— Мы до тебя?! — едва не подпрыгнуло чудовище, оставляя после себя полную возмущения лужу. — Да из- за твоих дурацких историй, которые ты по пьяни выболтал кому-то там в литературном кабаке, сотни молодых людей полезли в ведьмаки! Почувствовали, пся крев, Зов и Предназначение! Знаешь, какова сейчас пропорция нечисти к одному стандартному ведьмаку в белом парике, с алюминиевым мечом и плащом с хэллоуинской распродажи? Одна двадцатитысячная! На каждого из нас двадцать тысяч их!
— Ничего не знаю...
— Сука ты, Геральд, — с чувством сплюнул шмароглот зелёной жижей, но не попал. — Я последний шмароглот на всю обитаемую Польшу. Мне спариваться не с кем, понял ты?!
— Это было предложение?
— Шутить изволишь? У нас физиология разная, удовольствия — ни мне, ни тебе.
— Вот только поплачь мне ещё тут. — Геральд шагнул вперёд и нарисовал перед прыщавым носом монстра знак Огненного Камня. На целую минуту шмароглот со своими проблемами вынужденно заткнулся. Ведьмак неторопливо поискал взглядом, подобрал брошенный кирпич у забора и положил его в пустое ведро.
— Я знаю, что виноват перед всеми вами. В старые времена вы жрали людей, а мне платили за то, что я убивал такие вот экстремальные формы жизни. Как ни верти, вы были непременным условием моей работы. Изображать фальшивого героя, дерущегося с резиновыми драконами, мне не позволял гонор, как и брать деньги за убийство вымышленного чудовища. Я не думал, что буду делать, когда вы кончитесь. И уж тем более не знал, что моя нелёгкая профессия в будущем станет так пошло-популярна. Эти молодые идиоты погибают сотнями, но сто первый всё равно добивает своего шилохвоста болотного-перечного, убырхава бигосового, сквернозуба беспозвоночного, грызбула чешуйчатопахового, хрузда подкустовного и прочих, прочих, прочих...
Геральд взвесил в руке потяжелевшее ведро, привычно ища на голове шмароглота третий, фальшивый рог. Память услужливо подсказала, куда и с какой силой надо нанести удар. Он быстро сунул другую руку в карман старых спортивных штанов, извлёк сотовый и набрал знакомый номер:
— Да. Нет. Это я, пан сержант. У меня тут очередное тело. Пришлёте машину. Да, как всегда.
Убрав телефон, Геральд вгляделся в оживающие глазки шмароглота и от души замахнулся ведром:
— Это единственное, что я могу для тебя сделать, приятель...
Удар бывшего ведьмака был математически точен и безупречен. Чудовище рухнуло там, где стояло, разбрызгав напряжённые семенники по всей мусорной площадке. Впрочем, опытный Геральд успел-таки увернуться. Полиция прибыла буквально через полчаса...
P.S.
— Милый, тебя только за смертью посылать.
— Мне попался гнус в мусоропроводе, пришлось идти на улицу, а там...
— Шмароглот. Я всё видела в окно. Геральд, сколько можно? Ты уже упаковал исчезающими видами нечисти добрую половину польских зоопарков.
— Он был жалок. Его переселят под Краков.
— Ты хоть деньги за это берёшь?
— Нам же хватает отчислений с литературных гонораров. За идею платят...
— Мой бедный ведьмак-альтруист, — Йенифер вытерла руки кухонным полотенцем и обняла мужа. — Чем тебя уболтало именно это чудовище? Жалобами на голод или слезами об отсутствии своего места в жизни?
— У него нет самки. А под Краковом есть.
— Значит, ты пощадил его ради любви. Милый, ты неисправимый романтик. И за что я тебя такого люблю?
— Ну, — Геральд мягко обнял жену за талию, — наверное, потому, что я всё-таки известная личность. Кстати, Московский зоопарк хочет себе безволосого волкодлака цнухголового. Тебе не попадался такой по району?
...За ужином они прибили ещё одного гнуса выпендрёжно-кусачего, пытавшегося под шумок спереть с кухни кровяную колбасу. Жизнь продолжалась...
Весёлый, простодушный, бессердечный.Владимир Аренев
1
Огоньки святого Ильмо были повсюду. Они подкрашивали туман болезненным изумрудным светом и как будто перемигивались.
Рамио поймал себя на том, что старается не моргать. Казалось, если упустит их из виду, — начнут перескакивать с рей на мачты, спрячутся в зарифленных парусах, среди канатов, в одежде спящих на палубе переселенцев...
Кто-то басовито храпел у грота, мешал сосредоточиться.
Когда их обучали в Академии, никто, ни один наставник не говорил о храпящих пассажирах.
Рамио вполголоса выругался. Поймал удивлённый взгляд вахтенного; конечно же, сделал вид, что не заметил, и пошёл вдоль борта, держась за планширь и стараясь не наступить на чьи-нибудь пожитки. Особенно — не запнуться о клетки, проклятые клетки с живностью. Все голени уже в синяках от гусиных щипков.
Корабль дрейфовал сквозь ночь и туман, и всё было в полном порядке. Вот уже третьи сутки подряд — тишь да гладь.
Рамио выколдовал маленькую лимонноцветную сферу и пустил вперёд и вправо, чтобы не слепила глаза. И что бы, признался он себе, сбивала с толку тех, кто может целиться из темноты.
Хотя целиться тут некому. Не в этих водах.
Приглушённо хлопнула дверь; чуть покачиваясь, на палубу вышел приземистый, полноватый мужчина. Хмыкнул, подкрутил длинные чёрные усы, шагнул к левому борту.
Даже отсюда Рамио видел фантазийный узор на его синих щёгольских штанах: растительный орнамент и оскаленные хари. Последний писк моды в портах Фабиолии.
Зато на обнажённом торсе щёголя, вопреки тамошним обычаям, не было ни единой татуировки. Только шрамы, много шрамов. Плюс парочка свежих царапин на спине... ну, это понятно, это уж как водится.
Только бы, подумал Рамио, обошлось без скандала.
— Тишь да гладь? — не оборачиваясь, спросил мужчина. Он встряхнулся всем телом, разминаясь, — довольный, сытый, уверенный в себе. Добавил: — Ты, напарник, шарик-то пригаси. Серпентусы от них шалеют хуже мотыльков.
Рамио покраснел и движением кисти отправил сферу и небытие.
— Ничего, научишься ещё. — Мужчина провёл ладонью по гладко выбритому черепу, вздохнул и встал у самого борта. Снизу, из распахнутых окон кают-компании, доносились стук игральных костей и хохот.
Рамио был уверен, что сегодня ночью у одного из игроков если не деньжата, то рога уж точно появились.
— Научишься, — повторил напарник. — Когда я шёл в свой первый рейс, таких дров наломал...
Рамио ждал продолжения, но, конечно, не дождался.
Вместо этого там, по левому борту, раздалось звучное журчание.
А потом вдруг кто-то хриплым голосом помянул Дейви Одноглазого, Алого Альбатроса и Бездну Кербина.
Рамио остолбенел. Прежде чем он успел что-нибудь сделать, напарник вскинул левую руку: погоди, мол. Спокойно застегнул штаны и только тогда спросил:
— Сразу стрелять — или назовёшь своё имя?
Руки его были пусты, за поясом — ни пистолета, ни даже кинжала. Но тот, внизу, этого явно не знал.
— Так-то вы встречаете честных моряков, — сказал хриплый.
— Третий раз предлагать не буду, мы не в сказке.
— Его зовут Тередо, — сказал другой голос, сухой и твёрдый, с отчётливым эртфилдским акцентом. — Меня - Райнар. А ещё у нас тут Мо Болтун. Всего — трое, если вы умеете считать, наш полноводный друг. Мы в шлюпке и только что подошли к вашему судну, а теперь хотим подняться на борт. Безоружными, разумеется.
— И что же вы трое делаете в шлюпке посреди Океана?
— Об этом я и намерен переговорить с вами, а лучше бы сразу с капитаном. Чтоб не повторяться.
Рамио уже подошёл к борту — так, чтобы не заметили со шлюпки.
— Брось им канат, — пожал плечами напарник. — И глаз с них не спускай.
На палубе у грота сонно ворочались спящие, кто-то зевнул и поинтересовался, какого дьявола так шуметь. Сосед велел ему заткнуться. На обоих шикнули; и всё это — под хоровой храп пяти или шести глоток.
Напарник Рамио кивнул одному из вахтенных — тот молча нырнул в люк. Другой шёпотом велел ворчливому переселенцу позвать капитана.
Люди просыпались, сетовали на то, что всё оружие отобрали при посадке, а самые сообразительные украдкой доставали из мешков самодельные дубинки-крысобойки.
— Встаньте подальше, — велел им напарник Рамио. — И лучше не лезьте под руку.
Он знаком подозвал юнгу и что-то шепнул на ухо. Тот метнулся на квартердек.
Голоса в кают-компании зазвучали громче и тревожней, кто-то выругался.
Над планширем появилась голова в потрёпанной шляпе. Пышное рубиновое перо качалось на ветру.
— Господа, моё почтение. — Милсдарь Райнар подтянулся и запрыгнул на палубу. Одёрнул полы малинового жилета, обвёл взглядом окружающих. — Могу ли я видеть капитана?
Рамио сдвинулся чуть в сторону, чтобы спрятать руки и тени. Господину Райнару было лет за сорок: высокий, жилистый, загорелый. Острые усики, острый подбородок, соколиный нос — и внимательный злой взгляд.
Слишком стар для милсдарей удачи. Но наверняка — один из них.
А это, в свою очередь, означает, что он почти наверняка из команды «Слепого Брендана».
Рамио почувствовал, как дрожат пальцы. Люди с «Брендана» — самые свирепые пираты, промышляющие на Восточном побережье. Самые беспощадные.
Рядом с господином Райнаром появился полуголый исполин: локтя на два выше своего спутника, чернокожий, массивный. Не проронил ни слова, просто встал чуть позади Райнара. Оружия у обоих не было, но Рамио понимал, что чернокожий Мо — сам по себе оружие.
Впрочем, сказал он себе, этих двоих и того, что в шлюпке, могли выгнать, да, точно, их выгнали, пустили плавать по волнам, не стали убивать, пресловутое пиратское милосердие, попробуй выживи, ну вот они и выжили, по крайней мере пытаются, они опасны, конечно, опасны, но их только трое, что они могут, трое против целой каравеллы, на которой полным-полно взрослых вооружённых мужчин, а вдобавок я, маг, и...
— Во имя Ильмо Убаюкивающего, кто вы такие?! — Капитан поднялся на палубу и стоял, уперев руки в бока.
— Вы и сами видите, кто мы, — спокойно ответил Райнар. — Важнее то, для чего мы здесь. Нам нужна ваша помощь, капитан.