— Я парень крепкий, справлюсь.
— Надеюсь, — хмыкнула пиромантка.
Волков расслышал в голосе девушки плохо скрытое то ли пренебрежение, то ли недоверие. И это Волкову не понравилось.
— Слушай, Сонь, давай сменим тему?
— А давай! — легко согласилась та и посмотрела на Макса с легкой хитринкой во взгляде: — Волчок, а ты знаешь, почему в Питере всегда идет дождь?
— Это начало шутки или анекдота?
— Нет, я серьезно!
— Тогда не знаю… Наверное, климат такой?
— Ага, климат, как же! — радостно выпалила Соня. — Причина в неконтролируемом везокинезе!
— В чем? — задумался Волков, пытаясь вспомнить определение когда-то слышанного термина.
— В везокинезе, — повторила Соня, будто это могло помочь. — Видишь ли, Волчок, в Питере с самого его основания живет семья, чей младший ребенок способен непроизвольно менять погоду. В зависимости от настроения. Если он всем доволен, то на улице тепло и солнечно. А если начинает капризничать, психовать и плакать, то вот тебе и дожди, и ветра, и нелетная погода. А учитывая, что малыши нечасто бывают довольны… Сам понимаешь.
Макс кивнул.
— А семейка там, знаешь ли, — продолжила рассказывать Романова, — достаточно… специфическая — триста лет ни одно поколение не пользуется контрацепцией. Каждая мать — героиня! Поэтому младший ребенок едва успевает из пеленок вырасти, как у семейки появляется еще один малыш. Ему-то везокинез и переходит по наследству! Понимаешь, куда я клоню?
— Отсутствие противозачаточных равно бесконечным дождям?
— Не совсем тот вывод, на который я рассчитывала… но типа того.
— Занятная история, — усмехнулся Волков. Посмотрев на проплывающий неподалеку прогулочный катер с толпой счастливых туристов, робко спросил, хотя и понимал — эту тему трогать не стоит: — Сонь, а что случилось с Юркой? С Ю?
— Лучше бы мы и дальше веселились и делились всякой чепухой… — Пиромантка тяжко вздохнула и повесила голову. — А Ю… Его убили… Точнее, убила… какая-то тварь. Из-за меня.
— Та-ак, давай подробнее.
— Подробнее… В городе зверствует… нечто. Убивает людей. Талантливых людей. И оставляет метки на телах. Будто подписывается. Мы с Ю и другими ребятами долго шли по следу, но тварь всякий раз ускользала, будто чувствовала наше присутствие. Однажды ночью Ю позвонил и сказал, что через какого-то информатора узнал точный адрес твари… Я просила дождаться меня и ребят… но Ю был слишком гордым. Сказал, что тварь уйдет… Это было опрометчиво… но Ю надеялся на свой дар — умел создавать биосферу, что защищала от ран, делала сильнее… Но дар не сработал.
— Почему?
— Мы не знаем. Просто не сработал. И тварь убила Ю. Разорвала на куски. И словно в насмешку оставила метку… там… — Соня замешкалась и показала взглядом на джинсы Макса. — На булках.
— Что за метка?
— Три шестерки. Три выжженных на коже шестерки.
— Непонятная отсылка к «Омену»?
— Я не знаю…
Она смолкла. Замолчал и Волков. Некоторое время шли в тишине, прерываемой ревом моторов и криками чаек.
— Так и при чем здесь ты? — сглотнул Макс. — Ю погиб не из-за тебя.
— Я могла помочь. Если бы успела. Но я ехала слишком долго, Волчок. Слишком долго.
— Извини…
В молчании они дошли до каменного моста через Фонтанку. Из-за четырех гранитных башен, соединенных массивными железными цепями, выглядел мост солидно. Монументально.
— Волчок, хочешь загадку? — встрепенулась Романова. — Как думаешь, что общего у Чернышева моста, Екатерининского моста и моста Ломоносова?
Волков пожал плечами.
— А то, что сейчас ты пройдешься по каждому из них. Одновременно! — сообщила пиромантка, но, видя непонимание на лице собеседника, пояснила: — У этого моста за всю историю было три названия, которые я и упомянула.
— О — образование!
— Как ты уже понял, — не отреагировав на саркастическую ремарку, продолжила говорить рыжая, — нам на ту сторону, в Ломоносовский сквер. Сразу за переходом рекомендую посмотреть направо и полюбоваться шедевральной улицей Зодчего Росси. Эта улица славится тем, что…
— Соня! Ну хватит истории! Ну пожалуйста! — взмолился Макс. — У меня скоро голова взорвется!
— Жопка ежа ты некультурная, — обиделась пиромантка и демонстративно отвернулась.
Волков от такого сравнения не сдержал улыбку.
— Сонь, лучше скажи мне вот что… Сидоров Иван Петрович — настоящее имя… Сидорова Ивана Петровича? Слишком подозрительное сочетание!
Романова посмотрела на него с таким выразительно-наигранным удивлением, будто Макс спорол полнейшую глупость.
— Самые популярные в стране фамилия, имя и отчество? Хм, действительно, каковы шансы, что они объединятся? Как считаешь?
— Ну-у… Наверное, велики…
— Но не в случае с Сидей! — прыснула Соня, довольная, что подтолкнула Волкова к неправильному выводу. — Псевдоним это!
— Я так и подумал… А как Ивана Петровича зовут на самом деле?
А вот теперь удивление, проскользнувшее в глазах Романовой, не показалось Максу искусственным.
— Волчок, ты нашел кого спрашивать! Забыл про мою… отличительную черту?
— Точно… — Волков шлепнул себя ладонью по лбу, но тут же с сомнением повернулся к спутнице: — Сонь, что-то я совсем перестал понимать! Названия всяких улиц, мостов и районов ты помнишь, а имена — нет? Как так?
— Ну вот так! — вспылила та — говорить на эту тему девушке было неприятно. — Я что, специально, по-твоему⁈
— Нет, но…
— Вот и все!
В компании сердито сопящей Романовой перейдя через мост, Макс не сдержал любопытства и скосил глаза направо, на разрекламированную ранее улицу Зодчего Росси. Скосил — и разочарованно выдохнул. Улица как улица. Да, красивая, выполненная в едином архитектурном стиле, но… Макс ожидал от нее чего-то большего.
— Сонь, можно задать еще один вопрос про Ивана Петровича?
— Валяй.
— Какой у него дар?
— О-о, — загорелись глаза пиромантки, — хороший вопрос! Правильный! Сидя — гипнотизер. Способен проникать в сознание людей и превращать их в послушных марионеток. Однажды я ради интереса попросила использовать дар на мне… ощущения не из приятных. Сначала голова становится пустой-пустой, без единой мысли. И ты пытаешься вспомнить — кто ты, где ты? А потом… А потом в голове появляется голос, и вместе с ним уходят последние частицы воли и любые намеки на сопротивление. Единственное, что остается — стойкое желание подчиняться, служить… Голос начинает приказывать, что тебе надо сделать… и ты делаешь. Не задумываясь, на автомате, словно робот… Или послушная кукла… Мне кажется, если бы голос попросил меня убить… неважно, кого!.. я бы убила… Бррр, — вспомнив пережитое, поежилась Романова.
За разговорами они вышли на тихую неширокую улицу и остановились возле ничем не примечательной двери с домофоном.
— Все, Волчок, мы на месте.
— Спасибо, что проводила. Было… кхм, познавательно. Особенно про Волково… И все остальное.
— Ага, издевайся.
Повисла неловкая пауза.
— Тебе самой-то далеко?
— Нет, мне на… впрочем, какая разница, верно? А то начну рассказывать, а ты опять разноешься. — Романова одарила Макса идеальной улыбкой. — Все, давай, до завтра. Нам к десяти. И не опаздывай как сегодня!
Она чмокнула Волкова в щечку и поцокала прочь.
— Соня! — почти сразу позвал тот, и девушка обернулась. — Это что-то значит?
— Что? Поясни.
— Прогулка под ручку, заигрывания… поцелуйчик?
Соня развела руками:
— Нет, Волчок, ничего не значит. Абсолютно ничего. — И пошла дальше.
Но ушла недалеко.
Остановившись метрах в пятнадцати, возле стоянки электросамокатов, Романова через мобильное приложение привычно оплатила поездку и, встав на мини-транспорт, со словами: «Шевелись, Плотва!» покатилась прочь.
А Макс, размазав по щеке блеск, почесал затылок. Соня была странной. Себе на уме. И как к ней относиться, Волков пока не понял.
Решив не забивать голову, он электронным ключом-таблеткой раза с десятого открыл подъездную — парадную! — дверь и переступил через порог.
Ремонта в парадной не было давненько. Облупившиеся стены с редкими вкраплениями краски, «расписанный» плесенью потолок, запах кошачьей мочи вкупе с «ароматами» канализации, кривые ступеньки… и все это — в свете тусклых лампочек, от которого начинали болеть глаза.
С брезгливостью отдернув руку от липких перил, Волков поднялся на второй этаж. Сверившись с циферкой на брелоке, позвенел ключами, борясь с тугим замком, и распахнул потрепанную временем двустворчатую дверь…
— Твою-ю ж ма-ать, — не смог сдержать он разочарованный вздох.
Пусть Иван Петрович и упоминал, что Макс должен «проникнуться духом и атмосферой Петербурга» — а где сделать это лучше, нежели в типичной коммуналке? — но все-таки ведьмак ожидал увидеть… что-то менее «убитое»!
Длинный коридор. Не широкий и не узкий. Под высоким потолком висит одинокая пыльная люстра, а в конце коридора — яркое пятно «оконного» света. По стенам, друг напротив друга — шесть старых деревянных дверей, перемежаемых полуободранными обоями грязно-серого цвета, склеенными из разных кусков. На полу — затертый вздувшийся линолеум с зияющими дырками и жалкой попыткой скрыть их нагромождением различного хлама: от тазиков, ведер и обуви до табуреток, картонных коробок с игрушками и детской коляски без колес.
— Здрасьте… — из ближайшей левой двери выглянула побитая жизнью и, скорее всего, мужем или сожителем, неопрятная темноволосая женщина лет сорока. Проспиртованное опухшее лицо женщины выражало стойкое желание — побыстрее выпить.
— Здравствуйте, — кивнул Макс. — Я…
Но представиться не успел — немытая сальная голова скрылась за дверью, которая тут же и захлопнулась.
— Да уж, контингент — огонь, — морщась от резкого запаха пота, подгоревшей еды и химозы, Волков прошел по скрипящему коридору к пятну света — просторной кухне.
«Гордость коммунальных хозяек» встретила Макса заплеванным полом, сколотым кафелем, покрытым копотью потолком и полудюжиной немытых загаженных плит, стоящих вдоль стен.