Что с него возьмешь? Он хорошо знал лишь слово «показуха», что идентично выражению «потемкинские деревни».
Придется в свободное время или на охотничьем привале, что скорее всего, рассказать ему несколько поучительных историй из самодержавной российской старины…
– Так вот, – продолжил Кондратка, – сей педантичный чиновник поднял бумаги, касающиеся этого дела, и определил, что монах по имени Авель жил у некоего крестьянина Киндея, деревня такая-то. Все, круг замкнулся.
– Об этом тоже написано?
– Да. Черным по белому. Но в других документах, которые я раскопал совсем недавно.
– Что ж, с этим вопросом все ясно. У Киндея действительно квартировал Авель. И жил монах в древнем ските – кстати, и впрямь необычном сооружении, если верить местным краснобаям…
Я бросил выразительный взгляд на Зосиму. Он независимо пыхнул трубкой и укрылся от моего взгляда за густым облаком ароматного дыма.
– Не исключен вариант, что свои рукописные книги-предсказания Авель спрятал в тайнике, который находился в деревне, – развивал я дальше свою мысль. – Где мог быть тайник? А что тут долго гадать – конечно же, в самом ските. Где теперь это скит? Его развалили большевики. До основания. А основание скита, то бишь, фундамент и опорную стенку, разобрали по камешку местные аборигены. Кто на забор, кто на гнет, чтобы капусту солить. Спрашивается в задаче: что могло случиться с бумагами, которые нашли во время разрушения скита? Ответ: или использовали на самокрутки (что вернее всего; во времена революции бумага ценилась очень высоко и была в большом дефиците), или отнесли в сортир. Тогда, знаете ли, и туалетной бумаги не было. Не думаю, что в деревне нашелся грамотей, которого заинтересовали каракули монаха. Есть возражения?
– Есть! – Кондратка мимоходом тяпнул стаканчик, не дожидаясь общего согласия на эту приятную процедуру, и быстро загрыз лучком. – Авель был ПРОВИДЦЕМ. А это значит, что он ЗНАЛ, какая судьба ожидает не только страну, но и скит, в котором Авель занимался пророчествами и излагал свои мысли на бумаге. Не исключено, что и бумага у него была какая-то особенная, возможно даже пергамент, который гораздо прочнее бумажных листков. А может, Авель вырезал откровения на камне…
– Ага. Скрижали. Господни заповеди. Кондратий Иванович, эк вас занесло. Не надо фантазировать, вы ведь серьезный ученый… – Сукин ты сын, Иво Арсеньев! чертов льстец. – Под рукой у Авеля могла быть только бумага, которую легко спрятать от посторонних глаз на теле или в монашеской суме. Так что его предсказания, «страшные и ужасные», как он писал этой даме… как ее?… а, ну да, Параскеве Потемкиной, если они даже и были, канули в лету. Все, абзац. Нет здесь никаких бумаг. Как говорят горячо любимые мною хохлы, не тратьте, куманек, силы, спускайтесь на дно.
– Вы не поняли меня. Я уверен, что Авель, который предрек судьбу страны (а значит, и деревни этой, и судьбу самого Киндея, и скита), хорошо позаботился о своих бумагах. Он был ученым человеком, и знал, как можно уберечь бумагу от сырости и тления. А уж спрятать на наших просторах можно что угодно, да так, что никто и никогда не отыщет.
– Позвольте возразить! – воскликнул я с горячностью; меня разбирало все больше и больше; похоже, стресс оказался чересчур сильным. – Боюсь, что вы не понимаете психологии творческого человека. Или упускаете этот момент.
– Вы о чем?
– О тайнике, который якобы соорудил Авель. Да так, что его уже столько лет никто не может найти. Если и впрямь все было так, как вы предполагаете, то тайник должен быть где-то рядом, неподалеку. Но не на подворье Киндея! Я почему-то уверен, что Авель просто МЕЧТАЛ, чтобы его пророчества стали известны широкой публике. А иначе, зачем же он столько лет трудился и страдал, изводил себя постами и молитвами?
– Должен признаться, в ваших словах есть доля истины, – согласно закивал Кондратка. – Одно из предсказаний Авеля, сделанное им Павлу I, было записано, вложено в конверт и опечатано личной печатью императора. Царь собственноручно написал на конверте: «Вскрыть потомку нашему в столетний день моей кончины». Этот документ хранился в особой комнате Гатчинского дворца. Все российские самодержцы знали о его существовании, но никто не осмелился нарушить волю предка. 11 марта 1901 года царь Николай II со свитой прибыл в Гатчину, и, после панихиды по императору Павлу, вскрыл пакет, где и узнал о своей тернистой судьбе.
– Вот видите, оказывается, ларчик просто открывался. Все свои предсказания Авель вручил Павлу. А сам, после трудов праведных, приехал сюда на отдых. Надоели ему, наверное, мрачные монастырские кельи.
И тут я вдруг осознал, что в этой деревеньке явно что-то есть. Что-то такое, эдакое… Которое притягивает к себе со страшной силой. Вот и этот монах, Авель…
Мне вспомнилось, как я подыскивал себе жилье-дачу после выхода на пенсию. Каким образом я здесь очутился, убей Бог, не помню. Меня словно кто-то взял за руку и привел. А я остался. Хотя были и другие, весьма привлекательные предложения. Чудеса…
Может, и мне заняться пророчествами? Обстановка и моральный настрой подходящие. Прозрения из меня так и валят… как из кобылы Машки зеленые катышки.
Например, я точно знаю, что этому черноризному гаду, который так плохо со мной «пошутил», долго в деревеньке не жить. Я накормлю его рагу из змей, окуну в сортир, изваляю в перьях и пинками выгоню за околицу.
– Это было бы чересчур просто… – Кондратка снисходительно улыбнулся. – Дело в том, что, как я предполагаю (у меня есть на то основания), Авель предсказал не только судьбу государства российского, но и судьбу ВСЕГО мира. Представляете? Вот мне и хочется найти его книги. Очень хочется!
– Зачем?
– Что значит – зачем?
– Зачем вам нужно знать судьбу всего мира?
– Ну как же… – Кондратка набрал воздуха полную грудь, чтобы выдать какое-нибудь более-менее приемлемое объяснение – и смешался; но все-таки сумел собраться с мыслями и ответил: – Если людям станет известно, что грядет какой-то кризис, то они могут если и не избежать его, то по крайней мере смягчить.
– Чушь собачья! – фыркнул я горячо, как молодой конь; нет, пора завязывать с водкой, на сегодня хватит. – Никакой реакции на откровения Авеля не будет. Человечество ничему не учится и не извлекает никаких уроков из трагедий прошлого. Американцы сбросили атомную бомбу на головы мирных японцев, произошли страшные разрушения, люди умирали от лучевой болезни, как мухи… И что? Какие-либо разумные выводы были сделаны из этого факта? Ни хрена подобного! Наоборот – самые сильные и богатые государства мира, вместо того, чтобы навсегда похоронить саму идею вселенского оружия и жить в мире и согласии, словно с ума сошли, начали клепать атомные бомбы, как гвозди. Где логика? Нет ее. И не может быть. Мы запрограммированы на самоуничтожение. И плевать на все умные пророчества. Или вы крайне хотите прославиться? Тогда понятно.
– Нет, но… – Кондратка напоминал ерша, выброшенного на берег.
– Есть предложение прекратить прения на эту тему. – Я демонстративно закурил. – Ежели вы хотите и дальше проводить свои изыскания, то советую вам больше к избе Киндея не соваться. Там опасно. И вы знаете, почему. Тайник находится в другом месте. Где? Это пока вопрос. Если у вас появится такое желание, помозгуем вместе. Делать тут все равно нечего. Убьем время. И Зосима нам поможет. Нет возражений? – посмотрел я на своего друга.
– Дык, мы завсегда…
– Вот и я об этом.
– Спасибо вам, – сердечно поблагодарил довольный Кондратка, который, как мне показалось, наконец наелся.
– Не за что. Это вам мы должны благодарить за интересный экскурс в прошлое. Даже Зосима не знал ничего про Авеля. А теперь он думает, в каком виде преподнести эту историю старикам Коськиным.
– Что ты!? – обиделся Зосима. – Им тока скажи…
– Правильно мыслишь. Нужно некоторое время подержать язык за зубами. Мало ли чего…
«Уж не бумаги ли монаха Авеля приехал добывать янки? – мелькнула у меня мысль. – А что, версия вполне… Чтобы, значит, американский сенат и президент могли строить свою политику, сообразуясь с точным прогнозом будущего. То есть, они мечтают дожить до конца света в полном довольствии и благоденствии. Блин! Опять хотят на горбу русского мужика в рай въехать… Как в годы второй мировой. Орут сейчас на всех телевизионных каналах – мы пахали, мы немцев замочили, все победы одержали… А русские где-то на задворках ошивались. Что с этих славян взять – варвары…»
Нет, с американцем не все так просто. В болоте бумаги не ищут. Клад – возможно. Но почему тогда черноризец со своей сектой облюбовал именно избу Киндея?
Загадка…
Кондратку мы выпроводили где-то во втором часу ночи. Мне нужно было хотя бы немного поспать, так как назавтра я намеревался проехаться вместе с Зосимой на станцию – там у меня уже наметились кое-какие делишки.
Зосима тоже клевал носом, поэтому я не стал нарушать его сонное состояние и не рассказал о нашествии змей на мою обитель. Не к спеху. Да и язык не очень хорошо мне повиновался.
То, что я остался ночевать у него, Зосиму не удивило. Мы и раньше засиживались в уютной хибаре моего друга далеко за полночь, и я предпочитал упасть там, где упражнялся со стаканом, нежели по дороге домой свалиться по пьяной лавочке в невидимую в темноте канаву с полной вероятностью сломать себе шею.
Уснул я быстро. А проснулся еще быстрее. По крайней мере, мне так мне показалось. Мигнул раз – еще темно, мигнул второй раз – уже светает.
Глава 15
Для Зосимы запрягать кобылу Машку, значило выполнить целый ритуал. Я любил наблюдать за тем, как он управляется со своенравной дамой о четырех копытах. Это был целый концерт.
– Где ты бродишь, старая б… дь!? – Так приветствовал бойкую, несмотря на возраст, животину Зосима, когда она, как собака, достаточно быстро прибежала на его разбойничий свист. – Не докличешься… Принцесса. Час ее нужно ждать… Отдам когда-нибудь на скотобойню. Ей-ей, отдам. Пусть колбасу сделают. Толку с тебя все равно никакого. Тпру! Что ты вертишься, как вшивая сучка!? Стой, кому говорю! Ах, тебя слепни закусали… Хвостом отмахивайся, не ленись. Да не от меня отмахивайся! Тпру! Чтоб тебя, старую деву, жеребец елдой по голове съездил. Сдай назад… Назад сдай, ско