– Ну, тогда не знаю, кем должен быть заложник, чтоб оказаться главным противником спасателя… Психом? Истеричкой? Мудаком с потреблядским синдромом, который везде качает права?
– Любого из них можно образумить, в этом деле мы ученые. Но если у заложника стокгольмский синдром – тут тебе полный звездец, хуже не бывает. Он тогда будет против тебя заодно с преступником, и попробуй его перетянуть на свою сторону. С отморозком разговор короткий, есть угроза – стреляй на поражение, а этого гада с синдромом ты должен спасти, доставить на остров, сдать психологам. Такая, скажу я тебе, морока. Вот честно, врагу не пожелаю.
– Угу, – согласилась Ола. – Зато у спасательного отряда численное преимущество перед депрессивным заложником.
– Только это и радует. А ты прикинь, если б один на один, тогда хоть стреляйся. Однажды мой товарищ так вляпался, ну, сложилось оно так, до сих пор вспоминает и вздрагивает. Хотя здоровый мужик вроде меня, было дело, от медвераха ножом и рогатиной отбился.
На ночлег спасатели устроились в пропахших репеллентами компактных палатках, а Ола забралась в спальный мешок у подножия громадного дерева с норой под корнями – может, даже не одной. Обитатели норы ничего доброго от людей не ждали и не высовывались. Рядом с Олой стукнула о землю шишка, свалившаяся оттуда, где сплошные ветки и туман. На шишке сидел кто-то с длинными слюдяными крыльями, блеснувшими в свете костра. Заложив круг над лагерем, он одурел от репеллентов и полетел прочь, вихляясь из стороны в сторону. Порой негромко переговаривались часовые. В конце концов девушка задремала, и от беготни по «Бестмегаломаркету» ее спас капитан Федоров, рявкнувший: «Подъем!»
Зелье для Отхори, которым поделилась Лепатра, она взяла с собой, но решила приберечь на потом.
Моста на месте не было. С обрыва свисали покореженные стальные тросы и остатки горелых веревок с обугленными дощечками.
Внизу мчалась Тайва, приплясывая на порогах. Кое-где из венчиков бурлящей пены торчали скользкие каменные клыки.
Берега вздымались слоистыми изжелта-бурыми кручами, поверху сплошным гребнем тянулся смешанный лес.
Виолетта и Бенедикт настороженно озирались, как будто опасались засады, хотя Ола могла бы поручиться, что в окрестных кустах никого нет, кроме всякой мелочи. Уже собиралась сказать об этом, но тут Бенедикт по-киношному выхватил пистолет и навскидку сбил сидевшую на ветке зверушку. Ола только моргнуть успела. И моргнула во второй раз, когда зверушка, не долетев до земли, истаяла в воздухе призрачной кляксой. Соглядатай , оставленный Риббером.
До ближайшего отмеченного на карте брода полсотни километров. Передохнуть, пообедать – и вперед вдоль берега, других вариантов нет. Строить плот никакого смысла: даже если Тайва не разобьет его о камни, тут не выгрести. На что и рассчитывал чокнутый маг, косплеящий Санта-Клауса.
Один из оперативников, худощавый, немного сутулый, с лицом изношенным, как видавший виды ботинок, подошел к самому краю, закурил. Походка у него была дерганая, жесты резковатые, нервные.
– Переживает, что премия уплыла? – совсем по-дээспэшному ухмыльнулась Ола, обращаясь к остановившейся рядом Виолетте.
– Нет, не об этом, – серьезно и сухо ответила магичка. – Аниту он знал еще ребенком, Гай Грофус – его старый товарищ, они вместе служили в армии по призыву. Тебе стоит пересмотреть свое отношение к полиции.
– После того, что они мне устроили? После инспектора Вебера и следователя Косинского?
– Ола, мне тоже больше нравятся полицейские из книжек и фильмов – благородные рыцари закона, мудрые, тактичные, не знающие грубых слов и грязных приемов. Но это идеал, а в жизни есть Вебер и Косинский, и я с ними сотрудничаю, потому что они защищают законопослушных людей от бандитов, мошенников, маньяков. Несмотря на свои личные недостатки. Это живые люди, а не положительные герои, но других у нас нет. Ты ведь тоже не ангел, и судили тебя не по сфабрикованному делу.
– Угон машины. Мы опаздывали к порталу. И эту тачку мы бы с собой на Землю не взяли, так что мы ее временно позаимствовали. По факту это была только кража бензина, израсходованного в поездке.
– Не только. Ты кое о чем забываешь. Вы тогда привели в бессознательное состояние солдат, которые приехали в столовую на этом вездеходе. Бросили их на улице в темное время, на растерзание медузникам. Тебе повезло, что никто не погиб.
– Мы же их в кусты затащили. Медузники не могли до них добраться.
– Вы это сделали, чтобы спрятать их от людских глаз, а не от медузников. И после этого у них были проблемы со здоровьем.
– С нашей стороны эту проблему решили, – буркнула девушка, раздраженная и тем, что опять приходится оправдываться, и лишним напоминанием о том, что она, никуда не денешься, перед Валеасом по уши в долгу. Это он тогда решил проблему, переступив через свою неприязнь к армейским. Иначе бы Ола так легко не отделалась.
– Я не твоя наставница, но я считаю, что тебе надо об этом подумать, – строгим тоном произнесла Виолетта и направилась к остальным.
Изящная и прямая, как балерина, в подогнанном по фигуре камуфляже. Блестящие черные локоны выглядели так, словно в последний раз она мыла голову сегодня утром. Лепатра сказала, что ей сто пятьдесят девять лет. Подвид С, кто бы сомневался.
Отыскав заросшую тропку, Ола спустилась на отмель. Местами приходилось хвататься за торчащие из склона корни, чтобы не полететь кувырком.
Узкая галечная полоса вдоль отвесной громады, петлистые корни свисают засохшими щупальцами. Река лизнула носки сапог. В Лесу хорошо, в Лесу всегда хорошо, но если б еще не было рядом толпы людей… Сейчас их, по крайней мере, не видно, хотя и слышно.
Пасмурно. Небо мягкое, белесое, затуманенное, как в Отхори. Из-за бешеного течения отражения смазаны – импрессионистская рябь, клочья пены, а из воды у берега на Олу задумчиво смотрит неподвижное темное лицо, похожее на маску…
Она сморгнула, но маска не исчезла. В следующий момент стало ясно, что она видит плывня-масочника: у них на шкуре, на условном загривке, характерный рисунок, напоминающий человеческое лицо. Изабелла говорила, что их когда-то вывели кесу для речных перевозок – так же, как пустотелых червей-путешественников для перевозок наземных. Однажды она взяла Олу на прогулку по Лесу вдоль Маны, которая протекает через Манару, и познакомила с громадным, как ковер в гостиной, старым плывнем. Они даже прокатились на нем, лавируя среди кувшинок и травяных островков. Питается плывень рыбешкой, улитками, рачками, личинками – он плоский, словно камбала, может охотиться и в глубине, и на мелководье, а на зиму зарывается в донный ил и впадает в спячку.
– Привет!
Присев на корточки, она сунула руку в холодную воду и дотронулась до бугристой оливково-бурой шкуры. Амфибия шевельнулась, сместилась в сторону.
– Я своя, – сообщила девушка – и вслух, и посланием-импульсом, как учила наставница. – Я на тебя не охочусь. Ничего себе, какой ты большой...
Этот вроде бы поменьше того плывня, который живет в низовьях Маны, но тоже мог бы прокатить Олу на спине.
Она сощурилась, обдумывая то, что вначале пришло в голову не всерьез. Плывень может прокатить ее на спине. Прокатить. Через речку. На ту сторону.
Спустя полчаса, наладив контакт с речным жителем, который согласился подождать ее возле отмели, Ола полезла наверх. Ей позарез нужен кто-нибудь, кому наплевать на нее, но не наплевать на Аниту Грофус – и такой человек в отряде есть.
На траве лежали рюкзаки, пахло тушенкой и макаронами. Ола тоже проголодалась, но придется в этот раз пропустить обед. Приятель Гая Грофуса снова курил в сторонке. Еще бы знать, как его зовут… Хотя это не важно.
– Надо поговорить.
Тот повернулся. Ола скорее угадала, чем определила, что у него нелады с сердцем.
– У меня есть возможность переправиться на ту сторону. Там, внизу, плывень, он меня перевезет. Мне надо взять с собой необходимые вещи для Аниты – так, чтобы никто не заметил. Нужна ваша помощь.
Он несколько секунд на нее смотрел – глаза под скошенными складками век внимательные, недоверчивые – потом сказал:
– Я с вами.
– Боливар не вынесет двоих.
– Вы не справитесь.
– Два человека и багаж для плывня будут неподъемным грузом, – может, и нет, но брать его с собой Ола не хотела. – Чтобы вам не пришлось красиво утопиться посреди речки, если вопрос встанет таким образом. Для Аниты должны были захватить сапоги, носки, штаны, куртку. Где все это лежит, знаете?
– У меня в рюкзаке.
– Еще два спальника. Палатку не потащу. Медикаменты для Аниты. Сухари, копченая колбаса, еще хорошо бы шоколад и две-три банки сгущенки – это здесь ходовая валюта. И вы поможете спустить вниз мой рюкзак.
– В одиночку не справитесь.
– Я не собираюсь мериться силой с магом-психопатом. Постараюсь потихоньку увести у него Аниту, а потом будем играть в прятки, пока вы не подойдете. У меня преимущество – на моей стороне Лес, а вы же рано или поздно переправитесь на тот берег.
– Они далеко ушли.
– Догоню. Они идут медленно, у Аниты наверняка кровавые мозоли и ноги отекли, а этот хмырь думает, что отделался от погони.
– Пошли, – после минутного размышления согласился оперативник. – Меня зовут Борис Данич. Если спасете Аниту, я буду ходатайствовать о том, чтобы с вас досрочно сняли судимость.
– Об этом и так будут ходатайствовать. От вас мне нужно другое. Я хочу, чтобы следователь Косинский и инспектор Вебер принесли мне официальные извинения, и если я спасу Аниту, вы побеседуете об этом со своим руководством.
– Они выполняли свою работу. Вас подозревали в убийстве.
– Передо мной должны извиниться за это ваше отстойное тыканье. Это, что ли, тоже часть работы – без этого никак? А Вебер нахамил мне в доме у Клеопатры Мерсмон уже после того, как выяснили, что я вашу Аниту не убивала. Так что я хочу услышать от них извинения, от обоих.