– От вас ничего не скроешь! Подлинный глаз-алмаз! – Он поднял обе руки, как бы сдаваясь. – Да, признаюсь: узнал по внутренней базе ваш адрес, сообразил, что вы как раз пойдете со своим замечательным малышом гулять. Очень хотел увидеться, поговорить. Вы на меня чрезвычайно сильное впечатление произвели вчера, Варвара Игоревна. Может, посидим где-нибудь, выпьем кофе?
– Я с ребенком. Гуляю. Вы не видите?
– Может, дома у вас?
– Ваше нахальство становится просто смешным.
– Тогда разрешите составить компанию? Пройтись рядом?
В процессе разговора он прямо-таки пожирал ее глазами – неужто соблазнить, дурачок, хочет?
Хотя столь очевидное мужское внимание, от которого она успела за время декрета отвыкнуть, было, что говорить, приятным.
– Откровенно говоря, я по делу. – Капитан поскучнел и зашагал бок о бок. – Хочу заручиться вашей поддержкой. Вы ведь, Варвара Игоревна, долго в КОМКОНе прослужили, да и по званию выше меня, хоть и в отставке. Я к чему? Эта история, куда нас всех троих, и вас, и меня, и старлея Андриянову тоже, Петренко ввергнул, представляется мне совершенно бесперспективной. Как мы будем искать неизвестно кого неизвестно где? Мало ли что американцы себе навоображали! Они нам что, указ? Почему мы по их наводке должны время и силы терять? Короче, скажу вам, Варя…
«Ого, вот я стала просто Варей, без отчества, такими темпами он к концу разговора на “ты” перейдет».
– …скажу вам, Варя, что я совершенно не собираюсь надрываться на этой теме. Не то чтобы саботировать стану, но и гореть энтузиазмом тоже не буду. И поэтому прошу вашего понимания в данном вопросе.
Кононова пожала плечами. Покойный отец-генерал с самого детства наставлял ее: «Не надо выдавать лишнюю информацию». Потом примерно ту же максиму внушал Петренко. Поэтому она не стала говорить, что ей тоже кажется задание, порученное Вежневу и Андрияновой, странным и бесперспективным. И она, конечно, будет настороже, но вот куда бежать и что делать – представления не имеет.
А тут и Сенечка проснулся. Варя остановилась, наклонилась к нему. Но сыночек не стал выказывать никаких недовольств по поводу того, что сидит пристегнутый, аки космонавт, в своей прогулочной коляске, не просился ни ножками погулять, ни, наоборот, на ручки.
Вошли в парк и остановились в виду длинного, расписанного деревьями бетонного забора и антивандального туалета. На дорожках никого не было, и Кононова разговаривала с Вежневым лицом к лицу. Сенечка тоже во все глаза рассматривал незнакомого высоченного дядю, не капризничал.
В ответ на предложение красавца о «понимании» она высказалась так:
– Смешно, что вам, Антон, понадобилось мое одобрение. Я никто, отставник, зачем вы меня в эту историю впутываете? Я-то вам чем помочь могу – в любом случае, будете вы жилы рвать или нет?
– Вы на меня очень сильное впечатление вчера произвели. Мне всегда такие, как вы, женщины нравились. Красивые, сильные, уверенные в себе, самодостаточные. Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет – это ведь про вас. Поэтому я любыми путями пытаюсь продолжить общение.
– Хватит, Антон! – выкрикнула она. – Вот эту тему давайте оставим. Я замужем, и я счастлива. Поэтому не желаю слышать больше ваших подкатов.
Он горестно вздохнул.
– Разрешите тогда безмолвно вами восхищаться. И у меня имеется предложение: давайте все-таки встретимся. Нет-нет, я не настаиваю на тет-а-тет с вами. Давайте соберемся: вы, я, ваш муж и старлей Люба. Поговорим о том о сем. Познакомимся поближе. В караоке, к примеру, сходим вчетвером?
– Для нас с мужем это совершенно неприемлемо. У нас, как видите, ребенок, – она кивнула на колясочку, – оставить его не с кем.
– Хорошо, мы тогда с Любой Андрияновой к вам домой заявимся. Вы не волнуйтесь, всю еду и выпивку принесем с собой. И посуду за собой помоем.
– Какое-то настораживающее желание с вашей стороны у меня дома оказаться.
– Конечно! Я ведь знаю от Петренко: у вас прекрасная квартира в элитном тихом центре, от отца-генерала – доктора наук досталась. Интересно ж посмотреть, как советские руководители в былые времена жили.
– Ладно, созвонимся как-нибудь.
– Нет, нет. В эту субботу мы с Любой – у вас.
Варю и напор его ошеломил, и мужское постороннее внимание показалось лестным, и вечеринок они много лет не закатывали. Поэтому она, вместо того чтобы резко отсечь наглеца (как умела), пробормотала:
– Я спрошу у мужа, какие у него дела в субботу. Он по выходным у меня работает обычно.
– Для вас, я уверяю, не будет никаких хлопот! Мы все принесем с собой. Умоляю вас.
Он протянул руку:
– До свидания, Варя. Я очень, очень рад, что вы выслушали меня. Я позвоню вам завтра в это же время, мы обсудим детали.
Вежнев поклонился, развернулся и пошел к выходу из парка.
И тут сразу захныкал, закапризничал Сенечка. Она взяла его на ручки – но нет, он просился гулять своими ногами. Варя протянула ему руку, он уцепился за палец и потопал.
Вежнев и его визит произвели странное, мутное впечатление – будто встречаешься с каким-то мошенником или делягой. Если б не изначальное знакомство в недрах КОМКОНа, она б его и слушать не стала. Но при этом капитан обладал даром убеждения – вероятно, специально готовился по жизни входить в доверие, немудрено для сотрудника спецслужбы. Пятнадцать минут назад она и помыслить не могла, что будет принимать у себя дома сослуживцев, – а теперь ей вдруг показалось это разумным, приятным и правильным.
«Заодно Данилова попрошу, пусть он при встрече гостей наших при помощи своих способностей прокачает».
Даром экстрасенса в частной жизни муж старался не пользоваться – говорил, неэтично. Но иногда, по просьбам Вари, уступал. И мог распознать, что за намерения у человека: злые, добрые, – да и прочие детали из сознания контрагента незаметно вытащить.
Сеня деятельно перебирал ножонками, устремляясь к пасущимся на траве голубям. Когда подошел ближе, жирные птички важно вспорхнули, пересели на другое место. Он не стал хныкать, а все равно потащился к ним. «Упорный товарищ растет, – подумалось ей, – в меня, да и в Алешу».
Алексей Данилов
У мужа Вари этот день явно не задался.
В офис, где он принимал клиентов/пациентов, Данилов обычно ездил на метро. Путь недальний, а единственное положенное ему место на парковке во дворе офиса Алексей уступил под нужды страждущих: тот, кто прибывал к нему на машине, мог на время приема припарковаться там. Затем его сменял следующий.
Ехать до работы Данилову было четыре остановки на метро, от «Менделеевской» до «Полянки», и там пешком по переулкам. В полчаса – сорок минут он обычно укладывался. По пути в вагоне и на эскалаторах изучал в телефоне, кто в этот день пожалует, – секретарша первичную инфу собирала. А если у человека не первый визит, а повторный, проглядывал свои заметки, с чем приходил(а) страдалец раньше.
Начинал прием он обычно в двенадцать, поэтому, когда ехал, в метро аншлага не было. Вот и в этот раз уселся на местечко у двери – сидя читать удобнее. Но буквально сразу над ним нависла девица: подкачанные губы, презрительный взгляд из-под длинных ресниц; в руках – одновременно! – сумка дамская, полиэтиленовый пакет с какой-то едой, плюс телефон, плюс прозрачный стакан со светло-коричневым напитком – видать, холодным кофе. И при всей этой поклаже юная особа каким-то образом длинными острыми синими ногтями что-то печатала в телефоне и время от времени засасывала из стакана свой напиток. Емкость с жидкостью угрожающе кренилась в руке девахи. Данилов быстро понял, распознал своим внутренним зрением: быть беде, – поэтому стал приподниматься, уступая, от греха, девушке место.
– Садитесь, пожалуйста.
Но оказалось поздно. Поезд вдруг дернулся, и стакан из рук девицы полетел прямиком на брюки и пиджак Алексея.
– О боги! – воскликнул он. Черта он в устной речи никогда не поминал, матерных слов не использовал: знал, что тяжелая, темная энергия, содержащаяся в этих односложных, древних заклинаниях, самым разрушительным образом воздействует не только на тех, кого обругивают, но и на самого ругателя.
На его светло-голубом костюме, любимом летнем льняном, расплылись отвратительные пятна: и на пиджаке, и на брюках.
Стакан, крышка, соломинка разлетелись по вагону. По полу потекла мутная жидкость.
– Ой, простите! – прощебетала девчонка легким тоном, словно чуть толкнула его или на ногу наступила.
– Не «простите», – сказал вставший в полный рост Данилов, – а вы должны оплатить химчистку костюма.
Девица надменно улыбнулась. Полупустой вагон с интересом наблюдал за начинающейся сварой.
– С какого перепуга? – заносчиво молвила фря и проплыла к выходу – поезд как раз тормозил на «Чеховской».
Данилов устремился за ней. Он не любил применять в личных целях собственные таланты, однако полагал при этом, что наглость непременно надо наказывать.
Девчонка выпрыгнула на платформу.
– Стойте, – отдал он ей приказание. – Послушайте меня.
Девица выполнила команду: остановилась и развернулась к нему. Они оказались у по-модерновому изогнутой колонны лицом к лицу.
– Вы должны, – еще раз повторил Алексей, но в этот раз внушительно, – оплатить химчистку костюма, который испортили.
– Ой, а у меня нет наличных, – покорно пробормотала собеседница. Контакт произошел, она оказалась в его власти.
– Я приму от вас перевод.
– Скажите, пожалуйста, ваш телефон?
Девочка слушалась его. Это требовало сильнейшей концентрации и напряжения воли, и Данилов на мгновение подумал, что напрасно этим занимается, растрачивает себя по пустякам, неужто у него не хватило бы денег оплатить химчистку? Но очень уж нагло девица бросила ему в лицо на предложение о компенсации: «С какого перепуга?» Захотелось проучить мерзавку, пусть знает, что за любые оплошности (и тем более собственную бессовестность) приходится платить.
Он продиктовал свой номер, а она открыла приложение банка на телефоне и послушно перевела пять тысяч. Данилов даже заметил – не заглядывая в экран, а