Вдруг кольнула ревность. Если она как Льют… если она решила его утешить. Она не хочет, чтобы я возвращалась? Мой Ивар…
— Я хочу знать, — сказала я. — Просто хочу его увидеть. С ним все в порядке?
— Как тебе сказать… — Кора тяжело вздохнула. — Его тяжело ранили еще во время того штурма, когда ты уехала. Думали, он умер. Там столько покойников было, что никто толком не разобрался, сложили их всех на площади, даже хоронить сразу сил не было… А он жив оказался, отлежался, очнулся. Не знаю толком, кто его выходил. Он заходил сюда около месяца назад, такой серый весь, осунувшийся, страшный, на себя не похож… Мы тут перепугались даже, думали покойник… ой… — Кора махнула рукой. — Не знаю, где он сейчас. Я его больше не видела. Вроде как брат видел его как-то вместе с солдатами, но не знаю…
Можно ли найти человека в большом полуразрушенном городе, ориентируясь лишь на одно смутное ощущение? Словно на ощупь. Холодно, холодно, теплее, снова холодно… Я бродила по городу весь день, весь вечер и почти всю ночь. Ночью было немного страшновато, мало ли, кого тут встретишь, но мне везло… хоть в этом везло, ни в какие истории я не попала.
Я пыталась закрыть глаза и почувствовать его. Уловить хоть что-то. Направление.
Ивар жив. И, значит, я его найду. Только это имеет значение. С остальным разбираться мы будем потом.
Уже под утро мне начало казаться, что ощущение присутствия растет, так, словно он близко.
Я ходила кругами, надеясь уловить.
И вдруг поняла, что да, он там. Тот огонек, светлячок в моем сознании горел все ярче. И я пошла на этот свет, потом быстрее, побежала.
Да, да! Теперь я даже не сомневалась.
Я бежала, почти не разбирая дороги, пока не уткнулась в дверь. Зеленая дверь с облупившейся краской и грубо намалеванной розой.
Бордель. В этом у меня сомнений не было.
Честно говоря, открыть эту дверь я решилась не сразу. Вот я войду, и что? Что им скажу?
Но я так отчетливо понимала теперь, что Ивар здесь. Я чувствовала, как бьется его сердце. Тихо, ровной… устало. Наверно, он спит.
Но он здесь.
Увидеть, хоть просто убедиться своими глазами…
Можно подождать до утра.
Небо уже серело на востоке.
Если Ивар здесь, то скоро выйдет.
Но я искала всю ночь, и ждать уже невыносимо.
Потянула ручку.
Внутри было тихо и почти темно, чуть тлела масляная лампадка на столе.
— Эй, — осторожно позвала я. — Тут кто-нибудь есть?
Тихо.
— Эй! Кто-нибудь!
Какой-то шорох в углу, но темно, не разглядеть.
Вряд ли к ним часто заходят под утро.
Потом шаги.
— Что вам нужно, миледи?
Ко мне вышла женщина — высокая, статная, но уже немолодая, заметно растерявшая былую красоту. Она смотрела на меня с интересом и какой-то толикой презрения. Не удивительно, приличным женщинам тут не место.
Нужно собраться с силами.
— Я ищу человека, — сказала ей. — Я уверена, что он здесь. Он примерно моего роста, немного хромает на левую ногу, а на правой руке у него нет указательного пальца.
Женщина ухмыльнулась.
— Эй, хромой! — крикнула она в темноту. — Это за тобой?
В углу шевельнулась и поднялась со стула тень. Шагнула вперед.
Ивар.
Я почувствовала раньше, чем увидела его.
— Ивар, — позвала я, голос подвел, дрогнул.
Тень стояла неподвижно и молча. Я едва различала очертания и совсем не различала в темноте лица. Видела лишь косматую бороду, торчащую в стороны.
Боже мой… Что? Я ошибаюсь? Нет?
Это ведь он?
— Хромой! — позвала женщина. — Иди сюда.
Меня начинало трясти. Казалось, все это происходит не со мной, так нереально, дико. Что происходит, в конце концов?!
Тень чуть качнулась и не двинулась с места.
— Я не знаю, как его зовут, — сказала женщина. — Может и Ивар. Он, вроде, солдат. Ходит сюда уже вторую неделю. Сначала пытался снимать девочек, платил, уходил с ними. Потом возвращался. Девочки говорят, он даже не прикасался к ним. На третий раз заплатил, но даже никуда не пошел, так и остался тут сидеть. Потом мы с него и деньги уже не брали. Он приходит, сидит, а утром уходит. Мы не прогоняем, пусть сидит, если ему надо. Чего уж… После всего, что творилось у нас тут…
Ивар стоял неподвижно.
После всего, что творилось тут…
У меня начинали трястись руки. Слезы наворачивались на глаза.
Мне казалось — стоит лишь найти его, и все решится. И вот, я нашла. Он стоит передо мной, в темноте, и молчит. Словно не узнает меня. Словно не понимает.
Мне страшно.
— Ивар, — тихо-тихо говорю я.
Шаг вперед. И еще. Я хочу подойти к нему, но не слушаются ноги.
Да что же такое!
Я слышу в ответ лишь короткий судорожный вдох.
— А что вам нужно от него, миледи? — спрашивает женщина. — Он что-то должен вам?
Я ничего не хочу отвечать. Не могу. Зачем? Какое дело может быть посторонним?
— Ивар! — зову я. Шепотом. Чувствую, как по щеке катится слеза, и еще…
Шаг вперед, к нему.
Глаза уже немного привыкли, и я вижу.
Он действительно изменился. Исхудал вдвое, одни кости, осунувшееся лицо, постаревшее, словно на десять лет. Одежда мешком висит на плечах. Борода отросла и топорщится. Не узнать.
Только глаза…
— Миледи? — голос женщины у меня за спиной.
У меня дрожат губы.
Я смотрю Ивару в глаза. И глаза совершенно такие же, как были. Не изменились. Огонек лампады поблескивает в них. Огонек и напряженное ожидание. Он ждет. Ждет, что я скажу. Тоже не верит, что это взаправду.
— Он мой муж, — говорю я той женщине у меня за спиной, не оборачиваясь, глядя только Ивару в глаза. — Я его искала, потому что он мой муж.
Я вижу, как Ивар вздрагивает.
— Ивар, — зову я. — Ивар, скажи мне хоть что-нибудь.
Слезы…
— Анечка, — хрипло, едва слышно говорит он, — милая… Аня… Неужели это ты? Ты вернулась? Тебе ведь было хорошо там, зачем ты вернулась?
И словно со звоном бьется стекло. То жуткое чувство невозможности происходящего, непоправимости, неотвратимости — вдруг разом рассыпается. И камень падет с плеч.
Все…
— Мне… мне было плохо там… без тебя, — с трудом говорю я, голос не слушает и слезы душат. Больше я уже ничего говорить не могу. Всхлипываю отчаянно.
Я вижу его глаза, вижу, как он смотрит на меня, и ничего больше не нужно, никаких слов.
Он быстро, порывисто подходит. Почти бегом. Обнимает меня. Прижимает к себе.
И я рыдаю. Громко, взахлеб.
Никогда в жизни еще не плакала так. Словно все, что накопилось за последние месяцы разом вырвалось наружу. Весь ужас, все напряжение, ожидание, и облегчение наконец. Все хорошо. Теперь все будет хорошо.
— Все хорошо, — шепчет мне Ивар, — ну, что ты… Идем, — потом, той женщине, что смотрит на нас. — Ты извини нас, если что… Мы сейчас уйдем.
— Удачи вам, — слышу я. Искренне. Она за нас рада.
И Ивар бережно ведет меня к выходу.
А за порогом у меня подгибаются ноги. Мы садимся на ступеньку, долго сидим. Обнявшись, держась друг за друга. Кажется, стоит отпустить лишь на мгновение, и все исчезнет. Словно это сон или волшебство.
Ивар улыбается. Он так смотрит на меня. Разглядывает меня. Так, словно видит в первый раз. Словно во мне есть что-то удивительное.
— Ты стала такая красивая, — говорит он. — И волосы…
Он осторожно, несмело касается пальцами.
Я киваю.
Да, я знаю о чем он. Волосы снова потемнели, седые исчезли совсем. Я помню, мне говорили, что чем сильнее воля к жизни, тем быстрее все восстанавливается. А у меня этой воли сейчас хоть отбавляй. У меня была цель. Все это время я жила лишь с одной мыслью — вернуться. Мне было ради чего жить и идти вперед.
И сейчас…
— Я так скучала, — говорю я. — Так хотела вернуться, но не могла. Как тут вернешься… Тут такое…
Не знаю, что сказать. Все, что хотела — куда-то исчезло.
Солнце встает, я чувствую свет и тепло, подставляю лицо солнцу. Так хорошо.
— Анечка…
Ивар обнимает меня.
Город постепенно оживал, все возвращалось в привычное русло.
Ивар вернулся в городскую стражу.
Лорд Сиан звал его в личную гвардию, но Ивар оказался, остался рядом со мной.
Денег и славы? Разве не этого он хотел? Просил у морского дракона? Наверно, в гвардии лорда было бы куда проще все это получить, но он предпочел остаться рядом со мной. Возвращаться домой со службы, а не посвящаться этой службе всю свою жизнь… хотя, как знать… Без дела он все равно сидеть не будет.
«Глупая, — улыбался Ивар, — я совсем не этого просил. Я хотел, чтобы ты была со мной счастлива. Только дракон, тут, конечно, не причем. Придется стараться самому».
Ивар улыбался, глядя на меня. Каждое утро, просыпаясь рядом с ним, я видела его счастливую улыбку, чувствовала его объятья, его любовь. Что еще нужно для счастья?
Он говорил, все это время, всю долгую зиму, осаду, он чувствовал, что я словно где-то рядом. Мое присутствие. Так же, как и я его. Маленький светлячок. И этот светлячок давал силу и веру. Надежду, что я вернусь, и все будет хорошо…
Обязательно будет.
Теперь у нас есть даже свой дом. Да, много домов остались пустыми, много — полуразрушенными, но нужно было восстанавливать и жить дальше, и нам от города выделили крошечный домик, хозяева которого умерли. Точнее Ивару, за службу. Домик был совсем узенький, зажатый между других таких же. Зато двухэтажный. На улицу внизу выходила дверь и тонкое окно, а на втором этаже окно чуть побольше. Думаю, по жилой площади он был едва ли не меньше, чем моя однокомнатная квартира в Питере. Прихожая, в которой едва развернуться, и сразу лестница наверх. Под лестницей — кухня. На втором этаже спальня. Крыша протекала, часть ступенек на лестнице прогнила, и мне было страшно по ней подниматься. Мебели не было, часть пола разобрана на доски, видимо, зимой надо было топить печку, а дров не было. Страшная грязь кругом и крысы.