ыросшего сына Митю – а они в той же самой квартире в Ленинграде живут. Ну не чудо ли, а?..
– Да, чудеса случаются, – развел руками Данилов.
– Но ты глянь: все, все члены того Казарлыцкого отряда Алтайской экспедиции, несмотря ни на что, прожили жизнь долгую и, насколько возможно, счастливую. И Михаил Земсков, и жена его Мария. И работники Карл Иваныч, Иван Силыч и Василий Степаныч. И академик Кравченко, который всего на несколько дней на раскопки приехал. И даже, в общем и целом, семья Ларисы Дороган… Кроме разве что самой Ларисы… Впрочем, кто знает, где она и что с ней? Может, в итоге счастливей всех обустроилась – просто мы об этом не знаем!
Данилов вдруг спросил:
– Зачем ты мне все это рассказываешь? – Он тоже, не чинясь, стал называть девушку на «ты».
– Как зачем? – нахмурилась она. – Ты еще не въехал?
– Может, и догадываюсь, но хочу, чтобы ты сама артикулировала.
В этот момент в кофейне погас, а потом зажегся свет – и так три раза. Бариста из-за прилавка прокричала:
– Мы закрываемся! Пожалуйста, допивайте свой кофе!
Данилов глянул на часы: подумать только, без пяти одиннадцать! За рассказом ведьмы незаметно пролетел вечер. Варя ждала его дома и, несомненно, сердилась.
– Да ты понимаешь, – воскликнула Дарина, – что в том Казарлыцком кургане они раскопали волшебное!? Вот почему такое везение. Вот почему ни один из участников раскопок не погиб – хотя времена царили такие себе, прямо скажем, нерадостные. Все, несмотря на войну, блокаду, большой террор, жили долго и счастливо. Да это могло быть только потому, что они все прикоснулись к волшебному!
– Волшебному? К чему конкретно?
Девушка улыбнулась:
– Коли волшебная, значит, наверное, палочка? Кстати, ты знаешь, от чего сама идея о волшебной именно палочке повелась?
– Не думал никогда.
– Да оттого, что в древности у жреца или патриарха всегда имелся посох. Посох или скипетр олицетворял власть и силу. Поэтому в сказках и преданиях он и преобразился в палочку. Но это в западной культуре. А в восточной? У шаманов, насколько я знаю, никаких посохов не было. Были бубны. Были четки. Амулеты.
Кто-то сзади легко тронул Данилова за плечо. Он полуобернулся: толстенькая бариста с некрасивым и милым лицом и кольцом в носу.
– Извините, мы закрываемся, – проговорила она.
Алексей с ведьмой вышли из кафе. Разговор был не закончен, и они остановились друг против друга.
– Что именно среди артефактов, раскопанных в Казарлыке, – продолжила свою мысль девушка, – оказалось волшебное, можно только гадать. Бубен? Седло? Ковер? Попона?
– А где предметы, что они тогда отыскали, находятся сейчас?
– Участники экспедиции были очень советскими людьми, поэтому наверняка ни у кого не поднялась рука похитить что-нибудь из тех древностей. Все они в итоге хранятся в Эрмитаже. Что-то в запасниках. Что-то выставлено.
– Так, может быть, это волшебное находится в одном из залов музея у всех на обозрении?
– Не исключено. Может, сотни или тысячи посетителей ежедневно проходят мимо него и подвергаются его целебному воздействию, но не замечают этого… Правда, Лариса Дороган исчезла. Так, может, это она прибрала к рукам волшебное?
– Скажи, Дарина, а как ты реконструировала прямую речь той самой алтайской принцессы из бронзового века? Телене? И Марии из тысячи девятьсот двадцать девятого года? Это что? Твой домысел?
– Знаешь, Алексей, в мире ничего не исчезает бесследно. Вибрации мысли, или, как их иначе называют, эн-волны, которые издает каждый из нас, попадают в гигантский биосферный океан и там остаются навеки. Все они могут быть впоследствии уловлены. Пусть спустя век или кучу веков. Надо только знать, что искать и где.
– Но почему тогда ты не можешь обнаружить Ларису Дороган?
– Хэ-зэ. Почему-то – не могу. Поэтому я тебя призвала помочь. Может, она, завладев волшебным, стала более сильной, чем я? Закрылась от меня прочным щитом? Давай попробуем отыскать ее вместе. Ее – и волшебное.
– Слушай, мне своего собственного волшебства хватает выше крыши. Целый день людей принимаю, с двенадцати до девяти. Только поворачивайся.
Дарина нахмурилась.
– Алеша! Я отыскала тебе твоего сыночка, так? Ты за это обещал всячески помогать мне. Клятву давал. Кровью расписывался. Разве не так?
– Да, так. – Ему ничего не оставалось, как признать. – И?.. Что теперь?
– Теперь мы с тобой начнем искать волшебное. Мы и благоверная твоя, – слово «благоверная» ведьма проговорила с легчайшей иронией. – Она ведь у тебя в спецслужбе работает? Значит, возможностей у нее хватает?
– Она работала. Глагол в прошедшем времени.
– Ничего. Однажды чекист – всегда чекист. Я тебе позвоню, когда понадобится.
Летний вечер, полный электрического света фонарей, смеха молодых людей и шарканья ног по пыльному асфальту, окружал их.
– Скажи: зачем ты все это делала? – в лоб спросил он.
– Делала – что?
– Сама знаешь. Подменяла фотографии в Вариных семейных альбомах. Соль насыпала в сахарное саше. Поезд метро заставляла в разные стороны ездить.
– Ой, да что ты загоняешься! Подумаешь, пошутила слегка. Ты и сам так сможешь при желании. Я тебя научу.
– Не надо мне этого совершенно.
– Ты становишься очень ограниченным, Данилов. КосТным, именно так, с буквой «т» посередине. От слов «непрошибаемая кость».
– Меня твое мнение о моих способностях ни разу не волнует. Ты лучше скажи: зачем ребенка похищала, сына моего?
– Вот грязи не надо. Киднеппингом не занимаюсь. Это ты ищи в другом месте. Я детей не обижаю.
– Значит, остальное – твои проделки?
– Ой, Данилов, какой ты скучный! Чао-какао, я поехала.
– Ты на метро?
– Нет, я на метро не езжу. Вызову лимузин. – Ведьма пристально, с вызовом посмотрела ему в глаза, маня и завлекая: – Поедем, проводишь меня. А то разные водители в такси бывают, даже в бизнесе. Один тут меня в лес чуть не завез.
– Не сомневаюсь, ты сможешь дать отпор.
– Поехали, Данилов! Я почти рядом живу, у Ваганьковского кладбища. Покажу тебе свое обиталище, там красиво и необычно. Выпьем кофе. Или вина.
– Нет, – помотал он головой. – Меня жена ждет.
– Фу, как скучно, – усмехнулась она. – Ну, тогда вали. Раз для тебя жена – это святое.
Данилов взмахнул рукой на прощание и устремился к вестибюлю метро.
Несмотря на то что он отказался, предложение красивой и юной девушки взбаламутило в нем темные сладостные силы, и утихомирить их удалось только через пару станций, где-то на «Чеховской».
Варя
Для Вари это был страшно сложный и длинный день.
После того как родился Арсений и перестал давать ей спать, подобных накопилось множество. Особенно в первые месяцы прошлым летом. Однако в последнее время их, слава богу, постепенно, по мере взросления сына, становилось все меньше – поэтому нынешний особенно выбивался из ряда.
День начался, когда она вскочила, напуганная, среди ночи с мыслью о сыне.
Потом ехала на даниловской машине ранним утром в сторону Кускова – было совсем светло, солнце вставало навстречу. Но лучше было бы встречать рассвет в более романтичной и менее тревожной обстановке.
И полковника она взбаламутила – а тот мало того что вчера примчался по первому звонку искать Сеню, так и теперь вскочил ни свет ни заря, чтобы выслушивать о ее тревогах.
Они встретились с Петренко на своем месте – издавна установленном и излюбленном: у входа в парк Кусково с южной стороны от аллеи Первой Маевки. Здесь недалеко располагался КОМКОН, и не счесть случаев, когда они тут с полковником втихаря совещались – так, чтобы их разговор не стал известен руководству.
Вот и сейчас они ходили по дорожкам парка, и она рассказала Петренко про травму, нанесенную Сенечке, про видимый на КТ инфильтрат в его кости и как он похож на следы, оставленные чужими во время первого Посещения в лобных костях советского подполковника – летчика Картыгина, и полковника американских ВВС Лоуэлла. Петренко хмурился, подробно расспрашивал.
Небо постепенно затянуло тучами. Погромыхивало.
Подспудно Варе думалось: «Боже, какой же он хороший, какой свой, этот Петренко! Отчего же я так на него набросилась после того, как мы вернулись из прошлого! Зачем из комиссии уволилась!» И даже сказала невпопад посреди фразы полковника:
– Вы меня извините, Сергей Александрович, что я вас ночью дергаю. Но вы же понимаете: это мой сын. Никого дороже у меня нет.
– Не вздумай извиняться, Варвара Игоревна. Для тебя и твоей семьи я готов на что угодно.
И хоть последние слова полковника походили на своеобразное объяснение в любви, в лирическую сторону разговор не свернул, опять соскочил на деловые рельсы.
Петренко не стал говорить встревоженной мамаше: ее мужу во сне-видении якобы почудилось, что Арсения похитил некто, похожий на капитана Вежнева, – и эту версию полковнику придется отрабатывать. Но сказал ясно и веско:
– Полиция вряд ли будет активно искать похитителей, ребенок найден. Поэтому мне придется взяться за розыск по полной программе: видеорегистраторы, биллинг, опрос свидетелей.
– Вы и меня привлекайте. Чем смогу, помогу.
– Непременно. А я подниму в спецархиве данные о посмертном вскрытии подполковника Картыгина: что там написано о постороннем включении, которое тогда, в пятьдесят первом, на его головной мозг стало воздействовать.
– Вы же понимаете, как для меня это важно!
– Еще бы! Любой родитель с ума бы сошел.
У Вари вертелось на языке: «А вот Данилов не сошел, спит как ни в чем не бывало, на работу собирается», – однако она сдержала язвительную ябеду насчет мужа.
Полковник продолжил:
– Я предлагаю собрать консилиум из наших докторов, допущенных к секретным протоколам комиссии, пусть они осмотрят Арсения.
– Ох! Вот я сто раз подумаю, надо ли делать то, что случилось, предметом изучения комиссии. Мой ребенок, знаете ли, не подопытная свинка.