– Одна женщина… – Темченко запнулся. Выдавил улыбку. – Да нет, ерунда. Ничего.
Он повернул голову и посмотрел на белый квадрат окна. Внезапно Андрей испытал отголосок того ужаса, который посетил его ночью.
– Лиза, вы можете зашторить окно? – попросил Темченко.
– Да.
Она поднялась со стула, подошла к окну. Андрей закрыл глаза, на него накатила смертельная усталость.
Вот и все, тягостно думал он. Никаких перспектив не осталось. Кости слишком хрупки, чтобы срастись, это очевидно. Я переживал, что мне сорок и впереди осталось мало времени. Но, похоже, теперь у меня его нет вообще.
Из-под его сомкнутых век просочились слезы.
Андрей впал в оцепенение и пребывал в нем, пока Лиза его не окликнула и не сообщила:
– Андрей, к вам пришел тот журналист! Глеб Корсак!
– Да, – тихо отозвался он, не открывая глаз. – Пусть войдет.
Разговор у них не заладился. Собственно, говорить им было не о чем. Корсак собирался рассказать бывшему школьному приятелю о своей лесной находке, но доктор Чурсин предостерег его от этого, опасаясь, что столь жуткая новость подействует на пациента отнюдь не благотворно.
Обменявшись несколькими ничего не значащими фразами, они долго молчали. Корсак заерзал на стуле и уже хотел сказать, что уходит, но тут Андрей заговорил о том, что его волновало больше всего.
– Слушай, Глеб, я тут кое-что вспомнил. Я не совсем уверен, но… Ну, в общем, в тот день мы, кажется, поехали в лес с ребятами, чтобы отпраздновать мальчишник. Ты ведь знаешь, что такое мальчишник? – уточнил Андрей, глядя на Корсака.
– Догадываюсь, – ответил Глеб.
– Мы поехали на мальчишник к… – Темченко сбился и наморщил лоб. – Как же его… Игорь, Игорь… Пряшников? Да, кажется, Пряшников. Он учится… То есть учился в МГИМО на дипломата.
Глеб достал из кармана блокнот и ручку и записал то, что услышал.
– Кто еще с вами был? – спросил он затем. – Андрей, мне нужны все подробности.
– Я помню только Игоря. И еще – Виталика. Виталика Борзина. Помнишь, в школе он сидел перед нами? Он и пригласил меня на мальчишник. От имени Игоря Пряшникова, разумеется. Кажется, после школы Виталик поступил в МГУ. Собирался стать политологом.
– Значит, в лесу вас было трое? – Глеб принялся загибать пальцы. – Ты, Игорь Пряшников, Виталик Борзин. Так?
– Вроде да, – не совсем уверенно ответил Андрей. – Точно я тебе сказать не могу. В голове какие-то обрывки, лица, фразы… Как будто сон забытый вспоминаю. – Он едва заметно усмехнулся. – Вспоминаю, и никак не могу вспомнить.
– Значит, ты не помнишь, что было в лесу?
Темченко снова покачал головой:
– Нет. Помню только, как ехал… В машине играла музыка… Какая-то дурацкая, но модная в то время. «Я мажу губы гуталином… Будем опиум курить»… Как-то так. На этом все обрывается.
Андрей облизнул запекшиеся губы сухим языком и тяжело вздохнул:
– Ох, брат, если бы ты знал, как это жутко.
– Я знаю.
– Откуда?
– У меня хорошее воображение.
Темченко улыбнулся, но увидел, что Глеб абсолютно серьезен, и согнал улыбку с лица. Он хотел что-то сказать, но не смог, однако собрался с духом и спросил – негромко, виновато:
– Ты вспоминаешь нашу химичку?
– Иногда, – ответил Глеб.
– И что при этом чувствуешь?
– Ничего. Просто картинка из далекого прошлого.
– Далекого… – повторил Темченко. И вздохнул: – Не такого уж и далекого.
Глеб посмотрел на часы.
– Ты знаешь, мне уже пора.
– Да. Конечно.
Глеб поднялся со стула, втайне чувствуя облегчение, что тягостный и никчемный разговор закончился, и ему больше не нужно изображать заботливого друга.
– Ты найдешь их? – спросил Андрей.
– Пряшникова и Борзина?
– Да.
– Попробую.
– Позвонишь мне?
– Да. Выздоравливай.
Темченко выпростал из-под одеяла руку и протянул ее Корсаку. Глеб осторожно пожал слабые пальцы Андрея, повернулся и вышел из палаты.
Пять минут спустя Глеб забрался в машину и захлопнул дверцу.
– Как тебе этот сумасшедший? – осведомился двойник. – Смешной, правда?
Глеб достал из кармана плаща флакон с таблетками.
– Ну-ну-ну, зачем же так сразу? – иронично протянул двойник. – А перекинуться парой слов?
Глеб вытряхнул пару таблеток на ладонь и швырнул в рот. Потом достал из бардачка бутылку минеральной воды, открыл ее и сделал большой глоток. Откинулся на спинку кресла и, прикрыв глаза, расслабил мышцы.
– Я все равно вернусь, – услышал он голос призрачного двойника. – Ты ведь это знаешь?
– Знаю, – ответил Глеб, не открывая глаз.
– И буду возвращаться снова и снова. И знаешь что… Когда-нибудь я вернусь, чтобы остаться навсегда.
– Это вряд ли.
Через несколько минут Глеб открыл глаза и завел машину. Двойника рядом уже не было.
2
Дверь открыла пожилая женщина с испитым, одутловатым лицом. Одета она была в латаный-перелатаный, но некогда дорогой и роскошный восточный халат. В лицо Глебу пахнуло душным и затхлым запахом жилища, пропитанным слабыми, но от этого не менее отвратительными нотками протухших сигаретных окурков и дешевого алкоголя.
Глеб приветливо улыбнулся.
– Здравствуйте! Я к Игорю Пряшникову. Он ведь здесь живет?
Мутный взгляд женщины слегка прояснился.
– И… Игорь? – Голос был сиплый, грубый, из тех, что называют «пропитыми». Она окинула его взглядом с ног до головы: – А вы кто?
– Я его знакомый, – сказал Глеб. – Друг друга.
Пару секунд женщина соображала, потом открыла дверь шире.
– Входите!
Она посторонилась, впуская Корсака в прихожую.
А квартира оказалась весьма любопытной. Просторная «сталинка» с высоченными потолками. Гипсовые молдинги и розетки, роскошная бронзовая люстра со сверкающими хрустальными подвесками. Но половины подвесок недоставало, а великолепные обои ныне были вытерты и ободраны. На стенах – тяжелые позолоченные рамы, пустые, уже без холстов.
Было видно, что квартира, как и ее обитатели, когда-то знавала лучшие времена.
По всей вероятности, хозяева продали все, что можно было быстро и недешево продать. Но кое от чего они так и не смогли отказаться. Например, от бронзовой пепельницы, изображающей раковину, которую поддерживали два крохотных амура-путти. Отличное французское литье начала или первой четверти прошлого века. Хватило бы не на одну бутылку хорошего коньяка. А про плохой и говорить не приходится.
Впрочем, эти остатки былой роскоши смотрелись жалко и неуместно.
– Я мама Игоря, Виктория Андреевна, – представилась женщина, проводя Корсака в гостиную.
Здесь Глеб смог рассмотреть ее детальнее. У нее было бледное неровное лицо, морщинистое и пористое, как поверхность хлеба на срезе. Длинные сальные волосы, когда-то черные, а сейчас седые, свисали на округлые плечи неухоженными и давно нечесанными патлами.
– Володя, – снова заговорила она, – этот молодой человек ищет Игоря.
– Игоря? – повторил старческий слабый голос.
Глеб обернулся. Увлеченный разглядыванием комнаты, он не сразу заметил седовласого старика, сидевшего в массивном кресле, в самом темном углу, и одетого в старомодную меховую жилетку-«душегрейку».
Старик был примечательный – горбоносый, сухой, с жесткими взглядом. Глеб решил, что он похож на старого рыцаря, проведшего жизнь в сражениях и ушедшего на покой.
– Зачем вам Игорь? – сухо спросил старик.
– Я давно с ним не виделся, – ответил Глеб. – Хотел поговорить.
– Давно? – Старик прищурился на Корсака, потом скосил глаза на пожилую женщину. Та нахмурилась.
– Игоря здесь давно нет, – сказала она.
– А где же он?
– Он умер! – сипло рявкнул старик, словно старый ворон прокаркал. – Семнадцать лет тому назад!
Должно быть, прозвучало это слишком грубо, потому что женщина тут же, покраснев, улыбнулась Глебу радушной улыбкой и, явно пытаясь исправить ситуацию, предложила:
– Хотите чаю?
– Спасибо, – сказал Глеб. – Не откажусь.
Она вышла из комнаты. Глеб остался наедине со стариком. Его светлые глаза пристально смотрели на Корсака. Цветом они напоминали грязное стекло. Почувствовав себя неловко, Глеб одернул пиджак.
– Меня зовут Владимир Яковлевич, – представился старик. – Я отец… вернее, был когда-то отцом Игоря.
– Очень приятно, – вежливо сказал Глеб. – Я хочу извиниться за…
– Вы ведь никогда не знали Игоря, верно? – перебил его старик, продолжая пристально вглядываться в лицо Глеба.
– Верно, – отозвался тот.
– Тогда к чему это вранье?
Глеб пожал плечами и ответил честно:
– Я хотел встретиться с ним.
– Зачем?
– Один мой знакомый… друг детства… много лет назад попал под колеса грузовика и впал в кому. А пару недель назад он проснулся.
Старик смотрел на гостя недоверчиво.
– Разве такое бывает? – хрипло осведомился он.
– Бывает, хотя и редко, – ответил Глеб. – Травму он получил восемнадцать лет назад, когда поехал за город со своими друзьями. Одним из этих друзей был ваш сын Игорь.
– Вот как. – Старик вздохнул. Помолчал. Пожевал немного запавшими губами, затем проговорил негромко: – Значит, для вашего приятеля та поездка едва не закончилась смертью?
– Да.
– Как его зовут?
– Андрей Темченко.
Старик нахмурил морщинистый, покрытый пигментными пятнами лоб.
– Я его помню, – сказал он. – Этот мальчик много раз заходил к Игорю. – Несчастный отец вновь взглянул Глебу в глаза. – С ним все будет хорошо?
– Трудно сказать, – ответил Глеб. – Сейчас он очень плох. И практически ничего о себе не помнит.
– И он надеялся, что Игорь поможет ему вспомнить?
– Да.
Владимир Яковлевич вздохнул.
– Что ж, если так… История была странная и, как мне кажется, скверная. Восемнадцать лет назад Игорь должен был жениться. За несколько дней до свадьбы он решил устроить что-то вроде пикника. Он и еще несколько парней отправились за город, в лес. Игорь говорил что-то про заброшенный охотничий домик…