– Я обязан выполнять приказ. Меня и так должны были в отставку отправить после ранения. Но воевода проявил милость, нашел для меня службу, дал время оклематься. Кроме войска, у меня ничего нет, ни семьи, ни работы, если я и службу потеряю, то тогда только утопиться!
– Только не у меня, – встрял Кореней. – Нечего место портить. У меня тут шикарная чистая аура.
– Ерема, да ничего же не случилось, – робко попыталась оправдаться Юлька.
– Сегодня – ничего. – Ерема сдвинул брови, тяжко вздохнул в черную бороду. – И завтра тоже ничего не случится. Уж я позабочусь.
Он сгреб Юльку в охапку, забросил на плечо. Не успела я опомниться, как небо перевернулось, и я тоже повисла вниз головой.
– А как сладко заливала: я соскучилась, Еремушка, да как твои дела… А сама… Никакой веры вам нет, бабы, никакой! – Он бубнил так до самого дома, крепко придерживая нас на плечах, на крыльце поставил на ноги и подтолкнул в дом шлепком по попам. – И музыку эту выключите, голова болит.
– Надо же, даже не запыхался после крутого подъема, – сказала я, когда за ним захлопнулись двери.
Мы с Юлькой прыснули со смеху и пошли наверх.
После ночного купания я отрубилась мгновенно и проснулась ближе к обеду. Сварив кофе себе и Юльке, которая пока не подавала признаков жизни, я взяла чашку и направилась во двор, на свое излюбленное местечко на ступеньках крыльца. Однако дверь не открылась.
Я поставила чашку на пол, нажала ручку посильнее, толкнула дверь бедром. Что за ерунда? Меня прошиб холодный пот. Дом как-то понял, что я не настоящая ведьма, и теперь не выпускает меня в сказочный мир? Никаких больше купаний в озере с гейзером, живых тяпок, огнедышащих драконов, огромных звезд и воздуха, напоенного ароматами леса и цветов… Я больше не увижу Ярополка! Я отчаянно застучала в дверь кулаками, навалилась еще раз с разгона.
– Эй, не шуми, ведьма, – раздался из-за двери голос Еремы.
– Я не могу дверь открыть, – пожаловалась я, чуть не плача.
– Конечно, не можешь, я ее надежно заколотил.
Я помолчала, осмысливая новость, а потом разразилась такой бранью, что даже бабка-ведьма мною бы гордилась.
– А что мне оставалось делать? – Голос Еремы был невозмутим. – Приедет воевода, гвозди выдернет. За Брюсом я пригляжу, не волнуйся, и тыквы твои полью.
– А черви? – вспомнила я. – Мне надо Амфибрахия кормить.
– Небось в вашем мире тоже черви водятся. – Я услышала скрип ступенек и снова заколотила кулаками в дверь, но Ерема уже не отвечал.
– Вот сволочь одноглазая, – выпалила я.
– Вырос ведь второй глаз, – возразила Юля, спустившаяся на шум. – Кстати, новенький глаз у него зеленее, такой яркий цвет, чистый изумруд.
– Он заколотил дверь с той стороны!
Юлька подошла, подергала дверную ручку, толкнула.
– А если топором? – предложила она, невинно глядя на меня.
Я призадумалась. В принципе можно временно и без двери пожить – на улице тепло, спим мы все равно на втором этаже, без моего разрешения в дом никто не войдет.
– А вдруг дверь не простая? – засомневалась я. – Вдруг именно на ней держится защитное заклятие от нежеланных гостей или вообще выход в этот мир? И если ее повредить, то все пропадет?
– И ни одно окно не выходит в сказочный мир, – нахмурилась было Юлька, но тут же безмятежно улыбнулась: – Ну и ладно. Я же тебе говорила про новый кинотеатр? И шопингом мы давно не занимались. В нашем мире тоже полно интересного. Подождем воеводу, он Ереме покажет, где раки зимуют.
Подруга уселась на кухне, отпила кофе. Она права, ничего страшного не произошло, но я чувствовала себя как ребенок, потерявший любимую игрушку.
Я вернулась в реальный мир; набрала несколько переводов и заказов на мыло, а еще взяла ученика. Юный веснушчатый Сашка радостно согласился на обмен: он оставляет себе деньги, выделенные родителями, чтобы их рыжее чадо подтянуло английский за летние каникулы, а мне дает десять отборных червей за каждое занятие. Каждый раз он их нахваливал, как товар на рынке: свежие, жирные, а этот самый шустрый… Я наврала ему, что увлекаюсь рыбалкой, но, кажется, он мне не поверил: черви все же не самая ликвидная валюта.
Юлька возвращалась с работы вся на душевном подъеме, рассказывала тамошние сплетни, делилась успехами, я же каждый день гипнотизировала дверь на задний двор. Я могла бы ее нарисовать с закрытыми глазами: скол на левом верхнем углу, коричневая краска облупилась возле бронзовой ручки, окруженной у основания завитушками, внизу сплошь свежие царапины. Грех был возмущен поступком Еремы не меньше меня. Первые дни он так подвывал, что, думаю, на кошачьем языке его ругательства посрамили бы и мою длинную речь.
Я пыталась застращать Ерему, опустилась даже до шантажа: скажу воеводе, мол, приставал он к нам с Юлькой. Охранник на это голословное обвинение, кажется, обиделся, но дверь так и не открыл. Зато по вечерам отчитывался, что тыквы растут, а Брюс учит новые трюки: освоил тройное сальто и наловчился копать тоннели. По мне скучать и не думает, бессердечная тяпка.
А я скучала по сказочному миру. Как-то раз, маясь от тоски, терзающей меня, как зуд от комариных укусов, я зашла к Онисию. Он встретил меня приветливо, а когда я выложила на прилавок три золотые монеты, и вовсе готов был расцеловать.
– Как поживаешь, Василиса? – спросил он, изучая в лупу рисунок на монете. Кругленькие щечки гнома алели румянцем, как зрелые яблочки, седая борода вилась шелковистыми волнами до самого пола.
– Плохо, – честно призналась я и выложила все как на духу: и про приказ воеводы, и про коварство Еремы. – Онисий! – Меня вдруг как молнией озарило. – А как ты ходишь в свой мир?
– Никак. – Он взял вторую монету, прищурился и поцокал языком: – Какие линии! Какая мощь! Как пляшут языки пламени! Этого дракона у меня с руками оторвут. Вот она, сила искусства, монета даже кажется теплой.
– Как это – никак? – удивилась я, возвращая его к теме разговора.
– Равновесие между мирами, – сказал Онисий, как будто это что-то объясняло.
– То есть ходить туда-сюда нельзя?
– Можно, если осторожно, – хмыкнул гном. – Один туда, другой сюда, чтобы перевеса не было.
Я задумалась. Похоже, и в этом условии ведьмы таился подвох. Было сказано только о движении в одну сторону, а вот о том, что я должна кого-то провести в сказочный мир, – ни слова. К счастью, мироздание не рухнуло, значит, какой-то противовес сработал. Меня осенило – Юлька! Подруга, сама того не зная, спасла мир?
– Расскажи подробнее об этом равновесии, – попросила я Онисия.
– Да я сам не знаю, Василиса. Маргарита за проход между мирами драла в три шкуры, мне пришлось бы всю годовую прибыль выплатить за сомнительную радость повидаться с братцем. Как он, кстати, жив-здоров?
– Не болеет, – ответила я. – А что будет, если равновесие нарушить?
– Кто знает, Василиса, кто знает… – Он положил монеты на одну чашечку весов, на вторую аккуратно опустил бронзовую гирьку. – Равновесие – штука хрупкая. Нет, ну каков Амфибрахий! Тютелька в тютельку! Может, если чаша перетянет на одну сторону, грань между мирами истончится. Но это никому не надо, ведь так? – Он вдруг нахмурил косматые белые брови, стал серьезным, как бюст Брежнева. – Ты ведь не собираешься устроить проходной двор из своего дома?
Я провела в наш мир двух существ – оборотня и берсерка. Причем смотались они по-быстрому. В сказочный мир попала одна лишь Юлька. Может, мироздание засчитало и тяпку? Брюс все же родом из Китая. Но, значит, в противовес третьей сущности мне надо будет привести кого-то в сказочный мир.
– Так ты, Онисий, не желаешь родных повидать, – испытующе посмотрела я на гнома.
– Сколько это будет стоить? – деловито спросил он, отсчитывая купюры за монеты Амфибрахия. – Сребреники надо?
– Совершенно бесплатно, – ответила я. – Давай все в рублях. Все равно двери заколочены.
– С тобой приятно иметь дело, – расплылся в улыбке Онисий. Лучики морщин разбежались от уголков глаз. – Когда?
– Я сообщу. Кажется, на визитке был номер?
– Да, звони в любое время, Василиса. Что-нибудь еще? Емкости для ворожбы? Недавно доставили новую партию хрустальных пузырьков. Я тебе их еще в прошлый раз показывал. Прозрачные, как стекло, твердые, как камень…
Я зачарованно взяла мерцающую гранями бутылочку, которая легко уместилась на ладони.
– Такая крохотная! Что же в нее поместится?
– Что-нибудь действительно важное. А знаешь что, я тебе ее подарю, в знак зарождающейся дружбы, – расщедрился внезапно Онисий. – Какую пробку предпочтешь? Маргарита любила серебро.
Он нырнул за прилавок и вскоре появился вновь, ловко закрутил пузырек крышкой, которая выглядела настоящим произведением искусства, к ней бы цепочку приделать…
Онисий продолжал расхваливать драгоценный сосуд, но голос его звучал как через плотный слой ваты… В кулоне ведьмы не камень! Это хрустальный пузырек. А вот что в нем внутри – остается только догадываться.
Дома я достала кулон из шкатулки, повертела в руках. То, что я принимала за игру света на камне, оказалось переливами содержимого.
– А если вылить? – предложила Юлька, которой я рассказала о неожиданном открытии.
– А вдруг там опасное химическое оружие? Супермощное проклятие? Или, наоборот, что-то бесценное, вроде живой воды?
– Ну не знаю, – наморщила носик Юлька, – от кулона за версту несет чем-то мрачным. Даже я, без всякого там ведьмовского чутья, это чую. И тебе придется идти с кулоном на шабаш? Вот честно, шабаш меня пугает больше всего. Раньше на первом месте был инкуб, но он вроде выбыл. А шабаш все еще впереди. Мало ли, что тебе придется там делать!
– Постою в сторонке, – неуверенно ответила я, – постараюсь не отсвечивать.
Юлька скептически на меня посмотрела. Да, она права, мы вечно находим себе приключения на пятую точку, даже там, где, казалось бы, ничто не предвещало. Я покосилась на кулон, лежащий на покрывале. Темная непроницаемая глубина вспыхнула алыми искорками. Мурашки побежали по коже, и я поежилась. Мне вдруг показалось, что опасность ближе, чем я могла бы предполагать. Внизу раздался стук, треск досок, послышались голоса.