– В пустом пространстве между буквами. В том кратком промежутке, когда одна нота уже смолкла, а другая еще не зазвучала.
– Совершенно верно. А транс, в который впадаешь таким образом, может быть опасен.
Я чуть было не добавила: «Этот вид транса вызывается страхом: он парализует человека, его тело перестает реагировать, а душа отлетает. Вы ужаснулись тому, что могло бы произойти, если бы судьба не поместила ваших родителей на этом пути». Но она опустила чемоданы наземь и взглянула мне прямо в глаза:
– Кто вы? Зачем говорите мне все это?
– Мои коллеги-врачи и мои пациенты знают меня под именем Дейдры О'Нил. Очень приятно. А вас как зовут?
– Афина. А по паспорту – Шерин Халиль.
– Кто дал вам это имя?
– Кто бы ни дал, это не важно. Но я не спрашивала, как вас зовут. Я хотела знать, кто вы. И почему подошли ко мне. И почему я ощутила такую же необходимость говорить с вами. Может быть, оттого, что, кроме нас, в гостиничном кафе не было других женщин? Нет, не верю! И потом вы говорите какие-то очень важные для меня вещи.
Она вновь подняла чемоданы, и мы двинулись к автовокзалу.
– У меня тоже есть второе имя. Эдда. Но я получила его не случайно. И не случай свел нас вместе.
Перед нами возникло здание автовокзала. Входили и выходили люди – военные, крестьяне, красивые женщины, одетые по моде пятидесятилетней давности.
– Если не случай, то что?
До отправления ее автобуса оставалось еще полчаса, так что я могла ответить. Не «что», а «кто». Мать. Избранные души излучают особый свет, и потому они должны встретиться, и ты – Шерин, или Афина, – одна из них, но должна много работать, чтобы употребить эту энергию во благо.
Я могла бы объяснить, что следую стезей классической ведьмы, которая через свою собственную личность отыскивает связь с нижним миром и миром верхним, но в конце концов непременно разрушает собственную жизнь. Она служит другим, отдает энергию и никогда не получает ее назад.
Я могла бы объяснить, что, хотя каждый идет своей дорогой, непременно наступает такой этап, когда люди объединяются, вместе празднуют, сообща обсуждают свои трудности и готовят себя к Возрождению Матери. Что связь с Божественным Светом – это величайшее событие в жизни смертного человека, но связь эту не осуществить в одиночку, потому что годы и столетия преследований научили нас многому.
– Вы не хотите выпить кофе, пока ждем автобус?
Я не хотела. Я собиралась договорить, хоть и знала, что сказанное мною сейчас будет истолковано неправильно.
– Есть люди, сыгравшие важную роль в моей жизни, – сказала она. – Хозяин моей квартиры, например. Или каллиграф, с которым я познакомилась в пустыне близ Дубая. Быть может, то, что вы говорите мне, я смогу разделить с ними – и так вознаградить их за науку.
Так, значит, в ее жизни уже были учителя – прекрасно! Ее дух созрел. Значит, нужно лишь продолжить ее обучение – иначе она в конце концов потеряет все, что приобрела. Но тот ли я человек, что указан ей судьбой?
За долю секунды я попросила Мать осенить меня вдохновением или хоть что-нибудь сказать. Ответа не последовало, и это меня не удивило: Она всегда поступала так, когда мне надо было принять ответственное решение.
Протянув девушке визитку, я попросила, чтобы она дала мне свою. Афина продиктовала мне адрес в Дубае, а я даже не знала, где это.
Я решила пошутить, а заодно – и испытать ее:
– Трое англичан встретились в бухарестском баре… Забавное совпадение, не правда ли?
– Судя по тому, что написано на вашей визитке, вы – из Шотландии. А тот молодой человек работает в Англии, но я ничего о нем не знаю, – ответила она.
И с глубоким вздохом добавила:
– А я… румынка.
Тут я объяснила, что мне надо поскорее вернуться в отель и упаковать чемоданы.
Теперь она знала, где меня найти, и если это предначертано, то мы увидимся снова. Нельзя препятствовать судьбе вмешиваться в течение жизни и решать, что будет лучше для всех.
Вошо «Бушало», 65 лет, владелец ресторана
Эти европейцы приезжают к нам, считая, что бога за бороду держат, а потому заслуживают самого лучшего обращения, имеют право засыпать нас вопросами, а мы обязаны на них отвечать. А с другой стороны, называя нас «кочевым народом», или «роми», или еще как-нибудь позаковыристей, думают, что исправляют ошибки, совершенные ими в прошлом. Почему не называют нас по-прежнему цыганами и пытаются покончить с легендами, из-за которых мы в глазах всего мира выглядим проклятым племенем? О нас говорят, будто мы – плод беззаконной связи женщины с самим дьяволом. Нас обвиняют в том, что один из нас выковал те самые гвозди, которыми пронзили ладони и ступни Иисуса на кресте, что мы крадем маленьких детей, а потому, когда наш табор показывается в окрестностях, матерям надо смотреть в оба.
Из-за этого нас гнали и преследовали. В Средние века жгли на кострах вместе с ведьмами и колдунами, и несколько столетий кряду в Германии нас не допускали в суды в качестве свидетелей. Я уже появился на свет, когда задул над Европой ветер нацизма, и моего отца, нашив ему на грудь унизительный черный треугольник, отправили в концлагерь, находившийся где-то в Польше. Из полумиллиона цыган, занятых рабским трудом, выжило лишь пять тысяч. Чтобы рассказать об этом.
Но никто не желал их слушать.
В этом богом забытом краю, где решила обосноваться большая часть наших племен, наша культура, наш язык и наша вера были под запретом. Если спросить любого местного жителя, что он думает о цыганах, он, не задумываясь, ответит: «Все они воры». Как мы ни стараемся вести нормальный образ жизни, бросив наше извечное кочевье и поселившись там, где нас легко распознать, расизм жив по-прежнему. Моих детей в школе сажают только на задние парты, и не проходит дня, чтобы нас кто-нибудь не оскорбил.
А потом еще жалуются, что мы не отвечаем на вопросы прямо, что скрытны и уклончивы, что никогда не обсуждаем свое происхождение. А для чего? – Всякий и так может отличить цыгана, всякий знает, как «защититься» от наших «злых чар».
И когда появилась эта юная интеллектуалка и с улыбкой стала говорить, что принадлежит к нашему народу и к нашей культуре, я сразу насторожился. Она вполне могла оказаться агентом «секуритате», тайной полиции этого полоумного диктатора, «Гения Карпат», вождя нации. Говорили, правда, будто его судили и расстреляли, но я не верю, и сын его сохранил власть в нашем краю, хоть сейчас и исчез куда-то.
Но приезжая настаивает и с улыбкой – словно говорит о чем-то очень забавном – утверждает, что ее мать – цыганка и что она бы хотела найти ее. И она знает ее полное имя, а разве смогла бы она раздобыть такие сведения без помощи тайной полиции?!
Так что лучше не раздражать понапрасну людей, у которых есть такие высокие связи с властями. Отвечаю, что ничего не знаю, что я – всего-навсего простой цыган, который решил вести честную жизнь, однако она упрямо твердит свое: хочу найти мать. Мне известна эта женщина, мне известно, что лет двадцать с лишним назад она родила ребенка, которого сразу сдала в приют, а больше – ничего. Мы были вынуждены принять ее в свою среду из-за того кузнеца, что считал себя полновластным хозяином жизни и повелителем мира. Но кто поручится, что эта девушка, употребляющая всякие ученые слова, – и есть дочь Лилианы? Прежде чем разыскивать следы своей матери, могла бы сперва проявить уважение к нашим обычаям и не надевать красное – она ведь не замуж выходит. И носить юбку подлиннее, чтобы не прельщать мужчин.
Если я сегодня говорю о ней в настоящем времени, то это оттого, что для нашего странствующего народа времени вообще не существует, а есть только пространство. Мы пришли издалека: кто говорит – из Индии, кто уверяет, будто корни наши – в Египте, но так или иначе тащим прошлое за собой, словно случилось оно только что. А гонения еще продолжаются.
Девушка хочет мне понравиться, показывает, что знает нашу культуру, да только это не имеет никакого значения – важно лишь знать наши обычаи.
– В городе мне сказали, что вы – «цыганский барон», глава рода. Прежде чем прийти сюда, я много читала о нашей истории…
– Пожалуйста, не надо говорить «нашей». Это – моя история, моя и моей жены, моих детей и внуков, моего племени. А вы – другая. В вас никогда не швыряли камнями на улицах, как в меня, пятилетнего мальчишку.
– Но, мне кажется, сейчас многое изменилось к лучшему…
– Все всегда меняется к лучшему, чтобы потом измениться к худшему.
Однако она продолжает улыбаться. И заказывает себе виски, а наши женщины никогда так не делают.
Если бы она зашла сюда выпить или с кем-нибудь познакомиться, то я бы отнесся к ней как к клиентке. Я научился быть внимательным, учтивым, элегантным, потому что этого требует мое ремесло. Когда посетители хотят побольше узнать о цыганах, я рассказываю им кое-какие занимательные истории, предупреждаю, что скоро начнут играть музыканты, сообщаю две-три подробности нашего уклада и быта, и они уходят с полнейшим ощущением того, что теперь про цыган им известно решительно все.
Но эта девушка – не туристка; она уверяет, что такая же, как мы.
Вот она снова протягивает мне официальную бумагу – свидетельство о рождении. Я знаю, что государство убивает, грабит, лжет, но пока еще не рискует подделывать документы, а потому она и в самом деле – дочь Лилианы, ибо в бумаге черным по белому написано ее полное имя и место рождения. По телевизору однажды сказали, что Гений Карпат, Отец Народа, Великий Вождь, тот самый, кто заставлял нас голодать, вывозя за границу все, что можно, тот самый, кто в своих дворцах ел на золоте, покуда народ умирал от истощения, так вот, этот самый человек на пару со своей женой, будь она проклята, приказывал своей охранке отбирать в сиротских приютах детей, из которых государство готовило наемных убийц.
Брали только мальчиков, девочек оставляли. Быть может, эта – одна из них.