Он и вслух спросил:
– Дочь ваша ведьмой себя позиционирует. Утверждает, что потомственная колдунья. Так вы, значит, тоже из экстрасенсов?
– Нет, бог меня миловал.
– Может, отец ее обладает экстрасенсорными способностями?
– Ах, отца вы не трогайте. Его давно нет в живых.
– Да, но это не отменяет, что он мог гены свои особенные девочке передать?
Ему показалось, что попал в точку, – однако женщина отчеканила:
– Андрюша, отец Дарины, самым обыкновенным человеком был, вечная ему память. Умным – да, деловым и хитрым – тоже. Но никаким не ведьмаком, – она иронично выделила последнее слово.
– А бабушка ее? Мама ваша?
– Ох, да бросьте! Какая там она экстрасенсиха! Сорок лет в поликлинике уколы делала… Но что у нас за странный разговор? Вы пришли мне по поводу шума пенять, а сами о Дарине все вызнаете? Это вам зачем?
– Так ведь не каждый день встретишь родителя настолько особенного человека, как дочь ваша! Мне ничто человеческое не чуждо. Любопытство тоже. Вот и интересуюсь.
В конце концов Петренко заморочил дамочке голову – и в обмен на обещание не давать хода жалобе на шум выспросил у нее телефон матери, бабушки Дарины.
«Какие-то странные, правда, и труднообъяснимые вещи, – думал Петренко, покинув Александру Капустину и опускаясь в лифте. – Женщине дарят две квартиры, каждая миллионов по двадцать стоит по нынешним ценам – в то время как она совсем на вид не кокотка, а скорей совершенно асексуальна. Я б ей и леденца не подарил. Тогда что за любитель нашелся и за какие такие особые заслуги преподнес ей столь щедрые дары?.. Бизнес? Шантаж? Плюс дама, притом что времени у нее вагон, отдает свою дочь на воспитание собственной матери. И настойчиво отрицает, что сверхспособности Дарине могли по наследству перейти… Н-да, явно надо с бабушкой поговорить, чтобы этот туман рассеять. А то мне Данилову с Варей нечего и докладывать».
Данилов
После столь впечатляющего звонка бабушке Ларисы (наверное, бабушке?) в тысяча девятьсот двадцать девятый год он решил поговорить с Варей.
Алексей вышел из кофейни близ фондохранилища Эрмитажа, чтобы Дарина не слышала.
Высоко над горизонтом сияло солнце в дымке-мареве, торчал вдалеке «огурец» небоскреба.
– Как там Сенечка?
– Да все прекрасно.
Тон жены был веселым. Фоном слышались голоса, смех и мерное бубуканье экскурсовода.
– А ты сейчас где?
– Мы с Верочкой по каналам и рекам катаемся.
– Так Сеня с вами?
– Нет, мы ж его Ольге Николаевне оставили, забыл? Я ей только что звонила, все у них там чудесно. Она с огромной любовью исполняет роль бабушки. И, по-моему, вполне созрела, чтобы нашего Арсения, так сказать, увнучить. Или, ха-ха, увнучерить. Короче, сделать приемным внучком.
– Варя, ты выпила?
– Ой, Данилов, не будь ты занудой!
В итоге они условились через два часа встретиться и поужинать вместе.
– Ты с Верой будешь? – вопросил он. – Я, скорей всего, с Дариной приеду.
– Да уж куда от нее денешься, – фыркнула в трубку жена и отключилась.
Он вернулся в кофейню, и они опять вызвали, по настоянию Дарины, такси по бизнес-тарифу.
Когда возвращались в центр и ехали по Литейному мосту, она вдруг с чувством продекламировала – первый раз он слышал из уст ведьмочки не обрывок стиха или прозы, а цельный поэтический кусок:
Вновь Исакий в облаченье Из литого серебра. Стынет в грозном нетерпенье Конь Великого Петра.
Ты свободен, я свободна, Завтра лучше, чем вчера, – Над Невою темноводной, Под улыбкою холодной Императора Петра…[18]
Стихи эти, несмотря на свое гуманитарное образование (а может, как раз благодаря ему, отвращавшему от высокой литературы), Данилов не очень-то знал.
Слова «ты свободен, я свободна» девушка прочла, лукаво поблескивая глазами из роскошной кожаной тесноты машины, как бы адресуя их непосредственно своему партнеру.
Петренко
Петренко не стал изобретать новое прикрытие для разговора с бабушкой Дарины. Пусть он будет по-прежнему недалеким, пьющим майором-полицейским – участковым, только теперь окормляющим не Мневники, а Батайский проезд столицы.
«Лето, – думал он, – бабуля на заслуженном отдыхе – запросто может не оказаться дома, где-нибудь за городом клубнику собирает, картошку окучивает. Поэтому мобильник ее я заполучил в самый раз».
Он позвонил по номеру, который дала дочка.
Та ответила – он представился согласно легенде: «Майор пур-пур-пур, новый участковый, хотел бы поговорить с вами».
– О чем же?
– О внучке. Она ведь по вашему адресу прописана, Батайский проезд, дом номер такой-то?
– А что случилось? – В голосе зазвучала тревога, если не паника.
– Не волнуйтесь, с Дариной Андреевной все в порядке, она жива-здорова. Только я попрошу вас не передавать ей ни содержание, ни сам факт нашей с вами беседы. Есть сведения, что она, м-м, связалась, как говорится, с дурной компанией. Когда мы можем с вами увидеться? Я через полчаса смогу быть у вас на адресе.
– Ой, – огорчилась пожилая дама, – а я нахожусь на даче.
– Далеко ли вы?
– Да мне по воскресным пробкам часа три до дому ехать.
– Очень жаль, наш с вами разговор, боюсь, не терпит отлагательств.
– Но я завтра в первой половине дня как раз в Москву собиралась. В собес мне надо, пенсию пересчитать.
– Хорошо, тогда я могу зайти к вам. Завтра в три часа дня вам будет удобно?
– Знаете, – в голосе дамы вдруг зазвучала осторожность, – дома у меня не убрано, поэтому давайте во дворе, у подъезда встретимся, вы не против?
– Хорошо.
Полковник повесил трубку и подумал: «Ах, старички наши – пенсионеры, рожденные в Советском Союзе! Наивные создания! Вы до сих пор верите, что существуют бравые участковые Анискины, которые бескорыстно заботятся о том, чтобы никто не обижал старшее поколение и молодая поросль вдруг не пошла по кривой дорожке!»
На понедельник Петренко наметил другие дела, которые все откладывал, – исполнять их было не в интересах службы. Они, как и беседа с бабкой Дарины, скорее относились к личным.
Вернее, к тому, что он делал по просьбе семейки Даниловых.
С самого утра полковник спустился на один этаж в архив и востребовал документы, связанные с первым Посещением, случившимся в 1951 году.
Варя ему сказала, что металлическое включение в затылочной кости Арсенюшки показалось ей визуально похожим на чип, которым инопланетяне наградили советского подполковника Картыгина.
Тогда, в пятьдесят первом, подполковника доставили в Москву. Затем с ним тщательно поработали в центральном аппарате МГБ, но после того, как об инциденте доложили Берии, свидание с вождем все-таки состоялась.
О чем они в Кремле говорили, осталось в тайне. Никаких ни записей, ни свидетельств не сохранилось. В журнале посещений вождя о визите не упоминалось.
Вскоре по сфабрикованному обвинению в измене родине Картыгина вроде бы расстреляли – однако на самом деле перевели на спецобъект в Красково, где в течение семи лет, до самой смерти (от естественных причин), подполковника изучали врачи и ученые самых разных специальностей: биологи, психологи, психиатры, химики и прочая, прочая.
В 1952 году Картыгина прооперировали. Металлическое включение из его лобной кости достали. Стали изучать его отдельно, однако ничего толком о его составе и методах воздействия на сознание подполковника не выяснили.
До сих пор этот имплант хранился в архиве КОМКОНа, запечатанный, в колбе и в свинцовом ящике, непроницаемом для всех видов излучения.
Заключение по «объекту П-2» (как был зашифрован артефакт), отпечатанное на машинке, с основными фразами, вписанными от руки, также хранилось в архиве.
Петренко снова проглядел его – как десять лет назад, когда он готовился, в содружестве с Даниловым и Варей, к поединку с чужими в яранской тундре. И снова стало понятно, что ничего толком советские ученые, изучая артефакт, не определили. «Состоит из неизвестного сплава… такие-то процентные содержания таких-то металлов… Радиоактивный фон такой-то… Электромагнитное поле такое-то… движущихся частей не имеет…» И последнее: «Воздействие на организм (вписано от руки) п/п-ка Картыгина, по всей вероятности, осуществлялось за счет (от руки) химических соединений неизвестной этиологии, которые выделялись из объекта непосредственно в головной мозг пациента, меняя и преобразовывая его нейронные связи».
Бла-бла-бла, гора родила мышь. Впрочем, вряд ли можно бросить камень в советских ученых, изучавших «объект П-2».
Можно представить, что было бы, когда б электрическая лампочка попала в руки жителя каменного века – вряд ли даже самый высоколобый и проницательный жрец догадался бы о принципах ее работы.
Полковник поднялся к себе. Сверился с журналом и вызвал майора Захарьина, который дежурил по комиссии как раз в прошлый понедельник, когда похитили Сеню Данилова.
Тот пришел – большой, одышливый. Отношения с ним у Петренко не очень сложились. Полковник пару раз делал ему замечания по поводу внешнего вида – тот винился, каялся, обещал заняться «физо», сесть на диету, однако никак не менялся, вес тела не снижал.
Командир разрешил ему сесть – тот устроился осторожно, на краешке стула. Глядел в сторонку, на фальшокно, в котором на подсвеченной изнутри фотографии расстилался морской пейзаж.
– Товарищ майор, во время вашего боевого дежурства в понедельник, десятого июня, был похищен сын сотрудника действующего резерва комиссии Варвары Кононовой. Скажите, вызвало ли это какие-либо флуктуации в средствах массовой информации? В соцсетях? Какие-то посты, видеофайлы, связанные с данным преступлением, появлялись в открытом доступе?
– Никак нет, товарищ полковник. Сообщение о происшествии прошло по обычным каналам, попало в текущие сводки, но, насколько я помню, за период моего дежурства особого интереса не вызвало. Никакие зарегистрированные средства массовой информации о нем не написали.