Ведьма сама по себе — страница 17 из 43

Ола еще в самом начале знакомства поняла, что Текуса не так проста, как может показаться, и все, что она говорит – даже будто бы не всерьез – стоит принимать к сведению.

На Долгой Земле не было магических школ, никакого тебе Хогвартса. Выявленных молодых магов отправляли учиться на какой-нибудь из зимних продовольственных складов: консервация и расконсервация – это главное, что ты должен уметь, это то, что нужно от тебя социуму. Хочешь пойти дальше – попросись в ученики к кому-нибудь из продвинутых: большая удача, если возьмут. Или читай учебные пособия, потихоньку тренируйся, начнешь делать успехи – магическое сообщество назначит тебе наставника, и тогда получишь шанс стать настоящим колдуном.

Большинство долгианских магов – «складские», вроде Иды из Гревды. Профессия у них уважаемая и денежная, но никаких дальнейших перспектив. Для того чтобы занять пост директора склада по магической части, надо быть продвинутым.

Оле сказочно повезло – сразу попала в ученицы к двум крутым колдуньям. Ее врагу Францу тоже повезло, но она подозревала, что Казимир Гранеш взял его не потому, что счел одаренным, а назло Валеасу, которого не любил до скрежета зубовного и давно мечтал вывести на чистую воду.

– Люди – дураки, а кесу?

– Тоже дуры. Кабы те и другие были умные, не было бы этой бестолковой войны. А что до лета и всего остального, что ты не хочешь упустить, знай, что оно от тебя убежит, только если сама от него отвернешься.



Может, когда-нибудь потом ей будет казаться, что эта предновогодняя неделя промелькнула, как один день, но сейчас она жила, стараясь не упустить ни единого мгновения, словно собирала картинку из паззлов. Для кого – для себя? Для Леса, который смотрит на город ее глазами? Или просто потому, что россыпь разноцветных листьев на асфальте после грозы, кариатида с отбитым кончиком носа и лукавой полуулыбкой, два плывущих рядом зонтика в Парикмахерском канале, черный и красный в белый горошек, ветхая рассохшаяся дверь в торце старого дома, под резным навесом набекрень и с проржавелым почтовым ящиком, из которого пробился наружу росток – все это заслуживает того, чтобы попасться кому-нибудь на глаза? Город был то серо-зеленый в туманно-дождевом коконе, то светлый и пестрый под голубым небом, то как будто нарисованный под театрально живописными кучевыми облаками на закате.

Клеопатра раздобыла ей официальное приглашение на новогодние торжества в Осеннем дворце: роскошный бланк с золотым обрезом и факсимиле подписи магаранского Наместника.

И Николай Коваль приехал. На другой день после визита в особняк на Стрекозиной улице вернувшуюся в одиннадцатом часу Олу ждал в номере букет роз и подарочная коробка «Все ликеры Танхалы» – набор шоколадных бутылочек с настоящими ликерами внутри. Сам Николай объявился на следующее утро, и Ола ринулась в этот роман, не строя никаких особых планов. Это чудесно, пусть и ненадолго: он в Дубаве по делам на несколько дней, Новый год они встретят на балу, но второго числа он должен отправиться с караваном обратно на Кордею. Жаль, здесь нет воздушного транспорта. Над Лесом ни самолеты, ни геликоптеры не летают, а почему – этого не знает даже Текуса.



Двенадцатиметровую ёлку на площади Изобилия перед Осенним дворцом соорудили из связанных в пучки пшеничных колосьев, украсили разноцветными шарами, бумажными фонариками и гирляндами лампочек. После праздника «ёлочные» колосья не пропадут – их обмолотят, смелют муку и напекут новогодних булочек: кто хоть одну съест, того ждет сытая зима. По крайней мере, на Новый год все здесь в это верят.

За Олой заехал Николай. Вокруг ёлки уже выстроилось каре лимузинов, и они запарковались на соседней улице, дошли до дворца пешком, с объемистыми сумками, в которых лежали наряды для бала. Впрочем, как и многие другие гости – все это напоминало привокзальную толпу с багажом.

– В Танхале так же? – спросила Ола.

– Там еще больше народу. Оцепление ставят, чтоб не было давки. И дворцы Властителей – будь здоров, со скромными апартаментами Наместников не сравнить.

«Скромные апартаменты» высились впереди, сияя иллюминацией по всему фасаду. На полукруглом лепном балконе второго этажа играл оркестр. Над площадью, выше сверкающей зеркальными гранями ёлочной верхушки, растянули защитную сетку, перевитую мишурой. За ней, в лилово-синей вечерней мгле, нет-нет, да и мелькали полосатые жгуты, мохнатые, плавно шевелящиеся, а еще выше можно было разглядеть белесые полушария – словно зонтики, которые однажды унесло на небо, и они остались там насовсем, одичали, отрастили щупальца… Один из кровососов разжился клочком серебристой канители, зацепившейся за бахрому стрекательных отростков: так и уплыл с ней в ночные просторы, на поиски доступной добычи.

Вместе с вереницей других гостей Ола и Николай поднялись по усыпанной конфетти лестнице. В пышно убранном вестибюле новоприбывших встречали распорядители. Предъявляешь приглашение – его внимательно изучают сквозь лупу, свисающую на цепочке с петельки на парадном мундире – и после этого тебя увлекает за собой одна из улыбчивых девушек в диадеме из стилизованных переплетенных колосков и одеянии с вышитыми золотой нитью хлебоуборочными комбайнами. Когда Ола вслед за своей провожатой повернула в коридор, в вестибюле разгорелся скандал: изобличили обманщика с фальшивым приглашением.

Комнатушки для переодевания напоминали примерочные в магазине одежды. На стене большое зеркало, справа и слева не доходящие до потолка перегородки – рамы с натянутым гобеленом, вместо двери гобеленовая портьера на кольцах. Рядом с зеркалом шкафчик с сейфовым замком: камера хранения для личных вещей. Наверху сияет хрустальная люстра, со всех сторон доносятся голоса, шелест тканей, звяканье, смех.

У камеристки было скуластое лицо, гладкие черные волосы и выражение лица «мы всегда рады нашим клиентам». Она зашнуровала на Оле корсет, помогла переодеться и сделать макияж, получила чаевые, проводила свою подопечную в зал Спелых Злаков и отправилась за новой гостьей, на прощание посоветовав:

– Не забудьте номер вашей уборной: сто двадцать три. Если вдруг забудете, скажите прислуге найти Лилак Марьени, у меня все записано в блокноте.

– А если я забуду, как вас зовут? – не удержалась Ола.

– Не беда, как-нибудь разберемся, – Лилак невозмутимо улыбнулась. – Еще никто из гостей тут жить не остался.

Карта обитаемых земель – мозаика во всю стену: малахитовый в разводах Лес, халцедоновые горы, бирюзовые реки и озера, а четыре заселенных людьми архипелага выложены пейзажной яшмой. В центре Кордея, на востоке Магаран, на западе Сансельба, на севере Лаконода. Их названия – по самым большим островам – сверкают золотыми буквами, города и деревни обозначены гравированными медальонами с изображениями достопримечательностей.

Ола с Николаем договорились встретиться около карты: самый заметный ориентир, не заблудишься. Но таких находчивых среди гостей Осеннего Наместника оказалось много, и под стеной уже стояла целая толпа дам и кавалеров. Ола направилась туда через зал, размышляя, как же они теперь друг друга узнают. Воспользоваться магией невозможно, это она сразу почувствовала, и Лепатра об этом предупреждала: меры безопасности, чтобы гости не вздумали тут колдовать, кто во что горазд, особенно после алкогольных напитков.

В глазах рябило от золоченых колонн в виде снопов с колосьями-капителями, от пестрой потолочной росписи, от бальных нарядов всех цветов радуги. Николай не знает, как она выглядит в платье и парике – решила сделать ему сюрприз, в лучших традициях зажигательного флирта, и не додумалась поинтересоваться, что за костюм у него. Одни кавалеры были во фраках, другие в камзолах, третьи в плащах и полумасках, попадались среди них Деды Морозы и Санта-Клаусы. Для новогодних праздников нет строгого дресс-кода, лишь бы прикид годился для бала.

Она блуждала в этом столпотворении, озираясь по сторонам. Иные из кавалеров улыбались ей, но подцепить сейчас кого-то постороннего в ее планы не входило. Увидев сногсшибательно шикарную даму в перевитом жемчужными нитями парике с султаном белоснежных перьев, плывущую по залу с величавым достоинством, она решила, что это, наверное, супруга самого Наместника. Великолепное платье, стоячий кружевной воротник наподобие раскрытого веера, белая полумаска усыпана стразами, а может, и драгоценными камнями. Прилизанный юноша в камзоле торжественно нес за ней парчовый шлейф.

И похоже, что дама направляется к Оле… Слышала о лесной ведьме с Изначальной, которая побывала здесь как туристка, а потом вернулась обратно через схлопывающийся портал – и желает посмотреть на эту экзотику вблизи?

Сделав благовоспитанное лицо, девушка присела в реверансе, как учили в танцевальной студии.

– Ишь ты, ну прямо настоящая принцесса, – с одобрением заметила Клеопатра Мерсмон. – И платьишко тебе идет, сразу видно, что ты ему понравилась, вот и славно. А это Жозеф, мой ученик.

Паж-шлейфоносец застенчиво отвесил неловкий поклон.

– Способный мальчик, и к вещам заботливый, – отрекомендовала его патронесса. – Жозеф, это Олимпия, лесная, ученица Изабеллы.

– Рада познакомиться, – произнесла Ола благосклонным тоном представительницы бомонда.

– Платьишко-то на ней узнал? – Клеопатра оглянулась на своего протеже. – Это ведь то самое, которое ты от помойки спас, а я потом довела до ума, чтоб оно стало лучше прежнего!

– Замечательное платье, очень красивое! – поддержала беседу Ола. – И оно не превратится в тыкву, когда часы пробьют двенадцать.

– Там что-то другое в тыкву превратилось, – пробормотал паж, краснея.

По его виду можно было подумать, что речь идет о чем-то неприличном, хотя смущало его не содержание известной сказки, а общество самоуверенной красивой девушки.

– Чего глазами стреляешь, кого-то потеряла? – спросила Лепатра.

– Николая Коваля. Мы договорились встретиться под картой, но тут до кучи других таких же, и он не знает, во что я одета, а я не знаю, какой костюм у него.