Она открылась совершенно беззвучно.
Пард с сомнением покачал головой.
Дверь в курительную тоже не издала ни скрипа, ни писка. И дверь в боковое крыло. А двери в другие комнаты Пард проверять уже не стал. Скорее всего в таверне просто кто-то следит за элементарной техникой вроде дверных петель.
Спокойствие так и не пришло, и Пард сердился на себя. Сколько раз он убеждался: из ста мелочей, которые он заставлял себя проделывать, девяносто девять оказывались в итоге бесполезной тратой времени и сил. Но оставалась та самая важная, сотая мелочь, которая часто спасала все дело. А иногда — и жизнь. Хотя поначалу казалась столь же бесполезной, как и предыдущие девяносто девять.
В зале таверны горел единственный светильник — длинная люминесцентная лампа дневного света. Такими охотно пользовались и техники, и ученые высших степеней. Хозяин таверны либо прибегал к услугам кого-нибудь из посвященных, либо ему была известна формула замены ламп и стартеров. Пард, например, знал эту формулу, как и еще несколько десятков таких же простейших.
Входная дверь, конечно, оказалась запертой. Но устройство замка позволяло отпереть ее изнутри и потом захлопнуть снаружи. Тоже одна из простейших формул. Правда, потом Пард не смог бы самостоятельно попасть внутрь, но он рассчитывал вернуться спустя несколько часов, когда обслуга уже проснется.
На улице было не по-апрельски прохладно. Пард поежился и поплотнее запахнулся в куртку.
Стояла сонная утренняя тишина. И лишь на проспекте урчали ночные грузовики, транзитом несущиеся с юга на Брест — Литву, да еще слышался далекий пересвист поездов на вокзале.
Пард свернул налево и еще раз налево, ко Львовской площади. Улица взбиралась вверх по склону холма. Если идти никуда не сворачивая, он в конце концов попал бы на Большую Житомирскую, но сейчас туда идти было совершенно незачем. Поэтому Пард дошел только до метро. Заспанный гном в форменной тужурке «Шкляр-Метрополитен» как раз отпирал замки, прячущиеся в серых металлических накладках на прозрачных дверях из научной пластмассы.
— В метро? — спросил гном с надеждой. Кажется, ему смертельно хотелось пива, да только не на что купить.
— В метро, — подтвердил Пард.
— Полгривны. — Гном протянул руку. Пард кинул монетку в морщинистую, похожую на совковую лопату ладонь.
— Проходи, вон там, у кабинки…
Пард направился к крайнему турникету, где был отключен хитрый научный механизм, не позволяющий пройти без монетки.
Гном за дверями пронзительно свистнул. От крайнего ларька с напитками и легкой закуской, на вид закрытого и темного, тут же отделилась фигура продавца. В руке у того, как и следовало ожидать, виднелась продолговатая бутылка.
«Да, — подумал Пард. — Вот и решай, если с деньгой напряг: либо всухую езжай на метро, либо хлебни пивка и тащись пешком».
Бутылка пива в Центре Большого Киева стоила ровно полгривны.
На площади Льва Толстого Пард пересел на оболонскую ветку. Здесь станции были старше, чем на печерской линии, и казались почему-то неизмеримо более мрачными. Четыре перегона — и лишенный интонаций голос поезда сообщил:
«Автовокзал. Следующая — Голосеевский парк, проход к эльфийским дендрариям и пересадка на линию „Теремки — Васильков“».
«Надо же! — изумился Пард. — Теремковская уже до Голосеевки докопалась! Растет метро!»
На «Автовокзале» он вышел и поднялся на Московскую площадь. Поток утренних грузовиков с юга по широкой размашистой дуге огибал бетонно-стеклянное здание автовокзала. Там уже копошился народ — большею частью люди и орки из Белой Церкви с мешками самовыращенной картошки да ранние донецкие гномы.
Пард сменял в ближайшей палатке гривну на четыре четвертака и направился к телефонам. Седобородый гном в серой телогрейке с надписью «Донецк Шахтер» проводил его уважительным взглядом. Похоже, он не знал формулы телефонных звонков, хотя был явно старше Парда, короткоживущего человека.
Сняв трубку, Пард пробежался пальцами по клавиатурному блоку.
«Введите номер», — милостиво позволил телефон.
Он ввел.
«Секундочку, контрольный прозвон».
Научная автоматика телефона проверяла, истинный номер ввел Пард или же наобум наколотил десяток цифр.
«Абонент отвечает, опустите, пожалуйста, двадцать пять копеек в паз».
Он послушно сунул четвертак в жадно щелкнувший монетоприемник.
«Соединение», — теперь и в трубке щелкнуло.
— Алле, — сказал Пард, как того требовала формула телефонного разговора. — Будьте добры, Гонзу Аранзабала. Спрашивает Пард…
— Это я, старик, — перебил Гонза. — Как добрался?
— Прекрасно. — Он расслабился. Теперь, выполнив все условности формулы, по телефону можно было просто говорить так, будто они с Гонзой встретились лично. — Я готов. Давай номер ячейки, начну сегодня же.
— Номер шестьсот сорок семь, южный сектор. Код ты знаешь.
— Знаю. Привет Липе.
— Передам обязательно. Послезавтра, как обычно, на Петровке.
— Народ-то все еще собирается?
— А куда ему, народу, деваться? — Гонза смешно хрюкнул, как умели только чистокровные гоблины. — Король опять из своего Тирасполя приперся. Приторговывает помалу «Днестровским»… Пытает Можая… Наташка уже рычать на него начала!
Пард ностальгически вздохнул:
— Ладно. Шестьсот сорок семь, южный сектор.
— Правильно.
— Я пошел.
Он уже отнял трубку от уха, когда услышал голос Гонзы:
— Эй, Пард!
Чуть было не опущенная трубка вернулась к уху.
— Чего?
— Удачи.
Он хмыкнул. И повесил трубку.
«Телефонные коммуникации Пушкар благодарят вас за использование городской техники», — высветил телефон на экранчике.
Пард не обратил на это внимания. Кто в здравом уме станет разговаривать с телефоном? Техник или ученый — не станет. Потому что телефонам приказывают, но не разговаривают с ними. А чуждый формулам и технике — тот просто не сумеет приказать. Точнее, телефон такому не подчинится.
Твердо ступая, он направился к южному входу, туда, где мигала мерцающая даже в ярком свете наступившего утра надпись «Камеры хранения». И ниже: «Южный сектор».
Еще один четвертак пошел на оплату входа — щуплый половинчик (что среди половинчиков, любителей хорошо покушать, редкость), не отрываясь от журнала, махнул рукой:
— Шестая сотня там…
— Спасибо, — вежливо поблагодарил Пард и, скосив глаза, прочел название журнала: «ТВ-Парк».
«Половинчик, а читает эльфийские издания. — Пард вздохнул. — Ну и времена настали! И кстати, строго говоря, шестьсот сорок седьмая ячейка — в седьмой сотне, а не в шестой».
Половинчику на тонкости счетной науки, именуемой «математика», было явно наплевать. «Шестьсот» — значит, шестая сотня. Впрочем, здесь считать могли и с нуля, что было по-научному неверно, зато очень удобно на практике.
Следующий четвертак сожрала ячейка — после того, как опознала и сравнила введенный Пардом код на отпирание. Поскольку он делал все строго по нужной формуле, ячейка послушно отворилась.
Внутри стояла сумка с портативным компьютером, мощный фонарь, пистолет и обоймы к нему, сотовый телефон.
И все.
Пард хмыкнул. Этого вполне достаточно технику средней руки, чтобы выжить в Большом Киеве. В любой его части, даже в Центре.
Фонарь он сунул в сумку, рядом пристроил свернутый в плотное кольцо шнур, посредством которого компьютер или другую научную вещь подключали к источнику техники — гнезду. Такое гнездо легко было отыскать в любой комнате любого дома — безразлично, обитаемый дом или нет. Конкретно этот компьютер мог некоторое время работать и без шнура, поскольку внутри у него имелся свой маленький источник техники. Но того нужно было постоянно подкармливать из других источников, неисчерпаемых, тех, что находятся в домах. Тогда маленький внутренний источник наполнялся техникой и снова мог некоторое время питать компьютер.
Пистолет, обоймы и телефон Пард рассовал по карманам куртки.
Итак, теперь он на славу экипирован. Можно начинать.
Заглянув в пустую камеру еще раз, он обнаружил именно то, чего и ожидал: маленький клочок бумаги с аккуратно напечатанной строкой.
«Linraen Sotiefandale, эльф, гост. „Славутич“, нр. 1207».
Пард хмыкнул. Понятно. Отвлекающий маневр, пустышка. Нужно оставить какое-нибудь бессмысленное, но на вид таинственное сообщение этому Линраэну, а живущий где-нибудь по соседству Гонза поглядит, кто этим заинтересуется. Сам Гонза, понятно, останется в тени.
Пард запомнил имя эльфа, номер комнаты в «Славутиче» и вернулся ко входу в метро, но спускаться не стал, хотя гном у турникетов глядел на него с легкой надеждой и легкой грустью.
«Кажется, все гномы в Центре с утра страдают похмельем и безденежьем», — подумал он мимоходом.
— Простите, любезный, — послышался скрипучий, как машина, голос.
Пард медленно обернулся, держа сумку с компьютером в левой руке, а правую ненавязчиво сунул под полу куртки. К карману с пистолетом.
Позади стоял давешний донецкий гном в телогрейке. Этот похмельем отнюдь не страдал, маленькие его глазки живо поблескивали.
— Простите, любезный, — повторил гном. — Вы ведь техник?
— Ну, допустим, — ответил Пард озадаченно. Гном разговаривал чересчур вежливо, и это почему-то настораживало.
— Нам нужен техник, нашей общине. Донецк — Луганск, работа нетрудная — оборудование угледобычи. А платим хорошо.
— Я слабо разбираюсь в формулах угледобычи, — честно признался Пард.
— У нас есть формулы… В книгах. И в файлотеке. Вы разберетесь.
— А сколько платите? — спросил Пард с неожиданно даже для себя вспыхнувшим интересом. — Учтите, я дорого стою. Очень дорого.
— Ну… — Тут гном замялся. Видно было, что он изо всех сил соображает, сколько же предложить, да так, чтобы и наемника удовлетворить, и общину внакладе не оставить. — Ну… Сотни две-три в неделю. Как?
Пард отрицательно покачал головой:
— Мало, уважаемый. Я за сегодняшнее утро заработал больше. Да и потратил тоже.