Неизвестно, смотрела ли Анита любимое кино своего мучителя, но отломить каблуки она в конце концов догадалась. Только не возле ручья, как героиня фильма, а на очередной стоянке. Один валялся среди замшелых камней, и около него суетилась личинка с мохнатой спиной, полметра в длину, и так, и этак пыталась ухватить его жвалами. Год назад Ола перепугалась бы такой твари до холодного пота, а сейчас только глянула сверху вниз: мелочь неопасная. Второй каблук уже кто-то утащил.
Последний марш-бросок – и она их нагнала.
Если ты, обнаружив в Лесу дохлого ящера величиной с дворняжку средних размеров, не спешишь пройти мимо, а разгоняешь слетевшихся шмыргалей, хватаешь звериный труп в охапку и уносишь с собой, на радостях едва ли не мурлыча «моя прелесть» – тут возможны разные варианты. Либо ты вконец оголодал, и небеса милосердно подкинули тебе обед. Либо у тебя сорвало крышу, и возле береговых ворот тебя ждут не дождутся крепкие ребята со смирительной рубашкой. Либо ты ученый-натуралист и заполучил то самое, чего тебе недоставало для завершения многолетних исследований. Либо ты ведьма, и мертвая рептилия понадобилась тебе для черного дела. Или наоборот, для доброго дела – смотря с чьей точки зрения взглянуть на ситуацию.
Ящер напал на маленького свиненка, отбившегося от семейства, и его задрал примчавшийся на визг свинобраз. Поднял на клыки, затоптал копытами. Подоспевшая к развязке Ола порадовалась результату: то, что нужно, а нужен ей достаточно большой кусок мяса, который можно заколдовать. И хорошо, что победил не ящер: кабан тяжеленный, она бы его даже волоком не утащила.
Шмыргали сопровождали ее гудящей тучей: ты же сама все не съешь, и для нас что-нибудь останется…
– Анита – сучка, – объяснила им Ола.
Судя по согласному жужжанию, возражений у шмыргалей не было.
Она уже третьи сутки пасла Риббера и Аниту. Вилась вокруг них, словно осторожное лесное животное, которое рассчитывает поживиться, но избегает попадаться людям на глаза.
Хотелось надеяться, что старый колдун, наверняка учуявший постороннее присутствие, решил, что за ними увязался какой-то зверь. Ола старалась слиться с Лесом, стать неотличимой от других его обитателей – этому она уже научилась. Будь она из классических, вряд ли ей удалось бы провести опытного мага, но другое дело, когда у тебя в союзниках сам Лес.
Дважды посмотрела на них вблизи из засады. Клаус Риббер в долгополом красном балахоне, отороченном свалявшимся грязно-белым мехом: косплеить так косплеить. Анита в потерявших всякий вид модельных сапогах, замызганном кардигане и условно белой трикотажной одежке – то ли короткое платье, то ли длинный джемпер. На шее ожерелье с магаранской бирюзой, то самое, с бала. Волосы нечесаные, лица почти не разглядеть: грязь и ссадины, на глаза падает слипшаяся челка. А у Риббера лицо мудрое и благородное, преисполненное горькой отеческой укоризны – свою роль он отыгрывал по высшему разряду. Это его Ола тогда встретила в переулке около парикмахерской.
Анита двигалась, как зомби или плохо отлаженный робот, хотя никакие чары ее как будто не связывали. Только веревка на поясе. Понимает, что с маньяком-волшебником ей не справиться, и выжидает шанса, прикидываясь сломленной? Шанс у нее скоро будет. Теперь уже очень скоро. Лишь бы она хорошо себя проявила в предстоящем марафоне по пересеченной местности, а то зря, что ли, Ола старалась?
«Когда уберемся подальше от этого хмыря, поставлю ее перед фактом, что рюкзак тащим по очереди!»
«Сонных башмачков» Ола насобирала по дороге. Тут главное – не перепутать их с цветами других лиан, похожими, но для колдовства непригодными. Попадаются и по форме неотличимые, и тех же оттенков – бледно-фиолетовые, тускло-белые, пепельно-розовые, определить разницу можно только на ощупь. Текуса долго учила ее улавливать это особенное ощущение в кончиках пальцев: как будто прикасаешься к чему-то зыбкому, и оно то ли есть, то ли нет. «Сонные башмачки» уводят тропинками снов, и это путешествие с закрытыми глазами продолжаться два-три часа, а потом проснешься разбитый, как после долгой изматывающей прогулки наяву – куда там «Бестмегаломаркету»!
Клубень черной хундры нашелся в болотце, которое темной жемчужиной маячило в тумане. Пришлось закатать рукав, по локоть сунуть руку в холодную мутную воду и долго шарить среди стеблей камельяры остролистой, распугав здешнюю странную живность.
На пальцах остались порезы, зато теперь у нее есть то, что нужно. Мокрый клубень величиной с грецкий орех Ола тщательно завернула в полиэтиленовый пакет и спрятала в отдельный карман рюкзака. Пушистые светло-зеленые метелочки камельяры, как будто обсыпанные мукой, чуть заметно покачивались, хотя с чего бы им качаться в безветренную погоду… Она запоздало поняла, что в водоеме живет кто-то покрупней осторожной мелюзги, и этот кто-то мог бы цапнуть ее за руку, но не рискнул связываться.
Зачем ей понадобилась вся эта авантюра? Спросите что-нибудь полегче.
Грофус-папа за спасение Аниты отвалит кучу денег, это само собой, но заработать она могла бы и на складе, с еженедельной коробкой директорских конфет в придачу.
Снятие судимости? Ну, это бы совсем неплохо, однако бывшая дээспэшница отлично знала, чего стоят обещания должностных лиц, когда им от тебя что-то нужно. Сначала «Мы вам предоставим, выплатим, обеспечим, гарантируем…», нужное подчеркнуть, а потом «Ваш вопрос на рассмотрении…» – и это может тянуться до бесконечности. Она не электорат, чтобы вестись на такие уловки.
Словечко «электорат» на жаргоне дээспэшников было ругательным, хуже только «трудяга» или «альтруист». Впрочем, после года жизни на Долгой Земле Ола изменила свое отношение к тем, кого ее подельники из «Бюро ДСП» называли «трудягами» и «альтруистами».
Насчет извинений Косинского и Вебера она иллюзий не питала. Эти два упыря на службе у ее величества Отчетности скорее удавятся, чем станут извиняться. Люди разные, твердили ей Изабелла с Текусой, и никудышная из тебя ведьма, если ты этого не видишь. Ладно, в полиции тоже люди разные, с этим она не спорит. Может, Борис Данич получше Вебера и Косинского, хотя сделаем поправку на то, что она не знает его с худшей стороны: сейчас он хочет спасти дочку старого товарища, и Ола – та, кто может это сделать. Не исключено, что при других обстоятельствах он вел бы себя иначе.
Из сочувствия к Аните? Она бы, конечно, не хотела оказаться на ее месте, но Анита Грофус ей никто, и рисковать ради нее – последнее, на что Ола способна. Другое дело, будь это Изабелла, или Текуса, или Эвка, или Лепатра, или хотя бы Ида с Гревдинского склада.
Чтобы отплатить Клаусу Рибберу? Есть немножко. Чокнутый хрыч отлично понимал, что подставляет ее. Но жизнь Олы стоит в тысячу раз дороже, чем сиюминутная месть, тем более что магическое сообщество рано или поздно с Риббером разберется.
Квест ради квеста? Или чтобы доказать Валеасу, что она тоже кое-что может, и хватит смотреть на нее, как на девочку для битья? Или этого захотел Лес?..
Может, когда-нибудь она это поймет, а сейчас пора действовать.
Соорудив из бинта заготовки для двух многослойных масок, Ола вытащила клубень хундры и разрезала напополам, перед этим задержав дыхание. Хотя толку-то задерживать, все равно в ближайшие два-три часа придется вдыхать эту жуть, в сравнении с который аммиак покажется нежным шлейфовым ароматом. Любопытных лесных жителей, наблюдавших за ведьмой из кустов и с древесных ветвей, как ветром сдуло.
Каждую половинку она поместила между слоями марли, аккуратно убрала это хозяйство в пакет. На пальцах остались темные пятна, и от рук несколько дней будет разить, зато «сонные башмачки» не уведут ее по своим зыбким дорожкам. С этой штукой – не уведут.
Лес в вечернем тумане снова был похож на дно молочного моря: есть тут моря, как же без них, но они призрачные, спрятанные, а чтобы совместиться с явью, им надо прикинуться ливнем или туманом. Хотя это всего лишь фантазии, ей сейчас в самый раз думать о чем угодно постороннем, чтобы поменьше трусить.
Ола напомнила себе о том, что Валеаса она боится больше, чем Клауса Риббера – и ничего, целый год рядом с ним прожила… Не помогло. Потому что не больше. Валеас – опасный, но свой. Когда они общаются, каждый соблюдает границы, не лезет в чужое личное пространство и не пытается его разрушить. А Риббер – голодный упырь, он Аниту жрет и остановиться не может, да и зачем останавливаться, если ему с этого хорошо?
Страх отступил, когда она надела самодельную защитную повязку с убойной начинкой. Ой, пристрелите меня кто-нибудь... Щас глаза на лоб вылезут, это же не просто гадость, а Гадость с большой буквы!
Отчаянно кривясь под маской, Ола обошла их стоянку по периметру и соорудила из сухих веток четыре миниатюрных шалашика, насыпав в каждый «сонных башмачков» равными долями. Все это приходилось делать в потемках. Чтобы не убрести в ненужную сторону или не запнуться о корень, она воспользовалась «кошачьим зрением». Освоила этот прием с полгода назад, но получалось у нее только в Лесу, а у Изабеллы, Текусы и Валеаса – где угодно. Потом обошла по второму разу и запалила костерки магическим способом, это она тоже умела.
Маньяк и его жертва устроились на ночлег в нескольких шагах друг от друга. Даже если старый волшебник учуял дым, отреагировать не успел – «сонные башмачки» безотказная штука. Не хуже кувалды.
Завернутый в кусок полиэтилена дохлый ящер дожидался своего часа в кустах возле рюкзака. Нож в правом кармане куртки, вторая маска – в левом. Кураж, как всегда, при ней. Она сейчас крысобелка, а эти бестии забираются куда угодно и уносят в зубах, что приглянется: авторучки, часы, конфеты, бижутерию. Никого не боятся. А может, и боятся, но это не мешает им таскать у людей еду и мелкие вещицы.
Ей предстоит «унести в зубах» не авторучку и не часы, а эту сучку Аниту Грофус, но будем считать, что разница не принципиальная.
Встав меж двух вековы