Насколько я знал, Зосима был эдаким христианским язычником. Он молился и боженьке, что фигурировал на иконостасе, и богам из другой эпохи – тем, что давно забыты людьми, изгнаны в чащи и болота, и представляют лишь узкоспециальный интересе для немногих ученых и исследователей.
И надо сказать, эти странные и непонятные для цивилизованного человека боги ему помогали, как это ни странно. Я имел возможность в этом убедиться – это я-то, прагматик до мозга костей.
А может, это Зосима так мне мозги закомпостировал, что я и впрямь начал верить в леших, домовых, водяных и прочих персонажей славянской мифологии.
Наверное, чтобы дойти до такого состояния, нужно пожить хотя бы год среди дикой (ладно, почти дикой) природы. В конце концов, человеку очень впечатлительному и не такое может привидеться.
Например, летающие тарелки и инопланетные головастики с выпученными глазами, зеленые, как те самые черти, что отплясываю на столе, когда примешь внутрь литра два самогона…
Додумать столь занимательную мысль я не успел. В дверь сильно и требовательно постучали.
Глава 7
«А что вы тут делаете, люди добрые?» Так без слов вопрошала своими маленькими глазками свиная голова, которая нагло влезла в окно, когда простой украинский народ, пустив по кругу баклажку с горилкой, как раз завел разговор о происках нечистой силы, объявившейся на Сорочинской ярмарке.
И как пишет далее гениальный Гоголь «Ужас оковал всех находившихся в хате…» Примерно такое же состояние было и с нами.
У меня в голове как раз вертелись разные истории, почерпнутые из средств массовой информации и сериала «Секретные материалы», что лишь способствовало еще большей возбудимости нервной системы.
Что касается Зосимы, так он вообще сидел, словно на иголках, потому что тема нашей беседы почему-то была ему очень неприятна, и мой добрый друг не знал, как уклониться от моих расспросов, и какими словами позволительно обрисовать создавшуюся в деревеньке ситуацию, чтобы ненароком не разворошить лихо.
Так обычно поступали люди из примитивных племен, не имевших никакого понятия о цивилизации, «правильных» религиозных воззрениях и «добрых» царях и президентах, несущих на своих плечах титанический груз забот о своих подданных. Они никогда не называли главную страшилку племени по имени (а оно имелось); они говорили «Тот, кто живет там-то» или просто «Тот».
И, как теперь доказывает наука, наши древние (или первобытные) пращуры были правы. Всяких там монстров, духов и призраков мы в основном создаем сами, силой своего воображение.
Это так называемые «мыслеформы», которые вполне могут превращаться в нематериальную субстанцию, питающуюся нашими жизненными силами, нашей энергией, – если, конечно, часто о них думать.
То есть, мы сами себя делаем шизофрениками.
Короче говоря, на какое-то время мы оцепенели. Я, например, уже мысленным взором соорудил черноризца, стоящего на пороге с фанатичным огнем в глазах и держащего в руках топор. Привидится же такое!
Ну, а Зосима, чем-то и так здорово напуганный, и вовсе помертвел. Не приключись с ним временного ступора, у меня совсем не было сомнений в том, что он готов был немедля нырнуть под стол.
Первым опомнился, конечно же, я. Мне ли, герою местного эпоса, бояться каких-то барабашек!?
– Кто там? – каркнул я хриплым голосом.
– Мы это, мы! – раздался за дверью дружный возглас.
Фу! Мать твою… Это же надо было поймать такой мандраж… Я смахнул рукой со лба неожиданно выступившую испарину и сказал уже совсем спокойно:
– Заходите. Что вы там топчетесь?
Казалось, что в мое «бунгало» вошли не два человека, а ввалилась целая толпа базарных торговок. Это были супруги Коськины, дед Никифор и бабка Федора, болтуны, каких свет не видывал.
Они были своеобразным информационным центром деревеньки и всегда знали не только местные, но и вселенские новости, так как имели мощный радиоприемник, который подарил им сын-горожанин.
Особенно отличалась баба Федора. Она могла трещать без умолку минимум пять часов подряд; точно знаю, однажды ради интереса засекал время. Ну просто тебе хрестоматийная Трындычиха.
– Бат-тюшки-и-и!… – запела, всплеснув руками, бабка Федора. – Это же скоки зим, скоки ле-ет… А мы думали, что ты, соколик, навсегда отсель уехал. Я говорю Дарье, брось, не старайся шибко, все равно скоро он здеси не появится, ему не до нас. С молодой-то женой… хи-хи-хи… А она бает, нет, ужо если дала слово, то надо держать. И все чистит-блистит, стекла трет, полы моет…
– Да-да-да, – поддакивал дед Никифор, который в этот момент был очень похож на кота, завидевшего крынку со сметаной.
Его взгляд был неотрывно прикован к бутылке с водкой и к закуске, жидкие усы топорщились, а в глазах бегали крохотные жадные зверьки, готовые в один момент сожрать не только то, что на столе, но и весь мой тугой сидор.
Старики Коськины жили скудно (а кто из наших пенсионеров живет кучеряво? ну разве что какая-нибудь «особа, приближенная к императору», большой чиновник на покое, успевший наворовать на две жизни). Из хозяйства у них были лишь куры-полудикари какой-то странной длиннохвостой породы.
Они большей частью паслись где-то в лесу, там же выводили цыплят, а иногда и ночевали на естественных насестах, но дань старикам Коськиным в виде собственных голов приносили безропотно; наверное, считали их родоначальниками куриного племени, почти божествами.
Иногда деду Никифору и бабе Федоре перепадало от сыновых щедрот. Он присылал им продовольственные посылки через железнодорожных проводников, а Зосима забирал передачи со станции и привозил в деревню.
Но такая лафа случалась редко, поэтому дед и бабка питались, чем придется и когда придется по принципу «Бог даст день, Бог даст пищу».
– Что ж вы стоите, как засватанные? – бесцеремонно прервал я словесный понос бабки Федоры. – Садитесь за стол. Отметим мой приезд.
Второй раз повторять приглашение не пришлось. Коськины мигом разобрали стулья, и уже через минуту наворачивали так, что за ушами трещало.
Зосима, глядя на них, лишь посмеивался и курил мои «городские». Отменный охотник, он всегда был сыт, даже в самые голодные годы. Его кормили лес и озера, а также неутомимые ноги.
Баба Федора, как и следовало ожидать, насытилась первой. Признаюсь, этого момента я ждал с нетерпением.
В отличие от Зосимы, бабку не могли остановить никакие соображения – ни морального, ни иного, даже мистического плана, попахивающие чертовщиной, – если ей попадалась на зубок какая-нибудь сногсшибательная новость.
В этом случае она действовала как некоторые наши беспринципные журналюги – сначала «жаренная» новость, которая принесет им славу и бабки, а там хоть потоп. Но их долгие годы учили, как стать полной сволочью, а баба Федора дошла до такой жизни самостоятельно.
Доверить ей секрет, даже если он может стоить кому-нибудь жизни, это все равно, что выйти на городской рынок и объявить его во всеуслышание. Бабка Федора (да и дед Никифор тоже) была как дуршлаг – сколько в него нальешь, столько и выльется.
И тем не менее, при всем том, костерить стариков нехорошими словами я просто не имею права. Доброта и отзывчивость деда Никифора и бабки Федоры намного превосходят их главный недостаток – чрезмерную болтливость.
– У нас тут новые люди появились… – забросил я крючок с наживкой, когда бабка Федора вытерла губы концом косынки, которой она прикрывала жидкие седые волосы.
Зосима посмотрел на меня с осуждением, вынул из пачки еще одну сигарету, встал и вышел на улицу – якобы покурить на свежем воздухе. Но я-то знал, по какой причине ему приспичило оставить нашу интересную компанию.
Не буди лихо…
Но меня будто тащили на невидимом аркане все дальше и дальше от тропы благоразумия, чтобы оставить на юру в самый неподходящий момент. Так уж устроен человек. Он просто не может не искать приключений на свое заднее место. Это у него в крови.
Одни бегом несут свои кровные (нередко последние) в разные мошеннические финансовые структуры типа приснопамятной «пирамиды» МММ, другие играют в казино по-крупному (и естественно проигрывают все до копейки), третьи, не имея на это никаких способностей, открывают бизнес, заложив все свое имущество, четвертые едут за рубеж по поддельным визам, где их якобы ждет манна небесная и дармовые деньги на тарелочке с голубой каемкой…
В общем, полный бред. Патология. И самое главное – никто ничему не учится. Даже собственный опыт, чаще всего отрицательный, в таких делах не указка. Не говоря уже о статьях в газетах и телевизионных шоу с разоблачением разных проходимцев и мошенников.
Так и я, битый, перебитый, ученый, переученный поддался голосу придурка, который, когда нужно его присутствие, спит, и хрен его вытащишь наружу, а когда не нужно – вот он уже здесь, нарисовался в полной красе, выкидывает коленца.
Ну почему, почему я не последовал примеру Зосимы и не вышел вместе с ним покурить!?
Мы бы с ним неспешно поговорили о погоде, о видах на урожай грибов и ягод, о том, как много в этом году было или будет перелетной птицы, как обстоят дела с поголовьем сохатых и в каких местах у них теперь лежки, на что в данный момент хорошо клюет карась в озере и где нынче токуют глухари…
Нет, я не вышел вместе с Зосимой. Меня сожрал с потрохами бес нездорового любопытства.
– Появились, появились! – заспешила бабка Федора, словно боялась, что ее кто-нибудь остановит. – Знамо, так.
– М-м…Му-гу… – подтверждающее закивал головой и дед Никифор, который никак не мог прожевать беззубым ртом большой кусок глухаря.
– Ходют, ходют кругами, и все черные, мрачные… жуть! – между тем продолжала бабка Федора. – Молчаливые. А по вечерам костры жгут… и что они там делают, одному Богу известно…
При этих словах бабка Федора быстро перекрестила живот и пугливо оглянулась, словно у нее за плечами бесшумно появился один из «черных».
А ведь она была там, и именно вечером, догадался я; И конечно же, подсматривала. Возможно, вместе с дедом. (Чтобы Коськины пропустили такое зрелище – ни в жысть не поверю). И ей уже кое-что известно о черных «пионерах-ленинцах», любителях проводить собрания своей таинственной «дружины» возле костра.