Пару минут спустя, распрощавшись с матушкой, которая удалилась хлопотать по хозяйству, Стас и Маша зашагали следом за сестрой Таисией, от точеного профиля которой Данилов не мог отвести глаз.
– Сестра Таисия, – заговорил он игривым голосом, – можно вас кое о чем спросить?
– Спрашивайте, – спокойно отозвалась она.
– Что привело вас в монастырь?
– Это личное.
– Наверное, дело в несчастной любви? Я угадал?
Она повернула голову и с легким удивлением посмотрела на Данилова.
– Почему вы так решили?
– Потому что не представляю, как такая красавица, как вы, могла оказаться в монастыре. На ум приходит только несчастная любовь.
– Я пришла сюда по вере и убеждению, – сказала сестра Таисия.
– Ну, это понятно, – кивнул Стас. – Но что послужило толчком?
– Авария, – ответила девушка. – И клиническая смерть.
Стас слегка стушевался. Впрочем, ненадолго. Вскоре он снова приступил к расспросам, и расспросы эти приобрели еще более вольный характер.
– Сестра Таисия, я хотел спросить про ваш монастырский устав. Он очень строгий? Во сколько вы, например, ложитесь спать?
Девушка сдвинула брови.
– Простите, но матушка не благословляет нас на такие разговоры.
Стас хотел еще что-то спросить, но Маша незаметно показала ему кулак, и он замолчал.
Они прошли мимо бревенчатого колодца и старых лип.
– Вы часто общаетесь с сестрой Ангелиной? – спросила Маша.
– Не часто. Она очень молчаливая. Почти все свое время она проводит в работе и в молитвах.
– В работе?
– Да. Сестра Ангелина – наш лучший иконописец. Но вы об этом и без меня знаете.
Маша и Стас переглянулись. Данилов незаметно пожал плечами.
– И что, ее работы действительно хороши?
– Очень. Она пишет святые лики в традиции канонической византийской иконописи. Другие сестры-иконописцы тоже пытаются, но до сестры Ангелины им пока далеко.
Они прошли по мостику через ручей и оказались в другой части обители, возле небольшого кирпичного здания.
– Это иконописная мастерская, – объяснила их провожатая. – Но сестра Ангелина сейчас не там, а у себя в келье. Она с утра себя неважно чувствует.
– Она болеет? – спросил Стас.
Сестра Таисия покосилась на него и ответила:
– Да. Вы же сами знаете.
Данилов не знал, но не нашел нужным уточнять.
– Начинала сестра Ангелина практически с нуля, – продолжала сестра Таисия. – Сперва копировала репродукции старинных икон. Читала специальные книги, обращалась за советами к разным иконописцам. Но теперь она лучшая. Благодаря ей в нашу мастерскую поступает много заказов от других монастырей и приходов.
Стас покосился на асфальтовую дорожку, петляющую между берез.
– А куда ведет эта тропинка? – спросил он.
– К реке. Там есть небольшой рыбацкий мостик. Мы с сестрами иногда любим половить рыбу.
– Вы любите рыбалку?
– Конечно. У нас тут есть караси, плотва, подлещики! А иногда даже клюет голавль!
Глаза сестры Таисии возбужденно блеснули, но она тут же устыдилась своего азарта и притушила блеск.
Стас, уловив в ней человеческую слабость, снова почувствовал себя в своей тарелке.
– А послушайте, сестра, – заговорил он глубоким, бархатистым голосом, на который клевали женщины, – вы не жалеете, что стали монашкой? В жизни ведь столько возможностей. Особенно для такой сексуальной, красивой и умной девушки, как вы. Вам не страшно навсегда остаться Христовой невестой?
Сестра Таисия резко остановилась. Посмотрела на Стаса яростным взглядом и выпалила:
– Прошу вас больше не вести со мной таких разговоров! Я инокиня, и мне не подобает об этом!
– Стас, угомонись, – строго осадила коллегу Маша.
Он примирительно поднял руки.
– Хорошо. Больше не буду, клянусь. Раз уж сестре Таисии так трудно бороться с искушениями.
Он улыбнулся и опустил руки.
Юная монахиня отвернулась и снова двинулась вперед. Через несколько шагов она сказала:
– Простите меня за горячность, Станислав. Но, чтобы вы знали… я никогда не жалела об избранном пути. Кстати, мы уже пришли. Я введу вас к ней, а сама уйду. Так она велела.
3
– Стас, если позволишь, говорить буду я, – шепнула Маша на ухо Данилову.
– Да нет проблем, – пожал плечами Стас. – Я с удовольствием послушаю.
Переступив порог комнаты, Маша поприветствовала женщину, сидевшую к ним спиной в инвалидном кресле и одетую во все черное.
– Здравствуйте, сестра Ангелина! Я – Мария Александровна Любимова, а это…
– Да, – сипло произнесла монахиня. – Я знаю, кто вы.
В комнате пахло красками и растворителями. На мольберте стояла незаконченная икона, изображающая какого-то старика с нимбом над головой. Лик святого, пристально вглядывающегося с деревянной доски в нашу реальность, показался Маше слишком темным и гневным для человека, на которого снизошла Божья благодать.
Тем временем сестра Ангелина медленно развернулась и посмотрела на вошедших.
Маша с трудом сдержалась, чтобы не отвести взгляд. Выглядела сестра Ангелина ужасно. Левая часть ее лица оказалась практически вмята внутрь. Лицевые кости были когда-то сломаны и срослись не так, как следовало. На левом глазу белело жуткое бельмо, но зато правый глаз, черный, как уголь, смотрел пристально и жестко – словно просвечивал собеседника насквозь.
– Зачем вы пришли? – сухо спросила сестра Ангелина, глотая букву «р».
– Мы хотим с вами поговорить.
– О чем?
– Об одной… давней истории.
– Давней?
– Да. Той, что произошла восемнадцать лет назад.
На уродливом лице монахини не дрогнул ни один мускул. Внезапно Маше показалось, что в комнате слишком темно, несмотря на то, что дневной свет беспрепятственно лился в незашторенное окно.
Сестра Ангелина молчала. Молчали и Стас с Машей. Несколько секунд в келье, пропахшей красками и растворителями, стояла тишина. Лишь белый ночной мотылек бился крыльями об оконное стекло и толстую деревянную раму.
Поняв, что сестра Ангелина не собирается прерывать молчание, Маша заговорила снова.
– Этот разговор чрезвычайно важен для расследования, которое мы ведем, – сказала она. – Поэтому я буду вам очень благодарна, если вы ответите на все наши вопросы прямо и без утайки.
Сестра Ангелина разомкнула тонкие губы и пробормотала:
– Восемнадцать лет назад я была другой женщиной.
– Да, мы знаем.
– И я давно ответила перед людьми за ее грехи. Теперь я отвечаю только перед Богом.
– Я понимаю, – кивнула Маша. – Но от ваших ответов зависит жизнь человека.
– Жизнь человека?
– Да. Его зовут Андрей Темченко.
И вновь на жутком лице сестры Ангелины ничего не отразилось. Оно было безжизненным и бесчувственным, как потрескавшаяся земля пустыни.
– Восемнадцать лет назад Андрей Темченко и три его друга отправились в лес, – сказала Маша. – После…
– Я не хочу этого слышать, – произнесла сестра Ангелина скрипучим голосом.
Стас Данилов, до сих пор нетерпеливо топтавшийся у двери, решил вступить в разговор.
– Мы нашли бумажник с прядью волос и…
– Прядь волос? – картаво перебила сестра Ангелина и посмотрела Стасу в лицо, отчего тот слегка поежился. – Она у вас?
– Нет, – растерянно ответил Стас. – Она в лаборатории. Мы…
Сестра Ангелина тяжело и хрипло вздохнула.
– Это волосы моего маленького сына! – почти выкрикнула она. – Его давно нет в живых!
Маша и Стас переглянулись. Он напряженно усмехнулся и сказал, обращаясь не столько к монахине, сколько к Маше.
– Что ж, по крайней мере, одной тайной стало меньше.
Маша сделала ему знак помалкивать и снова начала беседу.
– Сестра Ангелина, – спокойно заговорила она, – расскажите нам, пожалуйста, что произошло в охотничьем домике?
– Я не знаю, – сухо отозвалась монахиня.
– Как не знаете? – снова встрял в разговор Стас. – Вы же там были!
– Там была не я, – отчеканила сестра Ангелина. – Там была та, кем я когда-то являлась.
– Хорошо. Тогда спросите ту, «другую», что она делала в охотничьем домике восемнадцать лет назад!
– Стас, – с легким упреком произнесла Маша.
Он снова примирительно поднял руки, как бы говоря – «ладно, умолкаю, дальше говори сама».
– Сестра Ангелина… – начала Маша.
– Бросьте это дело! – хрипло перебила ее, словно прокаркала, сестра Ангелина, сверкая белым глазом. – Бросьте!
– Мы не можем, – спокойно и веско сказала Маша. – Один из тех парней покончил жизнь самоубийством. Другого убили. Рассказать вам как?
Сестра Ангелина молчала, сдвинув брови и поджав тонкие губы.
– Ему набили рот ядовитыми пауками, – сказала Маша. – А потом…
– Что с остальными двумя? – внезапно спросила монахиня, сверкнув слепым глазом. – Они живы?
– Да. По крайней мере, один из них точно жив. Он в больнице.
– Он никогда не выйдет оттуда.
– Что?
Монахиня подняла голову и торжественно заявила:
– Время пришло. И эти двое тоже умрут. Как умерли их друзья.
Маша шагнула вперед.
– Расскажете нам, что вы знаете? – спросила она.
Сестра Ангелина вздрогнула. Медленно перевела на Машу взгляд, а потом резко сказала:
– Уходите! Я вам ничего не должна!
Маша оторопела. Они со Стасом переглянулись.
– Сестра Ангелина…
– Уходите! – закричала монахиня, выпучив на них два страшных глаза – белый и черный. И, вцепившись тощими пальцами в подлокотники кресла, резко подалась вперед. – Уходите! Вон!
Дверь за спиной Стаса открылась, и в комнату заглянула сестра Таисия.
– Прошу вас – идемте! – сказала она.
Сестра Ангелина принялась раскачиваться в кресле, бормоча отчаянным, безумным, полным горечи голосом:
– Уходите!.. Уходите!.. Уходите!..
– Пойдем, Глеб, – сказала Маша.
– Но…
– Пойдем!
Маша почти насильно вытолкнула Данилова из комнаты.
– Подождите меня на улице, – велела им сестра Таисия. – А я попробую ее успокоить.