Идти Анита не могла: наступать на травмированную ногу больно, даже от анальгетика никакого толку. Сидела, сгорбившись, молча смотрела на Олу, и в глазах опять появилось затравленное выражение.
– Без паники. У тебя в кармане револьвер.
– Да… В крайнем случае я смогу застрелиться…
– К каким хренам застрелиться, ты должна упыря пристрелить! Вспомни, о чем мы говорили.
– Он маг. Разве получится?
– Я тоже буду колдовать, чтоб он не смог отвести пули. Валеас мне во сне объяснил, что делать. Он, конечно, первый отморозок на Манаре, но плохому не научит. В смысле, когда он что-то советует, это должно получиться – он умеет определять, кто на что способен. И если б я, по его мнению, этого не могла, не стал бы тратить время на инструктаж. Вот понимает же на самом деле, что я не дура… Ладно, главное то, что мы прорвемся, и все будет хорошо. А сейчас давай, я попробую забрать у тебя боль и слить в землю, это круче таблеток.
Она уселась позади, обняла ее со спины, прижалась всем телом. Аккуратно, чтобы не задеть гребаный золотой кабель... Тут же скривилась от боли – хорошо, что Анита ее не видит. Вытягиваем – сливаем, вытягиваем – сливаем, как учили. Боль острая, но выносимая, и все-таки чувствуется, что не своя.
Мешало то, что Аниту пронизывала дрожь, ее мышцы были напряжены почти до судорог. Это воспринималось, как преграда, которая создает ненужные завихрения и тормозит процесс, но в конце концов боли стало меньше. Неясно только, надолго ли, травма ведь никуда не делась. Для закрепления эффекта Анита снова приняла анальгетик.
– Теперь подействует, вот увидишь!
Ола произнесла это с непоколебимой уверенностью, хотя на самом деле вовсе не была уверена и надеялась на эффект плацебо.
После этого она приступила к обработке «своей территории», и к тому времени, когда вдали показался Риббер, все было готово.
Ржаво-рыжеватый обрывистый берег, неяркая зелень, на дне каньона журчит и сверкает речка. Старые Магаранские горы в пестрых лоскутьях Леса развалились во все стороны до горизонта – словно застывшие волны земли. По небу лениво ползет стадо кучевых облаков. Фигурка Санта-Клауса в долгополом красном балахоне посреди этого пейзажа казалась неуместной: ей бы на ёлке висеть или украшать пирамиду из подарочных коробок в витрине магазина.
По мере того, как Риббер приближался, Анита все больше напрягалась и цепенела.
– Не бойся, он один, а нас двое. Главное, целься получше!
Они наблюдали за ним из-за кустарника с мелкими сизыми листочками. Корни кустарника уходили глубоко в глинистую почву, сцеплялись там с корнями другой здешней поросли, а те, а свою очередь, соприкасались с корнями растений, находившихся еще дальше – и так до самого Леса на склоне Рынды. По этой цепочке можно брать силу у Леса. Ола сплела себе венок из побегов и трав, какие нашлись поблизости – для нее это все равно, что шлем для спецназовца. Аните она велела запихнуть пучки травы и листья под одежду: колется, но это поможет защитить ее от власти Риббера. У Аниты сильно разболелась лодыжка, и ей было не до колючих травинок.
Старый маг шагал размеренно и неспешно. Красный с белой оторочкой костюм хоть и поистрепался, не видно ни единой прорехи: выскочи попортили его своими клешнями, но привести рвань в порядок способен любой мало-мальски умелый колдун. Борода расчесана, разделенные на пробор седые волосы заправлены за уши, на лице выражение суровой горечи – мимику своего любимого персонажа Риббер воспроизводил с незаурядным мастерством. На поясе свернутая веревка: видимо, решил, что еще пригодится. Запасливый.
– Боевая готовность, – шепнула Ола.
Договорились, что Анита будет стрелять по ее команде.
Та сидела бледная, как мертвец, глаза то лихорадочно светились, то гасли, как будто уже успела себя похоронить. Тот еще стрелок. И приводить в чувство некогда, Ола была слишком занята подготовкой к противостоянию. Ее тоже пробирала дрожь. Она же, суки, не Изабелла и не Валеас! Она ученица первого года обучения – на девяносто пять процентов «складская», и только на пять процентов что-то еще. Или даже меньше, чем на пять.
– Тебе незачем здесь оставаться, – тихо произнесла Анита, пока она суетилась, как ошалевшая крысобелка, вспоминая все, что могло пригодиться. – Уходи. Спасибо.
– А можешь не мешать?! – огрызнулась Ола. – Мы с тобой уделаем долбанутого Деда Мороза, но для этого я должна правильно заклясть этот гребаный участок пространства! Чтобы время и пространство были на нашей стороне, как в твоей гребаной рекламе. С какого расстояния ты наверняка попадешь в цель?
Анита ответила, и она запомнила ориентиры: желтовато-серый камень, похожий на чей-то вышибленный мозг, с одной стороны, два пучка травы с другой. Дать команду на выстрел, когда Риббер дойдет до этой условной черты.
Сейчас, глядя на приближающегося противника, она с досадой осознала, что кое-что упустила, можно было и получше приготовиться… Но что получилось, то получилось, и обратный отсчет уже пошел.
– Давай! – скомандовала Ола, послав активирующий импульс в свою магическую сеть, единственным достоинством которой была маскировка – то, что она слита с пронизывающими почву корнями, перепутана с космами травы и кустарником, неразличима за плывущими по воздуху паутинками из Леса.
Риббер миновал обозначенную границу.
– Давай, пора!
Чего Анита ждет – целится? Нет, не целится… Опустила револьвер и смотрит так, словно ее режут без наркоза.
– Что с тобой? Стреляй!
– Не могу… Он хотел помочь Памеле… Он отдал мне ее письмо, которое она с балкона самолетиком бросила, он подобрал... Когда он мне его показал, у него чуть не случился сердечный приступ. А я…
– Жопа стокгольмская! – шепотом выругалась Ола. – Никому он не хотел помочь, жрать он хотел! И его сердечный приступ – это сцена из фильма, там маньяк тоже симулировал, чтоб добиться от жертвы и от зрителей запланированной реакции. Стреляй, пока не поздно!
– Не могу, я сама виновата… Не могу я в него стрелять…
Глаза Аниты мутно блестели, губы искривились, по щекам текли слезы. Ола вынула из дрожащих пальцев оружие. Нажать на спуск – и порадовать Косинского с Вебером новогодним подарком?..
– Я тоже не могу, меня посадят. А тебя не посадят, потому что самооборона.
Эх, нет здесь Эвки… Княжна Эвендри-кьян-Ракевшеди посмотрела бы на них, как на двух идиоток, и с удовольствием сделала бы то, что нужно сделать.
– Ну-ка, держи! – она снова сунула револьвер в руки Аните. – Ради Памелы! Иначе не вернешься домой, и она останется без мамы. Подумай об этом и стреляй!
Та беспомощно помотала головой, содрогаясь от беззвучных рыданий. Она выглядела невменяемой. Вспомнилось, что говорил капитан Федоров о «настоящем звездеце». Вот тебе и полный звездец… Или все-таки еще не полный, потому что к ним на помощь спешит Изабелла, о чем ни Риббер, ни Анита пока не знают?
Значит, будем выгадывать время. Дээспэшница она или кто?
– Господин Риббер, Гай Грофус просил меня при случае узнать, чем он вызвал ваше недовольство?
Ни о чем таком Грофус ее не просил, но ряженого мага вопрос озадачил. Тот остановился, некоторое время глядел с укоризной на кустарник, за которым прятались Ола с Анитой, и наконец произнес:
– Грофусу надо было получше воспитывать свою дочь.
Голос звучный, хорошо поставленный. Ему бы на новогодних утренниках выступать, командовать: «Ёлочка, зажгись!» и доставить из мешка заранее оплаченные подарки, а не таскать по Лесу заморенных девиц.
– Но это несправедливый упрек, господин Риббер. Анита Грофус не делает ничего противозаконного, не проявляет неуважения к своим родителям, ведет себя прилично, не употребляет запрещенные вещества, не нарушает правила дорожного движения, соблюдает предписания Санитарной службы, платит все налоги, как законопослушный предприниматель, и даже на Осеннем балу она пила меньше, чем большинство гостей, хотя, казалось бы, раз в году можно оторваться. Грофусы воспитали свою дочь умной, предприимчивой, рассудительной девушкой, и сейчас они в недоумении, что могло вас рассердить. Эта история их очень расстроила.
Дослушал до конца. А та, кого она напропалую расхваливала за рассудительность и законопослушность, перестала кривить рот в беззвучном плаче и уставилась на нее в замешательстве. Лишь бы помалкивала. Но она должна понимать, кто здесь главный переговорщик, и будем надеться, что у нее хватит ума не влезать в диалог.
– Она бросила своего ребенка.
Анита дернулась, как будто ей иглу под ноготь вонзили.
– Не бросила, просто уделяла ей мало внимания. Это плохо, но мы уже обсудили эту тему, и она твердо решила исправиться.
Защита у Риббера будь здоров – точно сложенная из бетонных блоков махина береговой стены. Не пробить. Даже пытаться не стоит, это его только разозлит.
– Никчемная безнравственная попрыгушка, забывшая о своем природном предназначении!
Он остановился в нескольких шагах от кустарника. Вблизи видно, что со здоровьем у «Санта-Клауса» и впрямь не все в порядке, так что его желание дорваться до вкусного и полезного продукта, который Ола увела у него из-под носа, вполне объяснимо.
– Я бы не сказала, что это подходящее определение для Аниты. Упоротый трудоголик – это да, но с какой стати попрыгушка? По-моему, ей как раз не хватает легкого отношения к жизни.
«И я надеюсь, она меня за эти слова не пристрелит», – мысленно добавила Ола, покосившись на спутницу. Но та ни в кого стрелять не собиралась, и револьвер в карман спрятала – возможно, чтобы не было искушения? Зато успокоилась, хотя сцепленные в замок пальцы слегка подрагивали.
Что убрала оружие, даже хорошо, все равно момент упущен. Сейчас им остается только тянуть время, не провоцируя психопата на агрессивные действия. Причем Анита не в курсе, что им есть, ради чего тянуть время, и если Риббер чувствует ее состояние – а он, скорее всего, чувствует, при их-то связи – это его убедит, что никаких проблем не предвидится, можно расслабиться и подискутировать.