– Во-первых, нынче и столько лет люди живут, – парировала девушка, – а во‑вторых, с волшебным Ларисе (или кому-то другому) и двести, и триста, и тысячу лет протянуть будет норм… Вот, кстати, смотри. Я изучила материальные следы, которые оставила гражданка Дороган в своем времени. Их немного. Однако имеется справочник «Весь Ленинград» за тысяча девятьсот двадцать девятый год. В аналогичном сборнике за тридцать пятый этой фамилии почему-то нет, а позже подобное до самой войны не издавалось, только после сорок пятого года.
Девица достала из своей объемистой торбы телефон, открыла, показала экстрасенсу.
Копия справочника в виде PDF-документа занимала больше полутора тысяч страниц. Дарина пролистала их.
На букву «Д» имелось семь человек Дорогиных, восемь – Дороговых, один – с диковинной фамилией Дорогой. И – единственный Дороган. Значился он Петром Ефимовичем, записан был как «чл. Петросовета», имел адрес по улице Некрасова, дом сорок два (номера квартир книга не сообщала). И телефон – из пяти цифр.
Данилов полистал (в мобильнике Дарины) другие страницы справочника: интересно стало. Личных телефонов тогда в квартирах у граждан имелось мало, четыре-пять на сотню: в основном пятизначные, однако на Васильевском острове почему-то – четырехзначные. Кое-где сообщалось место работы или род деятельности квартиросъемщика: «врач», «зубн. врач», «науч. раб.», «пом. зав. школы».
Странно и удивительно было думать, что всех этих людей без исключения нет в живых. Советская Атлантида канула в Лету – время особенно жестко прошлось по Ленинграду: сперва большой террор, развязанный здесь после убийства Кирова в тридцать четвертом, потом война и блокада, а после – новый приступ репрессий…
Теперь в этом городе, сменившем имя, на тех же улицах и зачастую в тех же домах выросли совсем другие, новые люди…
– Зачем тебе Ларисин адрес? – переспросил «ведьму» Данилов. – Чего ты хочешь?
– Петербург – город стариков. Здесь живут долго. (Если живут.) И многое помнят. «На Васильевский остров я приду умирать»[16] и все такое. Можешь себе представить? В том самом доме номер сорок два по улице Некрасова – я выяснила – проживает племянница Ларисы. Дочка ее братика Мити, которому в двадцать девятом году три годика было. Зовут Евгения Дмитриевна, ей семьдесят семь лет, она после войны родилась. И она сегодня ждет встречи с корреспондентом всесоюзного «желтого» еженедельника «Икс-икс-икс» Алексеем Даниловым. Ты ведь у нас журналист по первому образованию? Вот мы и придем к ней, расспросим, что она помнит о своей тетке Ларисе Петровне, сгинувшей в столь юном возрасте.
– Придем? Расспросим? Вдвоем? И ты тоже?
– А что не так?
– Корреспонденты обычно по двое на интервью не ходят.
– Я ей звонила, представилась твоей секретаршей.
– У корров обычно не бывает никаких секретарш. Только у главных редакторов.
– Ой, не будь душнилой, Данилов! Я буду тогда фотокорреспонденткой. В семь вечера она нас ждет.
Визит подельников в недавно построенное огромное модерновое здание фондохранилища Эрмитажа оказался менее успешным, чем в залы основной экспозиции.
Другие артефакты, не такие эффектные, добытые из первого Казарлыцкого кургана, хранились в коробах. Открывать их, чтобы рассмотреть, тут отказались: «Нужно официальное письмо на имя Пиотровского», – и все такое.
А воспарить, как утром, не видя самих предметов, – им не удалось.
Они попытались было – однако в голове у Данилова метались лишь не связанные друг с другом образы: почему-то явился доисторический конный отряд, лица намазаны смесью жира и сажи, лавой он несется на врага, обнажив короткие мечи и стреляя с седла из луков… Потом он вдруг увидел эротическое: обнаженная, бритая наголо девушка лежит на высоком твердом топчане вроде операционного стола, а две другие женщины, гораздо старше ее, одетые в домотканые робы, окунают длинные иглы в склянки с разведенной золой, взятой из очага… Они сознают, что не просто татушку набивают, украшение на теле, а совершают своего рода обряд, приобщение к таинствам… Женщины по очереди вонзают иглы, согласно рисунку на коже, в шею и плечо девицы. На нагом теле постепенно рождается красивейшая татуировка с плавными черными линиями: диковинная птица, словно целующая девушку в шею.
Женщины-татуировщицы поют при этом гортанную песню, а татуируемая особа лежит с закрытыми глазами и стоически терпит боль, стараясь улыбаться.
А потом снова: несется на конях боевой отряд, и лица намазаны жиром и сажей, и бритые затылки и плечи татуированы, и в руках – короткие мечи, вот только все, кто на конях, – девушки. А впереди – странно знакомая: та, которую татуировали в предыдущем видении.
– Телене не погибла, – прошептал в этот момент Данилов. – Она нашла амазонок и примкнула к их племени.
– Хватит! – осадила его Дарина. – Да ты влюбился в нее! Мы не о том должны сейчас думать!
Но больше им ничего не удалось поймать.
И опять – Данилов и Дарина вышли из хранилища опустошенные. Однако если утром в Эрмитаже у них обоих возникло предощущение: вот-вот они ухватят идею и поймут, что было волшебным и где оно сейчас, – теперь подобных мыслей, увы, не возникло.
– Ничего страшного, – подбодрила девушка, – сдаваться нельзя не только после одного, но и после ста поражений.
– Это Конфуций сказал? – улыбнулся Данилов. – Или маршал Жуков?
– Авраам Линкольн.
– Хорошо. Но перед следующим сражением я бы не отказался перевести дух и выпить кофе. Пойдем, я угощаю.
И они отправились в сторону кафе, до которого им, согласно навигатору, оставалось четыреста сорок шагов.
Петренко
В эти выходные дома полковника никто не ждал.
Если не считать, конечно, очередного сезона английского сериала «Война Фойла». Стриминговый детектив, конечно, хорош, но к последним двум сезонам он превратился из полицейского детектива в шпионский, а о работе контрразведки создатели имели нулевое понятие. Русские, говорящие по-русски с акцентом, просто фу.
Поэтому лучше Петренко попробует разгадать реальные загадки из реального мира.
«Камеры видеонаблюдения, – думал он, – и безразмерные базы данных – оно, конечно, прекрасно. Однако ничто не сравнится с живым человеческим свидетельством. И взгляд случайного наблюдателя порой замечает то, что остается скрыто от тысячи видеорегистраторов».
Поэтому Петренко снова решил тряхнуть стариной и поработать, как в молодости, «на земле».
Особого плана у него не было. Если не называть планом «метод муравейника» – тыкать палкой туда-сюда и глядеть, как разбегаются мураши. Может, что-то в результате нащупаешь.
Сперва он поехал в сторону Делегатского парка.
Остановился, заплатил за стоянку, а потом прошелся по тихому Второму Щемиловскому переулку.
Сюда в прошедший понедельник преступники пригнали угнанную «газель». Здесь оставили ее и отправились на охоту в парк.
«Парковка тут платная, – подумалось ему. – Значит, одно из двух: либо они заплатили, но тогда дураки, потому что тем самым идентифицировали себя через собственную кредитку или приложение на мобильном телефоне. Но скорее, они ведь не идиоты, НЕ заплатили. Тогда им должны были выписать штраф, а значит, мы сможем вычислить, в какой момент «газель» тут появилась – или, точнее, когда ее заметил парковщик со своим планшетом».
Эту инфу полковнику, со всеми его допусками, проверить было легко. Не выходя из машины, он через телефон залез на сайт ЦОДДа, ввел свой рабочий пароль и узнал, что да, «газель» с госномером таким-то стояла тут в понедельник. Паркинг ее никто не оплатил, поэтому владельцу автотранспортного средства, несчастному и ни в чем не повинному гражданину Агараняну П. К. выписали штраф, начиная с 11.50, а потом еще один, через час, с 12.50. Далее поступление средств в столичную казну прекратилось – значит, «газель» с точки убыла.
Что ж, неплохо. Почти точно известно время – плюс-минус полчаса – когда злодеи сюда в понедельник явились и убыли.
Полковник вышел из машины, прошелся по переулку. Он рассчитывал: может быть, увидит здесь кафе или магазин на первом этаже одного из домов, или палатку, или развал с фруктами. Место не самое ходовое, поэтому скучающий продавец многое мог бы заметить и вспомнить. А может, какой-то особо бдительный гражданин видеорегистратор установил рядом со своим окном – есть и такие чудаки. Или камера на банкомате снимала окружающее.
Но нет – никаких тут не оказалось ни кофеен, ни лотков, ни учреждений. Только парочка жилых домов.
И Петренко пришлось вспоминать про поквартирный обход. Насколько это муторное и неблагодарное занятие. И не соответствующее, конечно, его высокому полковничьему званию.
В обходы кого обычно посылают? Рядовых, максимум сержантов да курсантов, участковых.
Н-да-с, придется ему сегодня, в силу изрядного возраста, сыграть роль нерадивого, разжалованного, видимо, сильно пьющего полисмена.
Дом, который располагался вдоль уличной парковки, оказался, слава богу, всего лишь трехподъездным, пятиэтажным. Он представлял собой переходную ступень между «сталинками» и «хрущевками»: без архитектурных излишеств, но кирпичный; потолки стали ниже, но еще не совсем приблизились к полу; санузлы пока оставались раздельными, и кухни не пять квадратных метров, а все-таки восемь.
«Надо обойти первые и вторые этажи, – прикинул полковник, – из третьего и выше вряд ли что увидишь, деревья заслоняют. Минусуем те квартиры, которые только во двор выходят. Получается всего-то двенадцать жилищ на круг, – подбодрил он сам себя. – Зато спрашивать есть о чем. Не просто “не видели ли вы чего подозрительного?”, а конкретно: заметили ли вы, как в понедельник двое на самокатах и в длинных кофтах-“кенгурушках” сажают в “газель” младенца? Возможно, запомнили их люди – нечасто подобную картину встретишь».
Ради работы в поле у Петренко имелось в подкрепление легенды удостоверение майора криминальной полиции. Для сегодняшнего дня, когда никто никого в свои обиталища не допускает, да и разговоров с посторонними не ведет, – вещь незаменимая.