ые наживаются на благотворительности, она бы отстреливала.
И завтра вечером она погуляет с Мелой. Или послезавтра, если удастся выкроить время. Но она обязательно купит Памеле аквариум с золотыми рыбками… Кажется, у нее уже есть аквариум? Или даже два?.. И еще купит новые развивающие книги, и самый лучший набор цветных карандашей, чтобы девочке было, чем заняться, а то дворник недавно жаловался, что она мусорила с балкона, принес в доказательство грязную скомканную бумажку.
Дура, ты бы хоть развернула эту бумажку и прочитала, что там написано, подумала Ола.
Анита оказалась не так плоха, как ей представлялось, но все равно дура.
Если получится, в новогодние каникулы она все-таки хоть раз погуляет с Мелой. Когда они в последний раз гуляли?.. Но ей во что бы то ни стало надо заключить контракт на поставку орешницы узорчатой, а для этого – перехватить поставщика у «Господина Шкафа» и «Королевства мебели», пока эти проныры ее не обошли. Орешница узорчатая пользуется спросом у заказчиков, но это редкое дерево, добывают его в глубине Леса, если у нее будет контракт, она отвоюет еще один сегмент рынка…
Этот хренов поток делового сознания может продолжаться до бесконечности. Сняв алую полумаску, Ола обогнула Аниту и шагнула к столу – так, чтобы та увидела ее в профиль. Ну, и что ты обо мне думаешь, Анита Грофус?
Опять эта дрянь! Ослепительная, наглая, свободная, как те фейри из детских книжек, которые не знают человеческих забот, в грош не ставят тяжелый повседневный труд, запросто получают все, что хотят, и насмешничают над людьми.
«Ой, ну ничего себе… Да я же не такая. Хотела бы я быть такой, как ты вообразила! Ты же совсем ничего про меня не знаешь. Каким отстоем я занималась в «Бюро ДСП», чтоб заработать на еду, как простывала зимой на уличных акциях и глотала таблетки, чтобы снять симптомы, потому что кому я нужна на больничном, как однажды получила дубинкой по голове, да еще угодила на сутки в душегубку, и голова потом часто болела – прошло только здесь, Валеас вылечил. И я целый год работала, как подневольная, на складе в Гревде, а сейчас там спят и видят, как бы затащить меня обратно. И денег у меня не то чтобы много, а у тебя с этим никаких проблем...»
Анита Грофус невысокого мнения об окружающем мире, и ее отношение к людям добрым не назовешь, но не похоже, чтобы на ее оценку влияло количество нулей на твоем банковском счете. «Честный – нечестный», «раздражает – более-менее не раздражает», вот что для нее имеет значение, а содержимое чужого кошелька ее как будто не волнует.
Вчера Ола решила, что эта сучка презирает ее – затесавшуюся на бал нищебродку, но оказалось, тут все иначе.
Эта мерзавка снова вертится рядом! Рассчитывает опять «случайно» зацепить кружева? Ну и плевать, так называемый праздник скоро закончится, и это платье больше не понадобится. Смотри-ка, оделась Коломбиной – ей подходит, Коломбина и есть. Она как режущее глаз цветовое пятно или невыносимый скрип гвоздя по стеклу. Какого черта она ко мне привязалась? Возможно, ее подослал кто-то из тех, кому я словно кость в горле… Наняли? Не обязательно. Скорее, попросили об одолжении, а для нее это всего лишь забава.
«Но это же неправда! – мысленно взвыла Ола. – Никто меня не подсылал, и зацепились мы вчера случайно! И сейчас я тебе ничего не сде...»
Хотя нет, все-таки сделала.
Что ж, пусть видит, что мне всё нипочем. Не привыкать.
«Так вот что я принимала за презрение: маску «всё нипочем». Ну и жопа, но я ведь не знала...»
Составляешь представление о человеке, и все его действия, высказывания, жесты занимают свои места, как паззлы в картинке. Всё объяснено, всё сошлось. А потом оказывается, что картинка не та, и человек совсем не такой… В этом осознании был привкус осенней взрослой горечи, как будто пьешь крепко заваренный чай без сахара.
Удастся ли выманить игреца наружу, не используя чары? Пусть только высунется – она его сразу схватит, запихнет в рукав и скроется в толпе. И Анита может думать об этом все что угодно... Ола снова надела висевшую на шее полумаску и начала выполнять хитрый обходной маневр, чтоб оказаться за у нее за спиной, но Анита ожидала подвоха и была начеку. А может, подойти и выложить все начистоту? Так не поверит же…
Именно в этот момент игрец шнуровидный вышел из ступора, обнаружил, что находится не в уютной темной полости за обоями, а в каком-то непонятном опасном месте – и начал судорожно извиваться, пытаясь сбежать.
До Аниты дошло, что оно живое . Вспышка омерзения и паники, мелькнула догадка: ей подкинули что-то ядовитое – и она бросилась вон из зала. Инстинкт самосохранения оказался сильнее, чем «всё нипочем».
Ола в замешательстве смотрела ей вслед. Чуть-чуть не успела! Она уже решила, что Анита Грофус не заслуживает такой шутки, и собиралась все исправить, но тут ситуация вышла из-под контроля. Хотя ничего фатального: игрец не опасен, не кусается, даже крапивницы не вызывает, жертва отделается легким испугом. Или догнать ее? Ола честно попыталась, однако вокруг суетилась уйма народу, вместо парадного освещения мерцали новогодние гирлянды, превращая залы и коридоры в зыбкие радужно-сумеречные омуты, а дворец такой, что блуждать по нему можно полночи. Логично предположить, что Анита умчалась в туалет, но вопрос, в который – их тут по четыре гостевых на каждом этаже, чтобы во время больших приемов не было очередей, как на вокзале.
Можно забить. Пусть попробует доказать, что виновата Ола. Да и вряд ли она пойдет с заявлением в полицию: повод несерьезный, поднимут на смех, реноме пострадает.
Вернувшись к столу, Ола залила угрызения совести водкой с апельсиновым соком. Ничего плохого она не сделала – не сделала же, правда? – а настроение все равно уже не то.
Принесли каре бокалов, в каждом плавала темная, будто лаком покрытая вишенка. Это ее утешит. Должно ведь ее хоть что-нибудь утешить.
После второго бренди ее пригласил танцевать Медверах с интеллигентным лицом в очках под оскаленной черной мордой. Они сталкивались с другими парами, такими же пьяными, и два раза чуть не упали, зато ей опять стало весело.
Уже под конец, когда во всех помещениях разом включили люстры, намекая гостям, что пора бы и по домам, она снова увидела Аниту. Та разобралась с игрецом, переоделась и держалась так, словно ничего не случилось – ей же «всё нипочем».
Ола в это время сидела на бархатном диванчике, а отыскавший ее Жозеф, забавно серьезный, хотя и с пятном губной помады на щеке, говорил, что надо ехать. Девушка, в свою очередь, пыталась ему объяснить, что лучше немного подождать, потому что с полом сейчас творится какая-то фигня – ты шагаешь, а он уплывает, как заколдованный, и можно ступить мимо пола, куда-то еще , но у Жозефа ее аргументы понимания не встречали. Тут-то и прошла мимо Анита, цокая каблуками по паркету – с прямой спиной, надменно вскинутой головой и застывшим недоступным выражением на лице. Вначале Ола сфокусировала взгляд на массивном ожерелье с магаранской бирюзой, и лишь в следующий момент поняла, кто это.
Почему ей внезапно стало не по себе?..
– Обратила внимание? – донеслось с соседнего диванчика. – Это носят на Изначальной. Год назад носили, перед тем как закрылись порталы. Мне нравится, хотя цвета блеклые, можно бы и поярче…
– Кардиган как у меня, только у меня вишневый, – отозвалась другая дама. – Вообще ничего так смотрится, только надо бы поярче…
– У нее шмотки, как у трупа! – высказалась Ола, привстав, но тут же плюхнулась обратно.
– Тише-тише, чего так разошлась? – шикнула подоспевшая Клеопатра. – А ну-ка, поднимайся и пойдем!
Анита Грофус уже дошла до арки. На ней было трикотажное платье-мини, мохнатый серый кардиган, высокие замшевые сапоги на шпильках и колготки в тон сапогам.
– Оссстанвите ее… – язык у Олы заплетался. – Чтоб не села в машину…
– Идем-идем, горе ты наше! Жозеф, подхватывай с той стороны.
Встать удалось со второй попытки. Ноги заплетались.
Пока двигались к выходу в потоке покидающих торжество гостей, Клеопатра сокрушалась:
– Что же ты не следила, сколько пьешь? Хорошая девочка, а меры не знаешь… Племянничек мой на что бандит, но если выпьет, по нему не подумаешь, ходит и говорит как трезвый, а тебя совсем развезло...
Это правда, Валеас всегда сохраняет самоконтроль, но Ола все равно оскорбилась, что его ставят ей в пример.
– Н-ну.. и что?!.. Зато я, в отличие от него, гетро… гетороро… Это самое… гетера...
– Не гетера ты, а сплошное наказание! Ох, Текуса наругала бы и тебя, и меня за то что не уследила… И давай-ка больше не кричи, а то что о тебе остальные подумают?
Остальные не обращали на Олу внимания. Остальные были не лучше.
На свежем воздухе у нее не то чтобы прояснилось в голове, но стало не так муторно. Загулявшую публику выпускали из дворца через эвакуационные выходы, чтобы никто не пересчитал ступеньки парадного крыльца. За домами взмывали в небо петарды, на площади скрежетали, шоркая друг о друга боками, сверкающие лимузины. Под подошвой у Олы хрустнуло автомобильное зеркало. Кто-то в белом плаще попытался залезть на ёлку, однако гвардейцы Наместника в колпаках Санта-Клаусов были начеку – вежливо, но твердо воспрепятствовали.
Ее запихнули на заднее сиденье, Лепатра устроилась рядом. Ола положила голову ей на плечо: клонило в сон. Колдунья не стала возражать, только терпеливо вздохнула.
За окнами проплывали в темноте цветные огни. В машине было душно, но уютно, пахло бензином, кожей, цветочным ароматизатором. Почти не тошнило, и она наконец-то задремала…
Жизнь разорвалась надвое, как непрочная ткань, и все, что было раньше, все, что казалось таким надежным, уносится в темноту за окнами автомобиля, словно подхваченный ветром лоскут. Осталось только мучительное, как судорога, недоумение: разве с неймогло такое случиться?.. И мерзкое ощущение полной беспомощности, и бьющийся в каждой клеточке тела животный страх…