ре, они бы сообщили в полицию, и тогда Ола не провела бы ночь в следственном изоляторе, а Анита Грофус не стала бы жертвой уголовников, нанятых, по всей вероятности, ее конкурентами.
Вспомнилась укоризненная цитата с постера в полицейском управлении: «И все это – из-за одного безответственного пьяницы!»
– Олимпия, добрый вечер.
На вошедшей женщине был длинный черный плащ с блестками, к лиловой шляпке с вуалью приколот букетик фиалок.
– Так себе вечер, – отозвалась Ола.
– Пожалуй, так себе, – согласилась Виолетта, присаживаясь напротив. – Машину нашли. На береговой свалке за Восточными воротами.
– Нужно несколько часов, чтобы доехать от Дубавы до Восточных ворот. То, что я в это время была в душегубке, в расчет не принимается?
– Перестань, – оборвала магичка учительским тоном. – И не надо вот этого сленга с Изначальной, следственный изолятор – не душегубка.
– Кому как, – возразила Ола, прикидывая, сколько понадобится времени, чтобы добраться отсюда до ближайших береговых ворот.
– Обвинения с тебя сняты.
– Тогда зачем ваша птичка?
Она кивнула на окно: Соглядатай устроился на макушке бронзовой скульптуры.
– Чтобы можно было быстро тебя найти, если понадобишься, – сухо сказала Виолетта. – В настоящее время на Магаране из лесных только ты. Если есть кто-то еще, мы об этом не знаем. Следствию необходима твоя консультация. Напоминаю о том, что ты обязана сотрудничать с властями.
– Хорошо, чем я могу помочь?
– В машине никого не было. Пока осматривали ближайшую территорию, следопыт из Трансматериковой, которого взяли с собой, дошел до опушки Леса и обнаружил следы каблуков.
Сходится: в ее видении Анита Грофус умирала не на свалке, а в лесном овраге.
– Тебе не придется туда ехать, – добавила Виолетта. – Дерн вырезали и привезли в Дубаву. Я надеюсь, Изабелла уже научила тебя этому вашему приему извлечения информации?
– Да. Я смогу.
Нет необходимости рассказывать о том, что она «считала» раньше. Они уже в курсе, что Аниту увезли в ее же машине, и что похититель утащил ее в Лес. Довольно-таки странное обстоятельство: чтобы туда по доброй воле ушел пешком обычный человек – не лесной колдун, не сильный классический маг, не псих… Впрочем, кто сказал, что похититель – не псих?
Так и не съеденные круассаны она положила в бумажный пакет, который попросила у официантки. Виолетта за нее расплатилась. Ола не возражала.
В этот раз с ней разговаривали иначе: с официальной прохладцей, но без хамства.
– Душ у вас тут есть? – поинтересовалась Ола – в тон им, выдерживая стиль.
Душ есть. Для сотрудников. Эксперта, которому в ходе экспертизы придется вывозиться, туда, разумеется, тоже пустят.
В помещении с кафельными стенами и тремя парами казенных плафонов стоял дурманящий травяной запах. На бетонным полу расстелен кусок брезента, на нем прямоугольный кусок дерна – полметра в ширину, чуть побольше в длину. Космы травы и торчащие с боков корешки, наполовину раздавленный желтовато-розовый червивый гриб, несколько стебельков, усеянных бусинами черной перловницы, (или сагай-тоуги, если по-кесейски).
– Я должна раздеться до пояса, – обратилась она к Виолетте. – Мужчины пусть выйдут, стриптиз только за деньги.
Та повернулась к остальным, выразительно приподняв тонкую нарисованную бровь.
В помещении кроме Олы остались магичка и женщина из полиции, плотная и румяная в отличие от аристократически бледной Виолетты.
Будь у нее больше опыта, не пришлось бы раздеваться и показывать им шоу «А сейчас я изваляюсь в грязи». Но ей нужен максимальный физический контакт, иначе не получится. Она растянулась на полу, уткнувшись лицом в траву, соприкасаясь обнаженной кожей с листочками, стеблями, раздавленными ягодами, склизкой шляпкой развалившегося гриба. Виолетта и сотрудница полиции хранили корректное молчание.
… Ток растительных соков, копошение букашек, дремотное оцепенение неизвестно чьей куколки, беспокойство червяка под корнями, уже почуявшего катастрофическую перемену и скорый конец... След Аниты Грофус – отчаяние и невыносимое унижение, парализующий страх, понимание, что никто не придет на помощь…
Но с Анитой и так все ясно, есть тут еще один след, поинтересней. Если другие впечатления Ола вбирала в себя легко, как губка воду, то это никак ей не давалось. Ладно, сосредоточимся и попробуем снова…
В следующий момент она конвульсивно дернулась и откатилась в сторону. Ее прошило болью от носоглотки до копчика, горло как будто забито старой жесткой щетиной, кишки свернулись в холодный ком, а в окружающем мире чересчур много неправильного, горького, вызывающего негодование, зато силы мало-помалу прибывают, потому что она тащит за собой еду на веревке…
– Девочка, спокойно, без паники, – подскочившая Виолетта опустилась рядом на пол, схватила ее в объятия, прижала к себе. – Сливай мне, потихоньку сливай, вот так, я забираю …
Стало получше. Как будто гной постепенно выходит из нарыва.
– Еда на веревке, сукаблять… – прохрипела Ола. – Это маг… Он не лесной, сукаблять… Сейчас вырвет…
Ее вывернуло на край брезента – кусками съеденного в кафе омлета и желудочным соком.
Успевшая отстраниться магичка поднялась на ноги с таким перекошенным лицом, словно только что наглоталась гадости. В некотором смысле так оно и было.
– Клаус Риббер! – процедила она. – А Эльвира в Танхале, когда еще вернется… Ола, спасибо, ты нам очень помогла, без тебя мы бы не получили эту информацию. Женевьева, сможете устроить, чтобы девочку отвезли в гостиницу? – это было сказано женщине в форме. – Мне необходимо кое-что уточнить и выяснить. Следователю позвоню сама.
Сотрудница дождалась Олу за дверью душевой кабины.
– Идем, машина ждет.
– Спасибо, на трамвае доеду. Трамвай не вызывает у меня негативных ассоциаций. Главное, мои круассаны отдайте.
– А что я скажу госпоже Чевари?
– Все что угодно.
С пакетом под мышкой Ола обогнула стоявшую у крыльца машину и вышла на улицу. Кажется, ее окликнули, но она не обернулась.
Пока ехала в желтом, как луна, трамвае через разноцветную ночную Дубаву, в ее спинном хребте постепенно замирало эхо травяных соков. Привет из Леса, который всегда готов ее принять.
В особняке на Стрекозиной улице светились два окошка на первом этаже. Входная дверь призывно распахнулась ей навстречу.
Когда-нибудь тоже так научусь, подумала Ола, пробираясь в полумраке по коридору. В окна косо падал свет вычурного, в барочных завитушках, дворового фонаря. Спасенные Лепатрой вещи казались в потемках таинственно живыми, притаившимися – только и ждут, когда гостья пройдет мимо, чтобы продолжить свои беседы еле слышным шепотом и незаметные для людей перемещения.
– Думала, ты раньше заглянешь. Я звонила им вчера вечером, и мне сказали, что уже разобрались, так что тебя скоро выпустят. Где была?
– Вчера вечером? – она чуть не выронила пакет. – Да меня же только сегодня выпустили, ближе к обеду! Что я делала столько времени в этом говноотстойнике, если они разобрались еще вчера?!
– Тише, тише, не ругайся! Думаешь, моим вещичкам приятно это слушать? Среди них ведь есть и такие, кого из канализации достали! Вот у тебя за спиной чайное ситечко на стенке висит, так его злые люди в унитазе утопили, а слесаря спасли, и уже после этого оно ко мне попало.
Ола глубоко вдохнула, потом медленно выдохнула. Клеопатра в ее злоключениях виновата в последнюю очередь. Кому-нибудь она при случае выскажет все, что об этом думает, но здесь не то место и не та компания.
– У меня круассаны есть. Они все разные, можем каждый разрезать напополам.
– Сейчас тебе чай заварим с лесными травками, которые мне Текуса дала, чтобы нервы успокаивать. И ночуй, если хочешь, у меня, найдется местечко. Твой законный представитель – Изабелла, но раз ее здесь нет, а я ее сестра, а ты ее ученица, пускай объясняются со мной. Именно так я им и сказала, когда звонила. Если что, я за тебя заступлюсь, свои связи в ход пущу.
Ола уже убедилась, что ее связи – вовсе не плод ее расстроенного воображения. Отец Изабеллы и Клеопатры владел заводом, выпускающим оборудование для горнодобывающих предприятий. Понимая, что его дочери-ведьмы заниматься бизнесом не будут, не те у них интересы, незадолго до смерти он завод продал, а вырученный капитал инвестировал, обеспечив наследницам хорошие дивиденды. В гонорарах Лепатра не особенно нуждалась, и когда ее просили разыскать или «подлечить» какую-нибудь ценную вещь, обычно работала по принципу «услуга за услугу».
– Хочешь, устраивайся в комнате Вала, там не вся кровать загромождена, тебе места хватит. Или можно в гостиной на кушеточке, мы ее с улицы Вчерашних Разговоров принесли, стояла под дождем мокла…
– Лучше в гостиной.
В его комнате, да еще с хэнтаем под кроватью – только этого ей сейчас и не хватало, после ночевки в следственном изоляторе.
После завтрака Лепатра потащила Олу смотреть, что у нее есть. Так маленькие девочки показывают друг дружке свои сокровища – картинки, стразы, конфетные фантики, камешки с моря, завлекательные инопланетные мелочи непонятного назначения. У нее много чего есть, очень много , а Ола, гуляя вместе с ней по захламленному особняку, пыталась представить, как он выглядел раньше, при жизни отца этой сбрендившей семейки. Судя по всему, раньше тут было просторно, стильно и в высшей степени прилично.
Птичья трель звонка застала их в сумрачной комнате, превращенной в богадельню для пишущих машинок: черных, зеленых, бежевых и в шахматную клетку, громоздких и компактных, скромных конторских тружениц и тускло сияющих позолотой офисных королев. Среди них затесалось несколько дешевых ноутов: кто-то из туристов взял с собой, обнаружил, что цифровая техника не работает (о чем предупреждали заранее), выкинул за ненадобностью, а Лепатра пожалела и приютила.