Гостиницу она изучила вдоль и поперек. Комнатушки и коридорчики, то залитые солнцем, то погруженные в сумрак. Мебели всего ничего: здесь хромой стул, там шкаф с облезлыми скрипучими дверцами, тут продавленный диван. Блеклые обои в цветочек, или в полоску, или с вазами и золочеными завитками, как в апартаментах-люкс – этот номер был просторнее других, с балкончиком на улицу. Деревянные половицы и деревянная же лестница на второй этаж. На потолках лепнина, мотыльки с прозрачными зеленоватыми крылышками, крюки для люстр, затаившиеся перекидники. Буфет с исцарапанной лакированной стойкой, за ней на полках несколько шикарных бутылок из-под коньяка и ликеров – словно преисполненные достоинства аристократы, расположившиеся на некотором расстоянии друг от друга, чтобы коротать вечность в гордом одиночестве.
Стук в дверь застал Олу на втором этаже. Выбравшись на балкончик, она увидела широкополую коричневую шляпу с пером и камуфляжный рюкзак.
– Привет! – обладатель шляпы и рюкзака, отступив от двери, поднял голову.
Молодой парень (хотя черт его, долгоземельца, разберет), симпатичный, загорелый, над верхней губой темная полоска усиков.
– Привет! – отозвалась девушка, мысленно посмотрев на себя его глазами: запеленатая в бинты мумия (единственный плюс – стройная мумия), на голове марлевый чепчик, лоснящееся от мази лицо в коросте запекшихся ссадин. Из одежды на ней, кроме бинтов, был только цветастый халатик, добытый Валеасом где-то в окрестностях, да еще гостиничные тапки.
– Я Николай Коваль, – визитер приподнял шляпу. – Гостей принимаете?
– А вам точно сюда?
– Валеас обо мне не предупредил?
Коваль – что-то знакомое, но от лесного колдуна она точно о нем не слышала. Пока спускалась, припомнила надписи на здешнем бутылочном реквизите: «Кондитерско-ликёрная фабрика братьев Коваль». Коньяк в этом заведении держали земной, а ликеры были местного производства. Фантастически вкусные, судя по тем капелькам, которые ей удалось выцедить, отвинтив присохшие пробки.
Перед тем как отправиться на Долгую Землю, Ола воспользовалась дополнительной услугой турагентства «Реджинальд-Путешественник»: гипнолингвокурс на пять тысяч слов, срок действия полгода, разговорная речь плюс чтение несложных текстов. Вопрос, что будет с ее знаниями через полгода… Может, никуда не денутся, в условиях постоянной языковой практики?
Дверь была заперта на засов: однажды Ола уже вляпалась в здешних краях в неприятности, мало не показалось. Валеас отодвигал засов магическим способом, а все остальные пусть дожидаются, когда им откроют. Если откроют. Но «остальные» до сих пор сюда не стучались, Николай Коваль первый.
Рюкзак у него был земной фирмы, с лейблом «Космодесант», они качественные и удобные, хотя встроенные гаджеты на Долгой Земле не работают. А перо на шляпе длинное, узкое, красно-желто-оранжевое в крапинку.
– Рад познакомиться, – улыбчивые темные глаза с хитринкой. – Я вам кое-что принес.
– Шмотки в самый раз, – оценила Ола, когда он стал выкладывать из рюкзака на диванчик одежду: упаковки с бельем, джинсы, две футболки, теплую толстовку с капюшоном, бирюзовое кимоно с цветочным орнаментом по рукавам и подолу – переплетенные ветки с розовыми бутонами. – Это все мне? Спасибо.
В довершение Николай достал три пары кроссовок.
– Потом сможете выбрать свой размер. Насчет остального ясно, а с обувью не угадаешь.
Ола сразу переоделась в новое кимоно: будем считать, что этот цвет лучше оттеняет ее бинты.
– У меня еще вот что есть, – гость выставил на подоконник термос, две коробки – шоколадные конфеты и печенье, бутылку ликера «Золото Магарана», точь-в-точь такую, как на полке в буфете.
– Валеас ругаться не будет?
– Не будет. Он, если что, сразу врежет. Шучу, я у него спрашивал – доктор сказал, угощать можно.
Они перешли на «ты». В термосе был чай, потом разлили в маленькие серебряные стопочки ликер – коллекционный и дорогущий, судя по этикетке.
– Классная штука. У тебя ликерная фамилия – Коваль.
– Наше семейное предприятие. Основано братьями Ковалями, которые пришли на Долгую Землю с первой волной переселенцев. Репутация, проверенная временем, и все такое. В нашем случае реклама не врет: мы производим лучшие на обеих Землях ликеры, можешь сама убедиться.
Ола тогда решила, что он ей лапшу на уши вешает: пользуется тем, что однофамилец известных бизнесменов, чтобы морочить головы девушкам. При условии, что он и в самом деле Коваль, а не назвался чужим именем. Но с другой стороны, это очень даже хорошо: если морочит головы девушкам, значит, он не такой, как Валеас, первый плюс, и если морочит голову ей, значит, уверен, что ее нынешний жалкий вид – дело временное и поправимое, плюс номер два.
Воодушевленная и этими выводами, и чудесным «Золотом Магарана», Ола в долгу не осталась: рассказала ему свою биографию. Такую же правдивую, как «наше семейное предприятие».
Ей было шестнадцать, когда маму сбила машина. Она тогда осталась одна, почти без денег, с перспективой угодить в госприют. Так называемая «защита интересов несовершеннолетнего лица» – но Ола рано научилась собирать рассеянные данные, выхватывая из мозаичных потоков информации нужные паззлы, и у нее было представление о том, как живется в этих приютах. Хреново живется. Куда угодно, только не туда. Или затрахают, как последнюю сучку, или сломают нос о край унитаза, вдобавок обложат данью в пользу какой-нибудь криминальной группировки. Оставшегося без попечения родителей подростка оберегают от взрослых с нехорошими намерениями, игнорируя тот факт, что не менее серьезные опасности могут угрожать ему со стороны других подростков. В этой среде возможно все, однако должностные лица, озабоченные исполнением закона, закрывают на это глаза. Не со зла, просто потому, что ничего не могут с этим сделать. Не хочешь, чтобы тебя перемололо – спасайся от этой мясорубки, как сумеешь и как повезет. Уцелевших ждет награда: нормальная человеческая жизнь после достижения совершеннолетия.
В той версии событий, которую услышал Николай Коваль, присутствовали вожделевшие Олу мафиозные боссы (двое мужчин и одна лесбиянка), автомобильные гонки по ночному городу и гонки на флаерах над крышами высоток – отказав мафии в постельных утехах, она поневоле стала участницей нелегальной игры на выживание. За победу обещали кучу денег и новые документы с датой рождения на два года раньше, чем на самом деле, но когда она выиграла, ее чуть не грохнули. Главный соперник, который всю дорогу висел у нее на хвосте и пришел к финишу вторым. Этот гад смылся с присвоенным баблом, бросив ее истекать кровью. После лечения в отстойной муниципальной больнице Ола пошла в стюардессы на линию Земля-Марс, а два года спустя восстановила свои настоящие документы и устроилась в «Бюро ДСП» – «Движущая сила политики». Космический перевозчик к этому времени обанкротился, вот ей и пришлось искать новую работу. Ну, и унаследованную от родителей квартирку хотелось вернуть, а для этого ей надо было снова стать Олимпией Павлихиной.
– Круто! Хоть кино про тебя снимай, – одобрительно заметил Николай, разливая остатки ликера.
Поверил, не поверил – не имеет значения. Кому нужна правда, серая, промозглая и безнадежная, как преддверие ада? Словно тебе надо бежать со всех ног по гололеду, один неверный шаг – и поскользнешься, а мимо на бешеной скорости проносятся машины (такие же, как та, которая сбила маму), в лицо летят брызги грязи, ноябрьский ветер пронизывает до костей, но это еще не полная безнадега. Полная безнадега наступит, если не успеешь. После первого шока Ола просчитала, что ее ждет дальше – и взяла судьбу в свои руки. Даже плакать некогда: надо ухитриться повернуть все по-своему, пока ее не запихнули в гребаный приют.
Сразу после кремации она подошла к Леде, маминой двоюродной сестре, изложила ей свой план. Раньше они друг другом не интересовались, но Ола была в курсе, что у Леда увязла в кредитах, а она по закону наследует родительскую однокомнатную квартиру. Жилье можно сдавать, опекун несовершеннолетнего имеет на это право. Деньги Леда сможет тратить на погашение своих кредитов, а Ола переселится к ней, но мешать не будет, и заработок себе найдет, чтобы самостоятельно прокормиться, главное – срочно оформить опеку, иначе все обломается.
Убедила. Леда была старше Олы на тринадцать лет, и все равно приходилось подсказывать ей каждый шаг, подгонять, контролировать, слово имеешь дело с амебой, которая только и ждет, когда можно будет растечься вялой лужицей. Бесцветно-хорошенькая, корыстная, но непрактичная, постоянно озабоченная тем, понравится ли она, обратят ли на нее внимание, появится ли у нее кто-нибудь, сможет ли она удержать того, кто появится… Ола жила у нее на кухне, ночевала на раскладном коврике-пенке. Инспекторше из органов опеки втирали очки, что она спит в комнате на диване, со всеми удобствами, какие положены «несовершеннолетнему ребенку».
С деньгами вопрос решился: увидела в сети пост Аргента, набиравшего людей для акции «Поддержим честного застройщика», связалась, пришла, отработала, получила свой первый гонорар. Через несколько дней ее позвали на митинг «Встанем на пути у нечестного застройщика», причем застройщик был тот же самый, только заказчик поменялся. В «Бюро ДСП» она зарабатывала в два-три раза больше, чем Леда в своем бутике, и между делом ухитрилась закончить школу, а когда ей исполнилось восемнадцать, Аргент ее официально трудоустроил. Она была ценным кадром: находчивая, отчаянная, расчетливая. И никто не догадывался, что ей крышу сносит от долгианского Леса, который она ни разу в жизни не видела, только на фото. «Ну да, я подсела на это. Мало ли, кто на что подсел», – объяснение для себя, эту тему она ни с кем не обсуждала. Оформив квартиру в собственность, сделала косметический ремонт и вернулась домой, хотя Леда уговаривала ее еще пожить на коврике: «Ты ведь уже привыкла спать на кухне, а мне надо кредиты выплачивать, ну, войди в мое положение...» «Попользовались друг другом, и хватит», – отрезала дээспэшница. «Но мне же надо... – пролепетала собеседница, беспомощно глядя на нее из-под дешевых накладных ресниц. – Ты должна понять, чем я теперь буду платить...» Ола собрала свои вещички и ушла, выложив на стол ключи. Больше их пути не пересекались.