22
К стыду своему, Райнар Эртфилдский, Райнар Насмешник, Райнар Осквернитель храма, — заснул. И ведь устроился он на капитанском мостике как раз для того, чтобы бдеть, следить, надзирать и контролировать. Велел, чтоб втащили туда кресло из Китобоевой каюты, устроился, закинув ноги на планширь и прислонив рядом подзорную трубу, раскрыл зачитанный до дыр томик сочинений Юлиана фон Леттенхофа...
И заснул. Как дитя.
Снилась ему чепуха: храм Пельпероны, проклятие умирающей настоятельницы, у которой отчего-то оказалось лицо Райнаровой матери... и кто-то вдруг заплакал вдалеке, да жалобно, мать его, будто самую душу взял да сдавил в горсти. Райнар не мог вздохнуть, он задыхался, он вдруг обнаружил, что падает за борт, в самую пучину, — и оттуда, из бездны вод, глядел на него внимательный круглый глаз размером с ритуальный барабан кешеранов; «Бом!» — сказал барабан, и снова — «Бом!» — и это, конечно, был не барабан, а невидимое сердце отстукивало последние удары, и глаз стал ближе, заглянул так глубоко, как и сам Райнар не осмеливался заглядывать, глаз моргнул («Бум!») и навсегда закрылся.
И тогда Райнар проснулся с приглушённым криком, в полумраке, давясь мокротой, понимая, что всё пошло наперекосяк.
Давно, мать его, пошло.
Он сплюнул вбок, провёл платком по губам. Продержаться ещё неделю? Райнар не был уверен, что у него есть столько времени. Теперь — не был.
Плач не стихал, это рыдала скрипочка Рыжего — там, у костра, на берегу. «Милый мой повенчался с русалкой, милый мой не вернётся домой!..»
Райнар огляделся. На палубе дремали оставшиеся ни корабле матросы. На баке, словно вторая статуя, пара к Брендану, застыл Мо с гарпуном в руке. Райнар усмехнулся: с этим кешераном они знакомы полжизни. Великий маг, изгнанный из своего племени, скитавшийся по всему побережью и в конце концов примкнувший к команде Ахавеля. Это было ещё в те времена, когда они считались честными каперами, людьми, которых уважали все, от мала до велика. Считались защитниками, мать её, отчизны.
Когда всё переменилось и Ахавель познакомился с судьёй Ренни, многие из команды ушли к другим капитанам. Кто-то не хотел быть вне закона, кому-то показались привлекательней другие предложения. Райнар остался, и Мо остался вместе с ним. Узнав об истинных целях «рыцарей», кешеран словно воспрял духом. Это как-то было связано с его верованиями, но Райнар плохо в них разбирался, а сам Мо пояснить не мог. Соотечественники, обнаружив, насколько мощным магом он является, ещё в молодости вырвали ему язык.
Райнар поднялся из кресла и поглядел на берег в подзорную трубу. Там должны были наполнить пресной водой привезённые с «Брендана» бочки. Шлюпка ушла с ними часа два назад, но, похоже, возвращаться никто не спешил. В лагере смеялись, трещал костёр, Рыжий продолжал терзать душу. «Милый мой подружился с тритоном, милый мой не вернётся домой!..»
В прежние годы такого бы не было. Ахавель держал команду на коротком поводке, и его слушались беспрекословно. А нынче он набрал новичков, и вот — извольте, какой-то Йорген осмеливается разевать пасть. И теперь Райнар вынужден сидеть на «Брендане» и приглядывать, как бы тайные сторонники этого недоноска не решили увести судно без капитана и «рыцарей». Да ещё год назад вообразить подобное никому бы и в голову не пришло!
Он сложил трубу и обнаружил, что Мо направляется к нему быстрым шагом.
— Что-то не так?
Кешеран пожал плечами. Затем на языке жестов объянснил: вроде бы всё в порядке, но у него дурные предчувствия.
У Мо частенько бывали дурные предчувствия. И почти всегда в конечном счёте они оправдывались.
Райнар кивнул:
— Разбужу команду, велю, чтобы занялись пушками. Выбросили к чертям весь песок... хотя без пороха толку, конечно... А ты попробуй всё-таки понять, что не так.
Мо кивнул в ответ и собрался было уходить, но внезапно замер, расправив плечи и напряжённо вглядываясь в берег.
— Что такое? — спросил Райнар. Он почувствовал, как стекает по спине холодный, вязкий пот. — Что?..
И тут он догадался.
Скрипочка. Вот только что пела: «Милый мой навеки продан старухе, старухе с кривою косой. Милый мой провёл полжизни в разлуке, милый мой не вернё...»
Пела — и вдруг замолчала.
23
Когда Мойра успокоилась и уже начала прибирать со стола, вошёл Марк. Наверное, ждал в коридоре, стеснялся.
Спросил:
— Ты как?
— Всё хорошо. Он не тронул тебя?
Мальчик помотал головой. Но выглядел не очень-то но одушевлённым.
— Что-то не так?
Он присел на краешек стула.
— Это ненадолго. Рано или поздно Петер всегда кого нибудь укорачивает. В общем-то... он и Луку твоего...
— Луку?!
— Недели две назад, может, чуть меньше. — Марк вздохнул. — Понимаешь, в этот раз у Петера всё как-то скорей... и вообще худо ему, сама же видела.
— Подожди, не спеши! Что с Лукой?!
— Петер его укоротил, — медленно, как маленькой, сказал Марк. — А потом Лука сбежал... ну и... словом, пропал. Может, — добавил он тихо-тихо, — так и лучше. Я не знаю. Я боюсь!
Мойра сидела как мёртвая. Внутри было пусто, даже плакать не могла.
— Когда Петер вернётся, — пояснил Марк, — он точно меня укоротит. После приключений он словно с ума сходит. Да ты сама видела...
— Видела?!
— Ну вот же он перед обедом... — Марк пожал плечами. — Это все заметили.
— Нет. — Мойра встала и швырнула на стол тряпку, которой сметала огрызки и крошки. — Нет, никого он не укоротит. Собирайся, мы идём на корабль. Дорогу знаешь?
Марк кивнул и метнулся в дальний конец пещеры. Возвратился с маленьким кинжалом и старинным компасом.
— Вообще-то я так... но вдруг... мало ли... — Он смотрел на неё почти так же испуганно, как на Петера, и Мойра просто кивнула. Ему, кажется, нужно было время, чтобы свыкнуться с мыслью о бегстве. Задать все свои вопросы Мойра сможет и потом.
Тем более — на главный она уже знала ответ.
Они выбрались к водопаду, вернулись по узкой тропке на противоположный край каменной чаши. Здесь был путь наверх, в джунгли, и Марк вроде бы немного успокоился, уверенно махнул рукой и пошёл вперёд, раздвигая и придерживая ветви. Мойра старалась не наступать ему на пятки, хотя больше всего ей хотелось как можно скорее оказаться на корабле. Нужно вытащить отсюда не только Марка, но и остальных ребят.
И нужно остановить Петера. Она и сама не была уверена: чтобы спасти или покарать.
— Мы сейчас — напрямую к Маяку, оттуда бухта видна как на ладони. Потом просто спустимся вниз — и мы на месте. Тут вообще всё просто, если знать. Это только кажется, что джунгли, путаница, заблудиться раз плюнуть, а на самом деле...
Мойра молча шагала за ним, пригибалась под ветками, стиралась ступать след в след. Вроде бы прошли немного, но устала быстро.
Местность здесь постепенно повышалась, где-то рядом журчал невидимый ручей.
— Далеко ещё?
— Да мы почти пришли. Вон уже вершина с Маяком.
— Марк?
— Да?
— Всё-таки — что случилось с Лукой? Что значит •пропал»?
Он остановился. Посмотрел на неё почти с испугом:
— Это не так просто... — Потом смирился и вздохнул: — Хорошо, я расскажу. Понимаешь, рано или поздно до этого доходит: Петер решает, что пора кого-нибудь укоротить. Ты вроде как должен дать своё согласие, но отказываться бессмысленно.
Мойра не стала спрашивать почему. Остров, с которого не сбежать. Мальчишки, которым приходится жить вместе, вместе добывать пропитание... Что уж тут непонятного.
— Лука отказался. Он видел, что происходит с другими, и боялся этого. Все мы боимся... Ну и, в общем, Петер, конечно, был в ярости.
— Могу себе представить.
Марк покачал головой:
— Не можешь. Но Лука выдержал и в конце концом просто ушёл. Неделю жил в джунглях. Петер следил за ним. Помогал.
— Помогал?!
— Да ты ж его мало знаешь, а он... он не злопамятный Ну, то есть, конечно, он бы особо и не мог, но... в общем, сердце-то у него доброе. И в конце концов Лука сдался. Наверное, понял, что выхода нет. Или просто устал. Потом он ушёл, как рано или поздно уходят все. Дня через два его Ягуар с Орлом вроде как видели рядом с Крепостью.
— Подожди, Марк! Выходит, он ещё жив?!
Мальчик с досадой пнул ногой выступавший из земли фиолетовый корень.
— Я всё не так объясняю! Пойми же: Лука умер уже после того, как Петер его укоротил. Тело остаётся, а сам человек... тает, что ли... просто тает. И в конце концом умирает даже тело.
Дальше до Маяка они шли в молчании. Быстро темнело, но вокруг по стволам, лианам, листьям ползало бессчётное количество светляков, так что дорогу Марк отыскивал без труда.
Маяк оказался огромным платаном, верхушку которого когда-то давно срезало ударом молнии. Там, в развилке, был сооружён деревянный помост.
— Это, — пояснил Марк, — для тех случаев, когда Петер улетает далеко в море. На помосте выложен из камней круг, там можно жечь дрова.
— И помост не сгорает?
Марк пожал плечами:
—Пока ни разу не сгорел.
Но зачем всё это?
—Думаю, когда Петера долго нет на острове, он начинает забывать сильней обычного. А возвращаясь, легко может спутать и заблудиться среди здешних островов. А так он рано или поздно замечает Маяк и просто летит на... — Марк запнулся.
—...огонь?
—Да, огонь!... Смотри, смотри!
Она обернулась.
Увидела бухту и поняла, что им возвращаться больше никуда.
24
Проснулся ведьмак как обычно: от собственного крика. Он вскинулся и провёл ладонью по мокрому лбу. В пещере горели свечи, вокруг вскакивали со своих мест проснувшиеся пираты. Вбежал Ахавель, в каждой руке — по пистолету.
Чтоб вас!.. Даже у «башен» слышно было.
— Простите. — Ведьмак поднялся, прихватил перевязь. Знал: всё равно не заснёт. — Ложитесь, капитан, подежурю вместо вас. Что Демиро, вернулся?
Китобой покачал головой.
Прошло уже часов семь с тех пор, как Родриго слышал в джунглях выстрелы. Один, затем после паузы ещё два подряд. Возможно, стрелял Демиро, а возможно, стреляли в него.