Поэтому сухо, безэмоционально, незаинтересованно кивнул пациентке на кресло у стола:
– Слушаю вас.
Девушка широко заулыбалась, обнажив белые, будто рафинад, зубы.
– А мне помощь от вас не нужна.
– Зачем же вы пришли ко мне?
– Помочь вам.
Тут пришел черед ему устало усмехнуться:
– Извините, я никакой помощи не просил. И в ней от вас совершенно не нуждаюсь.
– Может быть, вам это только кажется?
Она ловким движением закинула ногу за ногу в широких разноцветных штанах, напоминающих о джунглях с изобилием тропических птиц и цветов. Поведение ее нисколько не было похоже на то, как обычно держали себя в этом кабинете женщины (и редкие мужчины), приходившие на прием. Обычный посетитель Данилова, особенно спервоначалу, был робок, застенчив, насторожен, он тщательно изучал обстановку и хозяина кабинета, аккуратно подбирал слова. Девушка же чувствовала себя совершенно свободно, если не сказать развязно.
Сумочки никакой при ней не было, поэтому гостья залезла в холщовый с бисером ксивник, висящий у нее на груди, достала оттуда визитную карточку и протянула Данилову.
– «Дарина, потомственная ведьма», – вслух прочел он, а про себя подумал: «Боже ты мой! Вот принесла нелегкая шарлатанку и клоунессу!» Проговорил с тончайшей иронией:
– Просто «Дарина», да вдобавок «ведьма» – это для публики. А как вас по батюшке? Фамилия ваша как?
– Дарина Андреевна Капустина, если вам угодно. Имя реально, ни разу не псевдоним. Двухтысячного, или, если угодно, нулевого года рождения.
– Возраст для меня совершенно не обязателен. А вот «потомственная» – значит, матушка ваша была тоже ведьмой? Или папаша – ведьмак?
– Ах, дорогой Алексей Сергеевич, – в легком стиле продолжила она, – абсолютно ни к чему здесь ваш сарказм, потому что пришла я сюда ради вас. Я почувствовала, что помощь требуется именно вам, поэтому и заявилась, чтобы предложить вам ее. Ведь в последнее время вы видите неприятные сны, не так ли?
Данилов усмехнулся. Заход с «неприятными снами» годился для всех подряд – кого из нас, современных горожан, кроме тех, кто злоупотребляет снотворным, не посещают от времени до времени тревожащие ночные видения!
– А этот случай с сахарным пакетиком, оказавшимся наполненным солью? – продолжала гостья.
Данилов вздрогнул. Он никому, кроме Вари, об этом не рассказывал. Разве что она доложила о случившемся Петренко – но жена его с полковником встречается только сегодня, в восемь вечера, и вряд ли она ему успела тайком об этом сахаре поведать. Да и как эта этническая фря смогла узнать тайны Данилова через секретного полковника? У того-то по жизни тоже твердый принцип: не выдавать лишнюю информацию!
– А фотографии в старых альбомах вашей супруги? Я сама понимаю, насколько это странно: вдруг увидеть себя на старом фото в кофточке, которую ты купишь спустя три года после съемки. Или разглядеть рядом с давно умершими родителями человека, который нынче жив-здоров, но при этом так же молод, как на старом фото?
Алексей слушал с неослабевающим вниманием. «В самом деле, – подумалось ему. – Коль скоро у меня у самого есть талант угадывать чужие желания и читать чужие мысли – почему отказывать в этой способности другим? Значит, эта девчонка тоже – из настоящих, реальных экстрасенсов? И она вот тут, за десять минут в моем кабинете меня считала?»
Он не стал ставить блок, погружать себя внутрь непроницаемого стакана, со всех сторон заклеенного бумагой, – нет, по-прежнему оставался ментально открыт для мира (и, значит, для нее).
А девушка продолжала:
– И вы ведь думаете, Алексей Сергеевич, что сон, который вам явился – о будущем, об автокатастрофе и гибели вашего сына Арсения, – в самом деле может быть вещим? Вы ведь боитесь этого. Еще бы! А кто бы не боялся!
– Что вам надо? – не очень-то вежливо выдавил из себя Данилов. Похоже, он потерял самообладание, что с ним в этом кабинете если и случалось, то считаные разы.
– Надо – вам, Алеша. Не мне, а вам. Вам нужна наша помощь.
– Чья это ваша? Вас что, много? Вы что, организация? Секта? Союз свободных ведьм?
Гостья расхохоталась.
– Скажем так, повторяя за классиком, за солнцем русской поэзии: нас было мало на челне[1]. И, как я считаю, нам – и вам лично, Алеша – следует держаться ближе друг к другу. Поддерживать и помогать. И вершить совместно полезные дела. В масштабах государства или, возможно, всего человечества. Помните, как у другого классика: «Единица – ноль, единица – вздор, голос единицы тоньше писка!» Поэтому: «Возьмемся за руки, друзья!»[2]
– Вы чрезвычайно начитанны. Это даже странно для столь молодой особы.
– У меня множество талантов. Фотографическая память – один из них. Однажды прочитанное или увиденное я больше никогда не забываю… Поэтому, Алексей, – можно ведь без отчества, вы довольно молодой человек, да к тому же мы коллеги, – если вы ко мне обратитесь за помощью, милости просим. Телефон на визитке имеется. Цены у меня для обычных граждан, конечно, не чета вашим, детским. Мои – кусаются, но специально для вас я готова не просто сделать хорошую скидку, а вовсе работать бесплатно. Потому что все говорят о вас как о реальном и чрезвычайно мощном экстрасенсе. И ради нашей будущей дружбы я готова помогать вам безвозмездно, то есть даром. Более того: прямо начиная с нынешнего момента я постараюсь позаботиться о вас и изгнать из вашей кармы все то неприятное, что вдруг обрушилось в последние дни.
Данилов был ошеломлен. Никакой речи не шло, чтобы ментально посмотреть гостью – да она ни о чем и не просила. Девушка явно чувствовала себя хозяйкой положения: сидела в вольной позе, усмешливо глядя на экстрасенса.
– Я могу вернуть потраченные вами деньги за визит, – пробормотал он, окончательно теряя лицо.
– Ах, боже мой, – отмахнулась она. – Какие пустяки! Я б гораздо больше могла и хотела потратить, чтоб только мы с вами стали сотрудничать… Не забывайте о моем предложении помощи. У меня такое впечатление, что она вам скоро может понадобиться.
С этими словами посетительница мягко встала с кресла, с кошачьей грацией развернулась и покинула кабинет.
Варя и Данилов
В ближайшие несколько дней с Даниловым ничего не происходило. С Варей тоже. Он даже стал задумываться: может, начала на него благотворно воздействовать потомственная ведьма Дарина – как и обещала?
Но почему и зачем она принялась охранять его и его семью?
Или, напротив, Варя поговорила с Петренко, а тот, в свою очередь, с Вежневым и Любой – и это они бросили свои фокусы?
В субботу в столице прошла сильная гроза, улицы на время превратились в реки. На следующий день жара спала, по городу разлилась прохлада, но солнце светило по-прежнему.
Данилов продолжал ходить на работу, помогал по мере сил Варе с Сенечкой. Вот и в свой единственный выходной, понедельник, он предложил супруге заняться сыном, а ее отпустить по своим делам. Она отказалась: «По магазинам в одиночку неохота, подружки разъехались, красоту я на прошлой неделе навела. Посижу дома, вздремну, сериальчик посмотрю. А ты иди, гуляй с ребеночком».
Он покормил малыша, умыл, переодел – и они отправились. В Делегатский парк, как было принято. Парк был рядом, только выйдешь из подъезда, свернуть через арку в их же доме, а там Краснопролетарскую перейти, и на месте.
Парк в последнее время довели до высшей степени совершенства. Все дорожки, по новой столичной моде, уложили плиткой. Разбили три или четыре детские площадки разной степени сложности, сотворили футуристичную зимнюю горку, обустроили пространство для волейбола и баскетбола с сетками и кольцами. Поставили хоккейную коробку, несколько уличных тренажеров. Теперь здесь можно было всю жизнь свою провести, плавно перемещаясь по мере взросления с одного вида спорта на другой. И закончить палками для скандинавской ходьбы, с каковыми протащилась мимо ветхая старушка. Казалось, реконструкторы поставили перед собой задачу (и успешно ее выполнили): ни единого квадратного метра не оставить в покое. Красота и функциональность заполонили в столице все – и все-таки жаль становилось запустелых, заросших столичных парков и скверов, которые Данилов застал, приехав сюда поступать в девяностые.
Но теперь думалось: «Если все будет нормально с нашей жизнью, зимой стану водить сына на катальную горку… Потом научу его на коньках… И в футбол с баскетболом тоже… А потом, глядишь, у нас с Варей еще кто-нибудь родится, и образуем мы вместе целую команду…»
По случаю летнего буднего дня народу в парке оказалось немного. В основном собачники. Девушка с синими волосами швыряла на лужайке стриженому пуделю мячик. Донеслись переговоры двух хозяек, которые прогуливали четырех бульдогов на двоих, путаясь в поводках: «А мы принимаем хондопротектор…»
Данилов дошел по дальнему кругу до противоположного выхода на Самотечные улицы. Здесь соблазнительно сильно пахло едой из итальянского ресторана. Вокруг парка возвышались дома намного более понтовые, чем Варварин, – только в них теперь квартиры покупали за огромные миллионы, а не давали, как кононовскому отцу, за заслуги перед Отечеством.
Потом Сеня благополучно уснул, и Алексей уселся на скамейку с телефоном, посмотреть новости.
Новости, как всегда, не радовали, да и сыночек захныкал во сне, поэтому Данилов встал и снова отправился кружить по дорожкам. Как вдруг…
Потом он не мог в точности вспомнить и описать последовательность происходивших событий. Что было раньше? На него налетели, ударили, укололи? Схватили коляску? Да и мучительно было вспоминать!
Короче, так: его вдруг кто-то сильно ударил сзади. Данилов не удержался на ногах, выпустил коляску. Упал навзничь. К нему, опять же со спины, наклонился человек. И чем-то уколол прямо в шею. Укол не был болезненным, но сразу после него в глазах вдруг все закружилось. Руки, ноги и шея ослабели. Он попытался встать, но не смог. И только видел, как два человека отстегнули сына из прогулочной коляски. Один схватил его на руки. И они стремительно удалились по полупустой аллее.