– Прошу вас, выйдите! – умоляющим голосом произнес доктор. – Мать измучена! Ей нужен отдых!
Лицо его, бледное, с капельками пота на лбу и подбородке, было похоже на срез заплесневелой сырной головы.
– Идемте, – сказала Елена, взяла Машу за руку и вывела ее из комнаты.
Когда тяжелая дубовая дверь закрылась за ними и они оказались в коридоре, Маша почувствовала облегчение.
– Этот мужчина действительно врач? – спросила она у Елены.
– Да, – ответила та.
– Неужели магия и медицина совместимы?
– Медицина – это тоже магия, – ответила Елена. – Только привычная нам. Никто конкретно не знает, как именно действует анальгин на организм, но докторам и пациентам это нисколько не мешает: первым – его назначать, вторым – употреблять.
Из-за двери послышался страшный стон.
– Простите, – извинилась Елена, открыла дверь и скрылась в комнате.
Несколько секунд было тихо. Потом стон повторился. Раздалась громкая брань, приглушенная стеной и толстой дверью. Затем – цокоток каблуков, створка распахнулась, и в коридор вышла Елена.
Она остановилась, посмотрела на Машу строгим холодным взглядом, затем сухо произнесла:
– Мне жаль, но вам придется уйти.
– Что-то случилось? – спросила Маша.
– Мать не в себе. Ваш приход вызвал у нее приступ. Не знаю, в чем тут дело. Вероятно, у вас не совпадают ауры.
– Жаль, что так получилось, – сказала Маша.
– Мне тоже, – отчеканила помощница. – Вас проводят до выхода. Лида! – крикнула она. – Лида!
Послышались легкие шаги. Из-за угла показалась невысокая худенькая девушка, одетая в темное платье. Голова ее была повязана белым платком.
– Проводи нашу гостью до выхода, – распорядилась Елена. – Только выведи ее через черный ход.
Лида кивнула. Елена перевела взгляд на Машу.
– Статья теперь, вероятно, не выйдет? – спросила она.
– Статья?
– Да. Вы ведь собирались написать о нас статью.
– Скорее всего, нет, – согласилась Маша.
Елена на несколько секунд задумалась, а потом спросила:
– Когда вы уезжаете в Москву?
– Сегодня, – ответила Маша. – Но я могу задержаться.
– Правда?
– Да. Этот материал очень важен для нас.
Елена снова задумалась.
– Вот как мы поступим… – заговорила она после паузы. – Позвоните мне завтра, после обеда. Я попытаюсь поговорить с Матерью.
– Спасибо. – Маша вежливо улыбнулась. – Простите, можно еще один вопрос?
– Что за вопрос?
– Я слышала, что у Матери есть дочь и зовут ее Катя.
– Нет. Вас ввели в заблуждение. Можете ехать домой сегодня. Прощайте!
Елена резко развернулась и скрылась в комнате Суховей.
5
– Давно вы здесь? – спросила Маша, шагая по коридору рядом с девушкой Лидой.
– Нам нельзя обсуждать дела общины с чужими, – тихо отозвалась та.
– Понимаю.
Несколько секунд они прошли молча.
– Вам здесь нравится? – снова спросила Маша.
– Да, – так же тихо ответила Лида. – Конечно. Община помогает мне гармонично развиваться.
– А ваши родители? Где они живут?
– Их нет. Уже давно.
– А что с ними случи…
– Мне нельзя с вами об этом говорить, – перебила ее Лида.
– Даже про родителей?
– Даже про них.
– Ладно, – пожала плечами Маша.
Еще через несколько шагов Лида покосилась на нее и вдруг спросила:
– Вы пришли разрушить нашу общину, да?
Маша удивленно вскинула брови:
– Почему ты так решила?
– Я способная, – пояснила Лида. – Могу видеть образ будущего.
– В таком случае, ты знаешь ответ, – сказала Маша.
Они спустились по узкой лестнице вниз.
– Нам сюда, – Лида указала налево. – Сестра Елена велела, чтобы вы вышли через черный ход. Там будет дворик и дорожка прямо до остановки автобуса.
Маша остановилась. Внимательно посмотрела по сторонам и себе под ноги, хотя сама толком не смогла бы объяснить, что надеялась здесь увидеть. Интуиция подсказывала ей, что приключение еще не закончено.
Так и вышло. Маша почти не удивилась, когда увидела на ламинате оттиск каблука – кровавый полумесяц. Маша двинулась к нему.
– Куда вы?
– Я сейчас, – ответила Любимова.
– Туда нельзя! – испуганно крикнула провожатая.
– Я на минуту.
Маша почти бежала по узкому коридору, внимательно глядя на тусклые оттиски окровавленного каблука.
– Остановитесь! Туда нельзя! – кричала сестра Лида, семеня за ней.
Девушка попыталась схватить ее за плечо, но Маша с силой оттолкнула ее от себя. Лида ударилась спиной о стену, но тут же снова ринулась за Машей. А та уже остановилась возле двери, где обрывался кровавый след. Дверь была железная, выкрашенная масляной краской.
Лида подскочила сзади и дернула ее за плащ.
– Нельзя! – завопила она. – Нельзя!
Чтобы избавиться от атак навязчивой «киевницы», майор Любимова быстро достала из сумки удостоверение ГУВД, раскрыла его и сунула Лиде в лицо.
– Я из полиции! – сказала она. – Расследую преступление! Будешь мне мешать – арестую!
Маша убрала удостоверение и повернулась к двери. Вместо обычной ручки здесь было что-то вроде кремальерного запора, как на люках подводных лодок.
– Что там? – спросила Маша, кивнув на массивную никелированную ручку запора.
– Хо… холодильник, – пробормотала Лида.
Маша взялась за круглую ручку и с силой ее крутанула. Раздался щелчок, тяжелая стальная дверь распахнулась, и в лицо Маше повеяло холодом.
Она обернулась к Лиде, но той уже не было в коридоре. Наверняка побежала докладывать Елене. Времени было мало. Маша вошла в холодильную камеру, нащупала на стене рубильник и зажгла свет. И тут же оказалась перед рядом замороженных и освежеванных свиных туш, висящих на крюках.
Подавив приступ тошноты, Маша двинулась вперед по хрусткому, покрытому белой наледью полу. Сделала шаг, другой, третий, обогнула последнюю свиную тушу и замерла на месте. В углу морозильной камеры на стальном полу лежала обнаженная девушка. Широко раскрытые глаза ее покрылись коркой льда, тело было распорото от ключиц до паха, органы – вынуты.
Маша повернулась и быстро вышла из камеры, доставая по пути мобильник из сумочки.
– Любопытствуете? – услышала она мужской голос.
Маша резко подняла голову и увидела перед собой рослого широкоплечего мужчину с каким-то стертым, безликим лицом. Он был одет в черную рубашку, джинсы и серый шерстяной пиджак.
– Я… искала туалет.
– Чому нэ спыталы в кого-нэбудь з сестэр?
– Что? – не поняла Маша.
– Я говорю, почему не спросили у кого-нибудь из сестер?
– Никого не было рядом.
– Ось как? – холодно усмехнулся верзила.
Послышался звук шагов. Из-за угла вывернули Лида и Елена. Помощница матери остановилась и пристально посмотрела на Машу. Затем шагнула к ней, схватила за руку и резко подняла ее к своему лицу. Край рукава Маши был испачкан кровью.
– Возьми ее! – коротко приказала Елена.
Мужчина угрожающе двинулся на Машу. Она отскочила к стене, выхватила из сумочки травматический пистолет и направила его верзиле в грудь.
– Не приближайтесь! – яростно и жестко проговорила она.
Он остановился и вопросительно посмотрел на Елену. Та, уставилась на Машу.
– Журналистка с пистолетом? – иронично протянула она. – Это что-то новое. Боюсь, с этого дня нам придется обыскивать всех гостей.
– Не придется, – сказала Маша.
Продолжая держать верзилу на прицеле, она поднесла к глазам сотовый телефон. Нажимая на кнопку связи, Маша на секунду потеряла бдительность. Охранник молниеносно прыгнул на нее и ловким движением сбил с ног, одновременно выхватив у нее пистолет.
Свободной рукой он схватил Машу за горло, а в другой повертел ее пистолет.
– Травматика, – с усмешкой сказал он.
Маша, задыхаясь и хрипя, попробовала дотянуться до упавшего на пол телефона. Но верзила-охранник одним рывком поднял ее на ноги и спросил у Елены:
– Что с ней делать?
– Веди ее за мной, – распорядилась та. – Я посоветуюсь с Матерью.
– Вона дужэ багато бачила.
– Я сказала: я посоветуюсь с Матерью.
– Якщо вона кому-нэбудь розповисть…
– Хватит! – рявкнула на охранника Елена. – Я поговорю с Матерью и скажу тебе, что делать!
– Добрэ, – пробасил верзила, сунул пистолет в карман пиджака и слегка ослабил хватку.
– Я из российской полиции! – прохрипела Маша, глядя ему в глаза. – Меня будут искать!
– Я в цьому сумниваюсь, – усмехнулся он.
– Вы не понима…
Верзила достал из другого кармана носовой платок, смял его в ком и грубо втолкнул его Маше в рот. Потом заломил ей руку за спину и потащил вслед за Еленой и Лидой.
6
– Лучше зажмурься, если не хочешь отдирать скотч вместе с глазами, – посоветовал охранник.
Маша закрыла глаза. Он обмотал скотч вокруг ее головы, заклеивая веки. Маша погрузилась во тьму. И тут же испытала чудовищный приступ паники. Она поняла, что сейчас умрет – до того, как эти гады тронут ее. Умрет от ужаса, от комка, вставшего в горле, от разрыва сердца, судорожно бьющегося в груди.
«Успокойся, Любимова, – приказала она себе. – Ты еще жива. И ты выпутаешься из этой ситуации».
Охранник связал Маше скотчем руки за спиной, затем усадил ее на стул. Некоторое время из-за закрытой двери доносились стоны Матери. А затем стоны эти обрели форму слов, и Любимова услышала связную речь.
– Ты чуешь мэнэ?.. – спрашивала кого-то Суховей. – Заклынаю тэбэ! Заклынаю тэбэ!.. Ты плоть моя и кров моя!.. – Старуха говорила медленно, с частыми перерывами, словно для того, чтобы отдышаться перед следующими яростными призывами.
Толстуха заплакала. Машу пробрал мороз, когда она поняла, с кем только что беседовала Мать. В ее памяти возник образ обугленного женского трупа, лежащего на жухлой траве.
КАТЯ СУХОВЕЙ!
– Залышився ще одын… – снова заговорила Суховей, всхлипнув. – Вбый його… Заклынаю тэбэ плотью и кровью, вбый його… Вбый!..