– Мне пора, – мягко сказала Изабелла, бросив на нее сожалеющий и в то же время непреклонный взгляд. – Держи дистанцию, выбирай такие места, где можно спрятаться.
И после этого исчезла. Текуса и Валеас ушли вслед за ней: у них в Отхори найдутся дела поинтересней, чем сидеть с Олой.
– А давай, по магазинам вместе походим! – предложила Лепатра. – Посмотрим, что там есть, идем!
В недоумении поглядев на роскошную девицу в мини с золотыми блестками – та радостно улыбалась, как будто приняла ее за свою знакомую – Ола подхватила валявшуюся на полу сумку и выскочила в коридор. Какие магазины, ей бы к порталу успеть...
Утро выдалось более-менее доброе, хотя и пасмурное, с затянутым небом и моросью. Зато без ветра. Хвоецвет ниже по склону купался в тумане, просвечивая сквозь него цветными пятнами. Из земли вокруг стоянки поналезло грибов, и кто-то чавкал возле кустарника, но когда Ола поглядела в ту сторону, застеснялся и проворно спрятался – только ветки качнулись.
– У тебя есть ножницы? – спросила Анита после завтрака.
– Зачем?
– Волосы отстригу. Все равно это уже не волосы.
Она впервые попыталась расчесать колтуны, используя вместо гребенки пятерню. Начала интересоваться своей внешностью – наверное, хороший признак.
– Не надо, я их тебе распутаю. Для этого есть простой магический способ, я научилась, хотя мне пока расчесывать нечего. Изабелле и Валеасу это уйму времени экономит. Давай попробую, сядь.
Ола протянула руки, как будто собиралась схватить ее за голову, сосредоточилась. Должно получиться… Намертво спутанные пряди зашевелились, словно в текучей воде, начали постепенно расцепляться и расправляться.
После этой процедуры волосы Аниты, хотя и по-прежнему грязные, выглядели расчесанными до идеального состояния. Она собрала их на затылке в хвост, стянув резинкой, которую сняли с упаковки бактерицидного пластыря. На глаза падала ровная челка, прикрывшая царапины на лбу. В таком виде Анита стала пугающе похожа на героиню любимого фильма Клауса Риббера в последнем эпизоде. Олу это насторожило: вдруг такие совпадения нежелательны, надо будет в следующий раз спросить у Текусы… Но героиня фильма выглядела так в своем предсмертном бреду, а Анита – наяву, живая и здоровая.
«И в том кино не было меня, – дополнила эту мысль Ола. – А я тут у нас решающий фактор!»
Заодно подумала о Лепатре, которая раньше всех поняла, что происходит в конце фильма. «В жизни так не бывает» – правильно, не бывает, но это «не про жизнь, а про смерть». Только она и угадала истинный смысл финального эпизода.
«Ты ее раньше не знала, – с сожалением вздохнула Виолетта, когда на привале зашла речь о Клеопатре Мерсмон. – У нее был замечательный потенциал. Так нелепо себя погубить, в голове не укладывается… И очень грустно».
«Все это случилось потому, что она больше всего на свете хотела нравиться и слишком от этого зависела, – подумала Ола, вскидывая за спину рюкзак. – На эту дорожку я точно не сверну. Столовая имени Клауса Риббера не здесь, вы ошиблись дверью».
Лесистая макушка Аяши осталась позади. Дальше лежала страна ущелий, озер и потаенных долин, а на горизонте сизым горбом вздымался Кракен – или, по-кесейски, Мукаран, «пуп земли». Самая высокая гора Магаранского хребта.
Им налево, на северо-запад – туда, где побольше Леса. Ола оглянулась на Аяшу: будь она в состоянии выдержать бой с опытным магом, это было бы подходящее место, но для нее самый правильный вариант – убегать и прятаться, как велела Изабелла.
Когда остановились напиться из ручья, Анита направилась к сложенным в несколько стопок каменным блинам в пучках рыжеватой травы и плетях вьюна.
– Эй, не лезь туда! – окликнула ее Ола. – Время потеряем, и здесь могут водиться ядовитые змеи.
– Я хочу посмотреть. Мне кажется, он вот-вот появится, – по ее лицу скользнуло затравленное выражение.
– Кто появится – упоротый Дед Мороз или жургун?
– Жургун ведь убежал… – в замешательстве возразила Анита.
– Да, но если до него дойдет, что мы его обидели, и что мы не опасные, он вернется и увяжется за нами, чтоб отомстить.
– Думаешь, он может все это понять?
– Еще как может. Звери понимают больше, чем считает большинство людей.
– Тогда идем скорее.
Она подняла рюкзак – была ее очередь.
Честно говоря, такой поворот событий Ола считала маловероятным, если не вовсе фантастическим, но хорошо бы переключить опасения Аниты с Риббера на жургуна. Страх перед Риббером превращает ее в беспомощную маленькую девочку, которую нехороший дядя посадил в мешок и унес, зато страх перед жургуном обеспечит ей выброс адреналина. В отношениях со своим похитителем она была законченной жертвой, а зверюгу они победили, так что пусть лучше Анита думает о жургуне.
– Ты могла выстрелить ему в пасть, тогда бы он наверняка за нами не погнался, – заметила она, когда зашагали дальше.
– Могла. Но незачем. Чтобы его прогнать, хватило безвредного фейерверка. И между прочим, это не он тебе, сонной, на голову наступил, а ты ему. И теперь жалеешь, что он не умер в муках? Этим бы кончилось, если б я сделала так, как ты говоришь.
– Но мы же люди, а это животное, опасный хищник.
– Считаешь, с животными можно поступать как угодно? Видовая солидарность и всё такое?
– В некоторых ситуациях. Все-таки интересы людей важнее.
– Твоя позиция ничего тебе не напоминает?
– Что она должна мне напоминать? – Анита насторожилась.
– Точку зрения одного ряженого упыря, который тащится за нами наперегонки с жургуном. Только у тебя солидарность по видовому признаку, а у него еще и по половому, и кто не из своих, с теми можно не церемониться. Выводы на твое усмотрение.
Получилось очень в духе Изабеллы, но об этом Анита не знала.
Некоторое время она помалкивала, пока Ола опять не втянула ее в разговор. Нельзя, чтоб она оставалась наедине с собой, или, вернее, наедине с Риббером, который пусть и далеко – хотелось надеяться, что далеко – все равно присутствует в ее мыслях, как внедрившийся в чужой организм паразит. К тому же кто знает, на что он способен при наличии канала… Когда Анита надолго погружалась в молчание, лицо у нее становилось такое, словно она сидит в запертой комнате в ожидании чего-то страшного.
Оживилась, когда Ола показала ей чарушник – искривленный, узловатый, с розовой в узорчатых разводах корой. Ценная древесина, денег стоит.
– Ты посмотри на него, не переводя свои впечатления в нули на банковском счете. Прибыли с него никакой – расходы на транспортировку не окупятся, зато какой он красивый, и сколько тут всякой мелкой живности… Ты когда-нибудь видела, как он растет?
– В первый раз.
– Теперь будешь знать. А вон там, обрати внимание – дерево-башня. Но смотреть на него вблизи мы не пойдем, не по дороге.
– Это в них гнездятся медузники? – Анита понизила голос, как будто опасалась разбудить ночных кровососов.
– Обычно да, а еще в пещерах и гротах. Или в развалинах, если найдется развалина, которую не проверяет Санитарная служба.
Дерево-башня торчало на фоне облачного неба, точно одинокая высотка, облагороженная зелеными насаждениями. Так казалось издали, а если подойти – видно, что это его собственная крона, как будто нанизанная на стержень и сползшая вниз. На верхней трети ствола ни веток, ни сучьев, зато всегда найдутся полости для медузников-симбионтов.
Эта «башня» была большая и старая, наверняка там обитала целая колония, и если бы натравить летучих упырей на пешего упыря… Но толку-то, защититься от медузников даже для мага-ученика несложное дело.
– Я тут подумала, кому могло понадобиться, чтобы со мной всё это случилось, – заговорила Анита, когда они под вечер перебрались по камням через приток Тайвы и пошли в сторону склона, где клубился уползающий в небеса хвоецвет, в сумерках не разобрать какого оттенка. – Если он психопат, его могли к этому подтолкнуть. Это мог быть Петер.
– Отец Памелы?
– Нет, Петер был раньше. Отец Памелы с Изначальной, там и остался. Я специально выбрала такой вариант, чтобы никто не мог предъявить права на моего ребенка. А с Петером мы еще до этого чуть не поженились. Вместе учились в университете, и вначале всё у нас было романтично и красиво, нас считали идеальной парой. Некоторые старые знакомые до сих пор осуждают меня за то, что я разрушила такие распрекрасные отношения.
– Вы и в самом деле были идеальной парой?
– На первом этапе. Гуляли по городу, держась за руки, допоздна сидели в уличных кафе, целовались в кино. Строили планы, как займемся совместным бизнесом, но мне повезло, до этого не дошло.
– И что было потом? Слишком много сиропа, тебе надоело?
– Потом я увидела, что под этим сиропом спрятан капкан. Петер оказался собственником и любителем воспитывать. Его поползновения меня контролировать сначала выглядели, как забота, но после того, как мы в первый раз переспали, он стал требовать отчетов – где я была, почему задержалась, с кем разговаривала, почему меня не было дома, когда он звонил… Вся романтика быстро выветрилась. Если наши мнения не совпадали, говорил что-нибудь уничижительное насчет моей точки зрения – в такой подаче, как будто он заботится о моем развитии. Понимаешь, о чем я? Меня это раздражало, зато маму с папой умиляло, они были на его стороне. Когда я решила порвать с ним и сказала об этом, он меня ударил. Толкнул так, что я стукнулась о край стола и упала, синяк на бедре был с пол ладони. На другой день прислал открытку с признаниями в любви и дорогущий букет цветов.
Она разволновалась, глаза беспокойно блестели из-под челки.
– И как тебе удалось от него отделаться?
– Я сбежала на Изначальную. Прожила там полтора стандартных года. Путешествовала, набиралась идей для своего бизнеса. Чтоб не тратиться, работала где придется. За четыре месяца до рождения Памелы я вернулась домой, чтобы не возникло проблем с вашими социальными службами. Узнала, что Петер уехал на Кордею, и вздохнула с облегчением. Потом он появился, опять начал слать цветы и любовные письма, но я все это выбрасывала в помойное ведро. Наняла охрану, чтоб его ко мне не подпускали, и поселилась отдельно от родителей, чтобы не ели мозги на тему замужества. В конце концов он отстал и теперь болтает обо мне всякие гадости: «сухарь», «стерва», «я с ней порвал». Ну и пусть, это меня устраивает больше, чем так называемые идеальные отношения на его условиях. Я думаю, ты бы тоже от него сбежала.