, другие – со страхом, третьи – с ненавистью. Бритта тоже была здесь, но Элин не решалась взглянуть в ее сторону.
Судья ударил молотком по столу, и гомон в зале затих. Элин тревожно взглянула на мужчин, восседавших за столом. Среди них она знала только Ларса Хирне. Остальные были ей незнакомы и от этого выглядели особенно грозно.
– Сегодня мы собрались, чтобы выяснить, является ли Элин Йонсдоттер ведьмой. Все мы видели, как она плыла по воде со связанными руками и ногами, и у нас есть несколько свидетелей ее темных дел, но и у Элин Йонсдоттер есть право вызвать своих свидетелей, готовых говорить в ее пользу. Имеются ли таковые у Элин?
Элин оглядела скамьи. Увидела служанок из усадьбы, соседей из Фьельбаки, Бритту и Пребена, мужчин и женщин, которым она помогла от головной и зубной боли, любовной печали, подагры и прострела. С мольбой переводила она взгляд с одного на другого, но все отворачивались. Никто не встал. Никто не сказал ни слова.
Некому ее защитить.
Наконец Элин обратила свой взор на Бритту. Та сидела с улыбкой на губах, сложив руки на еще небольшом животе. Рядом с ней сидел Пребен. Он смотрел в пол, светлая челка упала ему на глаза. Ах, как она любила эту челку! Гладила ее в минуты нежности. Она любила его. Теперь же не знала, что к нему испытывает. Какая-то часть ее помнила свою любовь к нему. Какая-то часть ненавидела его. Какая-то испытывала отвращение к нему за его малодушие. Он плывет по течению, сгибается при малейшем препятствии. Ей следовало разглядеть это раньше. Но она была слишком ослеплена его добрыми глазами и его заботами о дочери. Позволила себе отдаться мечтам и сама заполнила пробелы, где чего-то недоставало. А теперь ей придется заплатить за это сполна.
– Поскольку никто не вышел, чтобы свидетельствовать в пользу Элин, вызовем тех, кто может рассказать о ее деяниях. Первой вызывается Эбба из Мёрхульта.
Элин фыркнула. Ничего удивительного. Она знала, что Эбба только и ждет своего часа, чтобы отомстить. Как жирный паук поджидает муху. Она даже не удостоила Эббу взглядом, когда та заняла место за свидетельской кафедрой.