— Ну и слизняк, — буркнул Койон из кресла. — Где ты таких находишь, Геральт?
— Я нахожу? — переспросил Геральт с легким возмущением. — Это он за мной таскается с самого утра! Слышь, Лимон, давай проваливай! Твои проблемы, ты их и решай. Мужик ты, в конце концов, или тряпка половая?
— Ради жизни! — взвыл Лимон и снова бухнулся на колени. — Неужели вы начисто лишены милосердия? Я отработаю, отслужу, только спасите!
— По-моему, его проще пристрелить, — покачал головой Койон. — Не отстанет.
— Может быть, вы возьметесь? — Нюня переключил внимание на Койона. — Я гляжу, вы тоже ведьмак! Деньги будут, я обещаю, нужно только добыть комплекс и позвонить Шакиру…
— Шакир отберет комплекс и ни хрена тебе не заплатит, — мрачно и не без злорадства сказал Геральт. — Дурак он, что ли, триста двадцать кусков на ветер выбрасывать?
Лимон зло зыркнул на Геральта и снова наладился было упрашивать Койона, но тот остановил его властным жестом руки:
— Хватит, живой! Если тебе отказал Геральт, то с какой стати соглашаться мне? Уходи. Мы не можем тебе помочь.
— Куда же я пойду… — Лимон окончательно упал духом. — Мне идти некуда. Меня везде найдут… Хоть бери и того… вниз головой с балкона.
— У тебя духу не хватит. — Геральт брезгливо искривил губы. — Слизняк. Пошли, Койон.
Все, что оставалось в номере из немногочисленных вещей, Геральт упаковал в рюкзачок. Пристегнул ружье к поясу и вышел в коридор.
Койон следовал в шаге позади.
Поясной пулемет — штука довольно громоздкая и малохарактерная для обитателей гостиниц. Поэтому ведьмаки по пути к выходу собрали обильную жатву удивленных взглядов. Внизу Геральт сдал ключ портье, ни словом не обмолвившись о том, что в номере остался потенциальный самоубийца. Если, конечно, Лимон еще находится в номере, а не в кровавой луже на асфальте справа от входа в гостиницу.
Ни Геральт, ни Койон так и не посмотрели вправо, когда вышли. Им это было попросту неинтересно. Джип Койона дожидался хозяина совсем в другой стороне, а судьба винницких слабаков слабо связана с безопасностью города.
Уже сидя за рулем, Койон негромко, с некоторым сомнением в голосе, спросил:
— Может, надо было сказать Лимону, что он уже никому ничего не должен?
Геральт забросил рюкзачок на заднее сиденье и удивленно воззрился на товарища:
— Зачем?
Койон поморщился — было видно, что разговор ему неприятен.
— Да так… Сиганет еще сдуру.
— Сиганет — значит туда ему и дорога, — отрезал Геральт. — Жизнь любит сильных. И сама выбирает — кому позволить жить, кому нет. А ты почему-то всегда потакал слюнтяям.
Койон загадочно вздохнул и запустил двигатель джипа.
— Позвони Весемиру, — попросил он перед тем, как тронуться. — Скажи, что с Халькдаффом мы в расчете. А то Весемир Ламберта сдернет из Мариуполя, а там довольно сложное дело наметилось.
— Хорошо, — кивнул Геральт и добыл мобильник. — А Ламберту мы поможем! Я, например, совершенно ничем не занят! Вот только перекусим где-нибудь по пути, и в Мариуполь! Не возражаешь?
— Нет.
март, 2003 Москва, Соколиная гора
Виталий КапланОтражение в неправильном зеркале
Ну конечно же, никакая это не фэнтези. И даже уточнение «овердрайв» не меняет дела. Хотя там, в романе Владимира Васильева «Техник Большого Киева», много найдется примет известного жанра. Полный ассортимент эльфов, гномов, орков и прочей экзотической фауны. Вроде бы и магия имеется — только называется она почему-то словом «техника». Мечей, правда, нет — но зато сколь богат выбор огнестрельного оружия! И конечно, без дела оно не лежит. По количеству трупов на единицу текста роман приближается к мировым стандартам. Почему же не фэнтези?
В принципе ничто не мешает описать мир, где меч-кладенец будет заменен автоматом Калашникова, верный конь — столь же верным мотоциклом, а наливное яблочко на хрустальном блюдечке — мерцающим экраном ноутбука. При полном сохранении средневековой психологии.
Видимо, таковой и была авторская задумка.
Не получилось. Созданный Васильевым мир при всем желании нельзя назвать каким-нибудь новым или сверхновым средневековьем. Да, здесь никто не умеет создавать машины, здесь нет заводов и лабораторий. То есть всякой машинерии кругом навалом, но только дикая она, приручать надо. С этим делом справляются специалисты — техники. Но даже если именуются они с большой буквы, все равно не воспринимает их население как магов. Просто обычное разделение труда. Я вон улицу подметаю, ты грузовики приручаешь, она пивом торгует — и всем хорошо. Примерно так относились к инженерам в начале века. Да, труд этот был почетен (и оплачивался соответственно). Да, не каждый был способен «усвоить формулы». Ну и что? Обычное дело.
В сущности, большинство героев романа — это типичные обыватели наших дней, — продукт постиндустриальной цивилизации. Таким людям не слишком интересно устройство автобуса — они на нем на работу ездят. Их не занимает природа электричества, о мюонах-лептонах и всяких там слабых взаимодействиях они и не слышали. Но уж утюг в розетку включить всегда сумеют. А тех, кто способен на большее, — уважают.
Впрочем, тоже не всегда.
Что же остается от средневековых реалий? Религия? И близко не лежало.
Нет ее там в принципе. Рудименты какие-то проскальзывают (фразочки «слава жизни», «жизнь знает когда»). Может, политическое устройство?
Князья всякие, бароны, вассалы? Ничего подобного. В Большом Киеве, к примеру, президентское правление. Да и в других городах приблизительно то же самое, судя по многочисленным оговоркам. Ну, демократия не демократия, а все же никакой господствующей идеологии и в помине нет. Живут люди, работают, и в общем-то неплохо живут. Все вроде бы сыты, все здоровы. Ну, кому-то лучше, кому-то хуже, эпизодическая бабушка бутылки собирает — надо полагать, не из коллекционерских побуждений.
Нет, проблемы в этом мире все же есть. Вечером по улицам не рекомендуется ходить в одиночку. Знакомое дело. Да, «живые» разных рас иногда друг друга режут. Счет жертв идет на единицы. По нынешним российским меркам просто благодать. Ну, какие еще беды? Последняя большая война случилась пятьсот лет назад.
Но такая тишь да гладь не всем нравится. Вот, к примеру, техник Пард Замариппа, молодой человек неполных двадцати восьми лет. Местный вариант Остапа Бендера. Бродяга, контрабандист, пофигист и большой любитель пива. Весьма симпатичная личность. Из-за чего пускается он в авантюры? «Из-за зуда в известном месте, который не позволял ему сидеть без движения в одном районе?»
«Он терпеть не мог тихой оседлой жизни; новые дела, зачастую рискованные, нужны были ему как воздух…»
Иначе говоря, это называется «пассионарий» (если уж пользоваться гумилевской терминологией). Тот, кого переполняет энергия, кто хочет полностью реализовать свои потенции, но уютный и теплый мир для этого не подходит. А значит, мир должен измениться.
Так считает не один Пард. В среде «живых» прочих рас — эльфов, гномов, виргов и т. д. — тоже витают прогрессивные идеи.
«— Пард, наш мир застыл, как будто его сняли на „Полароид“, а фотографию повесили на стену. Жизнь — это вечное движение. Если стоять на месте, тебя неизбежно догонит смерть. Я думаю, она уже близка ко всем нам. Ко всему миру».
Философская подоплека этих идей вполне понятна. Та самая дурно усвоенная диалектика. Когда сформулированные Гегелем законы развития некой абстрактной идеи, «мирового духа», применяются ко всему, чему угодно. Когда факты подгоняются под очень простую схему, а если они туда не вписываются — тем хуже для фактов. «Жизнь — это вечное движение». Кто бы спорил… Только почему вечное движение понимается именно как научно-технический прогресс? Да, в том мире его, прогресса, нет. Почти нигде. Но где доказательства, что умирает искусство, гибнет творчество, нивелируются человеческие отношения? В романе «культурная составляющая» цивилизации практически не представлена. И создается впечатление, что все эти технари-бунтари — Гонза, Иней, Вольво, Халькдафф — вообще о многомерности жизни не задумываются. Ну ладно Пард, он еще маленький (по меркам долгоживущих). Он еще любит игрушки.
«Оказывается, в Крыму давно научились делать летающие машины. Все. Это известие окончательно разорвало тоненькую нить, связывающую Парда с прошлой жизнью. Наверное, действительно на порог мира поспела новая эпоха и требовательно стучалась в двери».
Или такая вот примета грядущего счастья:
«Но с другой стороны, можно выстроить именно такой дом, какой тебе больше всего понравится… Именно такой автомобиль, о каком мечтал…»
А как представляют себе прекрасный новый мир те, кто постарше и помудрее? Ради чего они готовы отдать свои жизни — и не только свои?
Создается впечатление, что их не особо волнует, как будет устроено прекрасное далёко. Ведь им там не жить.
«Ведь все долгоживущие в команде Техника Большого Киева последнее время занимались именно этим — рыли собственную могилу, чтобы однажды исчезнуть из этого мира. Раньше срока, отпущенного свыше».
Обратим на это внимание — не просто в свой срок. Раньше.
«Все-таки мы владели этим миром долго, очень долго… — говорит вирг Вольво. — А теперь, когда пришла пора разбудить его, мы стали лишь обузой».
Результат — он где-то там, за горизонтом. Так что, важнее сам процесс? Но дикими разрушителями долгоживущие уж никак не являются.
Оказывается, вступая в борьбу, они решают некую метафизическую задачу. С их точки зрения, замкнутая на себя технология этого мира превратилась в Систему. Да, именно так, с большой буквы. Сия Сидгема обладает каким-то особым разумом. И имеет свои цели, вернее, одну цель — сохраниться в неизменности. Правда, в разумности Системы долгоживущие сомневаются, но их сомнения проявляются лишь на сознательном уровне. А в глубине души они, похоже, уверены, что ведут бой с какой-то иной формой жизни, с иным разумом.