– Нет.
– Пьянствовал?
– Не особо.
– Торчал в казино?
– Почти. – Глеб задержал дыхание, чтобы подавить приступ тошноты, а потом коротко пояснил: – Карты.
– Ясно. – Мара вздохнула. – У меня тоже был один такой. Я его любила безумно, а он меня проиграл своему другу. Я потом даже хотела его убить. Но передумала.
– Почему? – спросил Глеб.
Мара махнула рукой и небрежно ответила:
– Поняла, что не хочу садиться из-за этого козла в тюрьму. Слишком много чести! К тому же его друг оказался хорошим мужчинкой. Он меня любил, покупал мне разные подарки. Но он был скучный, и я от него ушла.
– К Гурамову? – уточнил Глеб.
Она усмехнулась:
– Нет. Гурамов случился намного позже.
– Ясно. – Он шумно перевел дух. – Спасибо, что спасла меня, Мара.
– Не за что, красавчик. Я сделала это не для тебя.
– Знаю. Ты хотела насолить Гурамову. И думаю, у тебя это получилось.
– Хорошо, если так! – лучезарно улыбнулась красавица. – Значит, к воскресенью я получу новую шубку! За что Шалвик на тебя взъелся?
– Я побил его сына.
– Ты? Бадрика? – Она окинула взглядом худощавую фигуру Глеба. – А не врешь?
– Нет, – ответил он.
Она улыбнулась, затем наклонилась к Корсаку и поцеловала его в губы.
– Это тебе за Бадрика! Маленький говнюк давно напрашивался, но никто не решался с ним связываться! Ты хоть понимаешь, что Шалва тебя теперь убьет?
– Пусть попробует.
Глеб поднялся с дивана.
– Мара, мне пора идти, – пробормотал он, скривившись от боли. – Еще раз спасибо.
Глеб сделал шаг к двери, но покачнулся и рухнул на пол. Мара посмотрела на него задумчиво, вздохнула и потянулась за телефоном.
– Алло, «Скорая»? – сказала она в трубку, набрав номер. – У меня тут мужчинка. Кажется, ему плохо… Что? Платная? – Она мстительно улыбнулась. – Отлично. Выделите этому человеку лучшую палату! А счет пришлите депутату Шалве Гурамову. Записывайте адрес!
Мара продиктовала адрес, затем отключила связь.
– Шалвик придет в ярость, – не без удовольствия проговорила она.
4
Полицейский фотограф еще несколько раз щелкнул вспышкой фотоаппарата, запечатлевая положение трупа и заставив Машу сощуриться от яркого света.
Обнаженный труп мужчины лежал на постели среди смятых простыней. Руки его были привязаны к железным прутьям спинки кровати, левая – ремнем, правая – галстуком. Запястья стерты и ободраны в кровь. Лицо и шея распухли и посинели. На подбородке и щеках виднелись следы ожогов и капли белого свечного парафина. Рот трупа был зашит черными нитками.
На столике рядом с кроватью стояли бокал и бутылка шампанского «Кристалл», почти пустая.
– Его фамилия Ройзман, – сказал Стас Данилов. – Артур Осипович Ройзман.
Маша кивнула. Остекленевшие глаза трупа были пусты, как у всех мертвецов, но Маша ясно представляла себе, как выглядели эти глаза в течение нескольких минут, когда Ройзман боролся за жизнь, задыхаясь, страдая от боли, которую причиняла ему горящая свеча, стараясь освободить руки.
Фотограф по-прежнему щелкал камерой.
– Кто обнаружил труп? – спросила Маша.
– Уборщица, – ответил Стас. – Она пришла убрать номер. Постучала, не услышала ответа, открыла дверь, вошла и… увидела это. – Данилов, стоявший у комода, покосился на труп и добавил: – В ближайшее время она вряд ли куда-нибудь пойдет. Бедняжку полчаса отпаивали валерьянкой.
Судмедэксперт Лаврененков, осматривавший тело, выпрямился и, болезненно скривившись, размял рукою поясницу.
– На первый взгляд смерть наступила от асфиксии в результате анафилактического шока. – Лаврененков усмехнулся и добавил: – Вряд ли этот парень задохнулся от счастья. Хотя эрекция у него была.
Стас невольно взглянул на половой орган мертвеца, похожий на скрученный, подвядший капустный лист.
– Не самая плохая смерть, если подумать, – сказал Лаврененков. – Элвис Пресли, например, умер, сидя на унитазе. А писатель Шервуд Андерсон проглотил зубочистку и скончался от развившегося панкреатита. Так что этому парню еще повезло.
– Семен Иванович, вам кто-нибудь говорил, что у вас больное чувство юмора? – поинтересовался Стас.
– А то. Я ведь судмедэксперт. Я имею дело с жестокостью, патологией и смертью. Поэтому и юмор у меня соответствующий.
– Боже! – воскликнула вдруг Маша. – Посмотрите на его лицо! И на его шею!
Капитан Данилов, эксперт Лаврененков и полицейский фотограф Сарычев уставились на мертвеца. Горло трупа дергалось, обожженные щеки слегка вибрировали.
– Он жив! – воскликнул Толя Волохов и сделал шаг к кровати.
– Ерунда! – рявкнул Лаврененков и оттолкнул гиганта тощей рукой.
Затем быстро вынул из чемоданчика острый скальпель, склонился над трупом и одним быстрым движением перерезал стежки ниток. Губы трупа разошлись, и между ними протиснулся черный кончик языка.
Толя Волохов открыл от изумления рот.
– Что за… – начал было он, но договорить не успел.
Маша вскрикнула, фотограф осел на диван и опустил фотоаппарат, Стас попятился назад, а судмедэксперт Лаврененков выронил скальпель, когда изо рта трупа выполз большой черный паук. И тут же между губ протиснулся еще один. А за ним третий.
Один из пауков упал на пол к ногам Стаса Данилова. Тот выругался и машинально раздавил насекомое каблуком.
– Стас! – осадила его Маша.
Данилов поднял на нее взгляд, нахмурился. Лаврененков отошел от изумления первым. Он извлек откуда-то щипцы и принялся ловить пауков. Это оказалось несложно – двигались насекомые медленно, словно пьяные.
Вскоре четыре здоровенных мохнатых паука сидели в пластиковом контейнере, который Лаврененков достал из своего чемоданчика.
– Твою мать… – простонал Волохов и вытер рукою вспотевший лоб. – Всякое видел, но такое…
Тем временем Лаврененков, действуя умело и быстро, подхватил щипцами раздавленного паука, уложил его на стеклянный поддончик и аккуратно расправил пинцетом.
– Это какая-то разновидность тарантула, – сказал он. – Скорей всего, мизгирь.
– Кто? – не понял Стас.
– Мизгирь, – повторил Лаврененков. – Южнорусский тарантул.
– Ядовитый? – уточнила Маша.
– Угу. Как все тарантулы. Но укус мизгиря для человека не смертелен.
– Их было целых пять штук, – напомнила Маша. – И, вполне возможно, что есть еще – в пищеводе или в дыхательных путях.
Лаврененков пожал плечами:
– Ну, по крайней мере, теперь мы знаем, отчего наступила асфиксия. Убийца запихал бедолаге в рот мизгирей, а потом, чтобы они не выбрались обратно, зашил ему губы ниткой.
– И для верности прижег Ройзману щеки и шею свечкой, чтобы расшевелить насекомых, – сказала Маша.
– Точно. – Лаврененков поднял прозрачный пластиковый контейнер и встряхнул его. Пауки зашевелились, заскребли лапками по стенкам. – Один укус был бы не смертелен, – продолжил эксперт. – Но десяток укусов вызвал у Ройзмана анафилактический шок и асфиксию. Довольно изобретательное убийство. Обязательно опишу его в своем будущем учебнике!
– Но почему именно пауки? – спросил Стас. – Какая связь между сексом, дешевым гостиничным номером, бутылкой «Кристалла» и насекомыми?
– Связи никакой, – сказал Толя. – Просто все совпало.
– Почему же? – возразил Лаврененков. – Как раз наоборот. Насекомые во многих культах сопровождают мертвецов на тот свет. И обратно – если мертвецы задумали вернуться в наш мир. Пауки, тараканы, жуки, прочая мерзость. Даже ночные мотыльки.
– Мотыльки?
– Ну да. Например, на Украине верят, что души умерших превращаются в ночных мотыльков и слетаются по ночам на пламя свечей. Пауки из той же оперы.
Лаврененков убрал контейнер в чемоданчик. Встретился взглядом с Машей и кивнул:
– Да-да, Маруся, знаю. Экспресс-тест ДНК и все такое прочее. Я уже взял необходимые пробы и соскобы, не волнуйся.
Лаврененков снял перчатки и швырнул их в раскрытый чемоданчик. Потом достал оттуда же свою неизменную стальную фляжку с коньяком. Открыл ее, взглянул на мертвеца и отсалютовал ему фляжкой.
– Ваше здоровье!
Затем сделал хороший глоток.
– Когда они зашевелились, я подумал, он ожил, – пробасил Волохов, который, кажется, все еще не пришел в себя.
– Трупы не оживают, – назидательно произнес Стас. – В твоем возрасте, Толя, пора бы об этом знать.
Волохов хмыкнул.
– Ты сначала в зеркало на себя посмотри, храбрец, – сказал он Стасу. – У тебя до сих пор губы дрожат.
– Это от отвращения, а не от страха, – возразил тот. И добавил, неприязненно искривив губу: – С детства ненавижу пауков.
– Ладно, – сказала Маша. – Пожалуй, хватит на сегодня мистики. Надо доделать протокол осмотра. Семен Иванович, уберите фляжку подальше, мне понадобится ваша помощь.
И вновь ярко полыхнула вспышка. Фотограф продолжил работу. При каждой вспышке казалось, что труп вздрагивает. Выглядело это жутко.
5
Радиоприемник, стоящий на белом подоконнике, вздрогнул от разухабистого мажорного музыкального аккорда, а затем бодрый голос из динамиков весело проговорил:
– Анекдот-парад, «Юмор-FM»! Приходит как-то пациент к стоматологу и говорит: «Доктор, не могли бы вы мне помочь? Мне кажется, что я ночной мотылек». «Так вам, дорогой мой, надо не ко мне. Вам надо к психиатру». – «Да, знаю». – «Так почему же вы пришли ко мне?» – «А у вас свет горел».
Последнее слово потонуло в утрированном хохоте, а затем певучий голос пропел:
– Радио «Юмор-FM!» Мы дарим вам хорошее настроение!
Глеб поморщился, протянул руку и выключил приемник.
Едва он опустил забинтованную голову на подушку, как дверь открылась и в палату вошла Маша Любимова.
– Привет! – сказала она.
– Привет, – вяло отозвался Глеб.
Ему было стыдно из-за того, что позволил уложить себя какому-то «быку». Кроме того, Глеб сильно на себя злился, и Маша, хорошо знавшая Корсака, прекрасно это понимала.
– Как ты? – спросила она, глянув на перевязанную бинтом голову.