– Для начала хоть чему-нибудь научись.
– Я многому за это время научилась. Например, по сравнению с недоумком Францем.
– Радоваться тому, что ты умнее дурака, сильнее немощного, образованней неуча – это значит идти по кривой дорожке им навстречу. Цитата. Будешь читать книжки – узнаешь, откуда.
– Я читаю книжки. Но это мне пока не попадалось. А ты сам, можно подумать, не радуешься тому, что ты круче меня? Или Франца?
– Я знаю, что я круче тебя и Франца, но не делаю из этого очевидного факта плюшку для своего самолюбия.
«Ну да, ты выбираешь те дорожки, по которым другие не ходят».
Ола всего лишь подумала об этом, но он кивнул, как будто сказала вслух.
– Если бы ты чему-то научилась, давно бы уже отсюда выбралась, – добавил Валеас. – Где ты сейчас находишься?
– Ну, во сне… У себя в голове, где же еще.
– Оно и видно. Продолжай в том же духе.
– И я, между прочим, нахожусь в своем сне, а не в твоем! Это мой «Бестмегаломаркет»! И нечего рассказывать о моих снах всем встречным кесу, чтобы вместе с ними надо мной поржать! Это мое личное дело, со своим подсознанием как-нибудь разберусь.
Он смотрел на нее с обидной иронией.
– И я тебя в свой сон не приглашала, – еще больше разозлилась Ола. – Францу снись!
– Это уже неинтересно, – обронил Валеас.
– Что неинтересно – то, что я тебе говорю, или сниться Францу?
– И то, и другое. Чтобы через две недели была дома.
И в следующий момент исчез, как будто его здесь вообще не было.
За окном клубился белесый кисель, даже парковки не видно…
Из этого тупичка уходило в стеклянно-пластиковые дебри две галереи, плюс еще одна круговая. Ола помчалась по круговой – тогда она рано или поздно добежит до зала с 3D-схемой Беста, и там можно будет посмотреть, где сейчас находится ближайший эскалатор. Сквозь встречных людей она проскакивала, как сквозь голограммы, а три кесу, выходившие из бутика «Краски для граффити», шарахнулись в стороны, чтоб она в них не врезалась. Не спешат… Может, еще не видели объявление? Или решили остаться тут насовсем, вот и баллончики для граффити покупают, чтобы поскорее освоиться в большом городе. А ей, в отличие от них, надо успеть, пока портал не схлопнулся…
Победоносный трезвон будильника положил конец ее марафону.
«Я здесь, – подумала Ола, глядя на темноватый потолок с лепниной по углам. – Здесь, а не там. И ко мне приходил Валеас, что же делать-то?»
Ссориться с ним ну совсем не хотелось, но отказываться от собственных желаний и решений только потому, что боишься с кем-то поссориться – один из самых грустных способов угробить свою жизнь. Должен быть третий вариант. Ей нужно изобрести уважительную причину, чтобы не возвращаться домой сразу после новогодних каникул. Вескую причину – «обстоятельство непреодолимой силы», как пишут в договорах. И у нее на это всего две недели.
Выйдя на улицу, Ола задвинула эти мысли подальше: сейчас у нее другие заботы. Надо купить парик в том салоне, который посоветовала Лепатра. Заниматься танцами лучше в нем, чтобы заранее привыкнуть. Она перемерила все, что было, и выбрала медно-золотистый, в осенних тонах: роскошная дамская прическа с шиньоном, перевитым мелкими косичками, и ниспадающими на плечи завитыми локонами. Ее заверили, что именно такое сейчас носят в Танхале при дворе.
Позвонила из телефонной будки в особняк Ковалей, но там сказали, что караван, с которым должен приехать Николай, в Дубаву еще не прибыл, ждут со дня на день. Тогда она позвонила Лепатре.
– А, это ты… – протянула колдунья тонким голосом обиженной девочки. – А я уж думала, ты знаться со мной не хочешь! Летишь мимо, не здороваешься…
– Когда это было?
– Да недавно же, в магазине! Я тебе кричу: «Ола, Ола!» – а ты только глянула на меня и фырк мимо. Может, думаю, я ее чем-то обидела…
– Я такого не помню. Это точно была я?
– Ты, ты, кто же еще!
– Значит, я тебя не заметила или не узнала. Прости, что так вышло, – покладисто извинилась Ола, пытаясь припомнить этот эпизод: обычно она смотрит по сторонам и сразу выцепляет из окружающей массовки знакомые лица.
– Не узнала… – грустным эхом отозвалась Лепатра. – Я же там не такая, как здесь, а такая, какой мне всегда хотелось быть. Тебе небось и в голову не пришло, что смотришь на Клеопатру Мерсмон?
Наверное, она была в парике, да еще с макияжем. И чего так переживать, что тебя сходу не идентифицировали... А «летишь мимо» – это уже художественный вымысел, по магазинам Ола ходила без спешки: торопиться некуда, вдобавок руку надо беречь. Но чтоб она не услышала, как ее зовут по имени… Или, может, они встретились на набережной Сереброны, когда она «словила» чужую личность и была невменяемая? Самое логичное объяснение. Проходила она тогда мимо каких-нибудь магазинов или нет?
– Если б я тебя узнала, я бы подошла и поздоровалась, – заверила она собеседницу. – Мне очень жаль, что так получилось.
– Я-то хотела тебе показать, какую удивительную прелесть я там нашла! – вздохнула Лепатра. – Ну, что ж делать, разобрались, никто ни на кого не в обиде, так что заходи в гости.
– А когда можно?
– Хоть сегодня вечером. Придешь?
– Обязательно приду. После танцев. Записалась в студию, хочу выучить вальс и полонез. Там с трех до половины шестого.
– Приходи, приходи! Увидишь, какие коллекции всяких разных вещичек я насобирала, и платьишко для бала тебе найдем…
На первом занятии Ола узнала, что такое выворотность, для чего нужен корсет и чем долгоземельский придворный полонез отличается от исторического, который танцевали когда-то на Земле Изначальной. В группе кроме нее были еще двое в бинтах: один пытался отнять свои часы у забравшейся через форточку крысобелки, другая выгоняла веником из садового домика шуршавку.
После занятий Ола купила набор пирожных и отправилась на Стрекозиную улицу. Фамильный особняк Мерсмонов – из серого камня, с четырьмя горгульями, две по углам на крыше, две на монументальном парадном крыльце по обе стороны от двери – снаружи выглядел готично и нелюдимо, зато внутри, начиная с прихожей, был загроможден всевозможным барахлом, словно пункт сбора помощи для пострадавших от стихийного бедствия.
– Я тебе скажу, да и хорошо, что Белка с Валом давно сюда не наведывались, – хихикнула Лепатра, когда Ола вслед за ней пробиралась по коридору, мимо комодов, торшеров, складных ширм, тумбочек, поставленных друг на друга аквариумов с телефонными аппаратами и плюшевыми игрушками внутри, шатких пирамид из абажуров, кастрюль и тазиков. – Они бы половину моих вещей повыкидывали. А у меня все это не просто так: люди выбрасывают, я спасаю. Если выкинуть, они же опять на помойку попадут… Есть такие, кто подбирает бездомных животных, а я подбираю бездомные вещи. Много чего по соседству в мусорках нашла, а кое-что привезла с береговой свалки – меня там знают. Белке с Валом этого не понять.
Ни грязи, ни вони: почти все вещи выглядели, как новенькие, так что хозяйка дома хоть сейчас могла бы устроить грандиозную распродажу. Когда Ола сказала об этом, та замахала руками, едва не опрокинув никелированную вешалку, на которой висели внахлест разномастные пальто – видимо, тоже «спасенные».
– Да ты что, если продавать – неизвестно же, кому достанется и как будут обращаться! Вдруг опять испортят-поломают? Уж когда я что-нибудь отдаю, то хорошим людям, которые умеют о бессловесных вещичках позаботится, а если они обидят безответный коврик или мыльничку, это им даром не пройдет! На прошлой неделе пристроила торшер и две сковородки – семейство из глуши переехало в Дубаву, обзаводятся всем нужным. Я им не сказала, что первое время буду тайком присматривать, как они обходятся с моими подарками. Если у меня нареканий не будет, подарю им хоть всю обстановку для новой квартиры. Люблю тех, кто к вещам рукотворным с любовью относится, но если меня рассердят, пускай пеняют на себя.
Ола хмыкнула: так она нескоро избавится от хлама, «Белка с Валом» успеют раньше. Учтем, что платье, кринолин, корсет и что там еще понадобится для бала, надо будет беречь, как зеницу ока, угваздаешь – голову оторвут.
– Ты не думай, что у меня скверный характер, или что я вроде тех, про кого говорят, что с ними звездец приключился, – жалостным тоном добавила Лепатра. – Если человек случайно что-то разбил или посадил пятно, я прощу, всякое в жизни бывает, и бедную вещичку мигом вылечу. А вот если узнаю, что кто-то нарочно вещи ломает, обращается с ними небрежно, забывает под дождем, не моет посуду, окурки о мебель тушит – вот за это спрошу по всей строгости! Они же ни почиститься сами не могут, ни от холодного дождика уползти… – голос у нее сделался тонкий и причитающий, словно вот-вот заплачет.
Не худо бы запомнить дорогу, чтобы выбраться отсюда без провожатых, если у хозяйки этим вечером мозги совсем набекрень съедут. Вначале был коридор из прихожей, потом поворот, еще коридор, лестница на второй этаж, а теперь по одну сторону двери, по другую – стрельчатые окна. Снаружи мокрая от дождя крыша пристройки и большая черемуха, закрывающая обзор. Утопленные в стене подоконники завалены мелкой рухлядью.
Наконец они вошли в просторную комнату, почти не захламленную. На полу ковер цвета кофе с молоком, по стенам этажерки, стеллажи, шкафчики с инкрустированными или стеклянными дверцами, посередине диван и мягкие кресла вокруг овального столика.
– Здесь у меня малая гостиная, – гордо сообщила Лепатра. – На первом этаже есть большая гостиная, но в ней не протолкнешься.
Еще б я удивилась, подумала Ола, а вслух сказала:
– Красиво. Похоже на встроенную мебель Грофус, они в таком же стиле делают.
– Там и заказывала, уж больно понравилось. Но ты не думай, что я прежнюю мебель на свалку свезла, мне бы и в голову не пришло так поступить. Я перетащила старые гарнитуры в комнату Вала – в тесноте, да не в обиде. Он жил тут летом, когда Белка забрала его из приемной семьи и устроила в колледж. Ты пойми, нельзя же переселять мебель, привыкшую к домашнему уюту, под навес на задний двор. Больше-то некуда, ни на чердак, ни в подвал уже ничего не втиснуть, а снаружи, как стемнеет, всякая ваша лесная нечисть налетит-наползет, погрызет обивку, поцарапает полировку, все обгадит, а то и в диване поселится. Я и решила, уж лучше племянничка потесню, все равно он тут не появляется. Но о нем я тоже позаботилась, оставила проход, чтоб он смог до кровати и своего шкафа вдоль стеночки протиснуться. У него было заперто, но с замком я договорилась, я же с любой вещицей договорюсь. Только ох, что я там нашла… Даже говорить не хочется! Журнальчики с Изначальной, да с такими фотографиями и рисованными картинками, что у меня язык не повернется тебе про них рассказать, ты ведь девушка хорошая, неиспорченная. Выкидывать их я все-таки пожалела, привела в порядок, чтобы стали как новенькие, завязала стопками да запихнула под кровать в темный угол, пусть там лежат вдалеке от людских глаз, потому что они тоже вещи, ни в чем не виноватые, тоже не хотят не помойку…