И он вручил Нике небольшой целлофановый пакет.
– Что это?
– А вот тебе, Таня, – на сей раз Петро протянул мне такой же сверток.
– Вот это да! – вырвалось у меня. В пакете оказалась футболка – светло-зеленая, простая, но с роскошным рисунком. По степи – была прорисована едва ли не каждая травинка, а несколько весьма колоритных растений красовались крупным планом, – на всем скаку неслась лошадь пепельного цвета, а над ней догорало закатное небо. В целом рисунок был очень своеобразным. Не знаю, насколько это все соответствовало моде, но мне определенно понравилось.
Тогда и Ника развернула свой подарок. Там тоже оказалась футболка, только черная.
– Ну, молодцы, с цветом угадали! – одобрила я. – Ника у нас, кроме черного, ничего не носит.
– Я заметил, – кивнул Петро.
– Мы перепутали! – заявил Тарас. – Поменяйтесь.
Ника не прореагировала, она подняла развернутую футболку на вытянутых руках:
– Ну, и что это такое?
Над бурной рекой, покрытой мутными вспененными волнами, висели низкие грозовые тучи, где-то вдали с трудом просматривался противоположный берег. А крупным планом был изображен кот. Но не домашний пушистик, а тощий серый бродячий котяра, чья мокрая шерсть сбилась комками, но выглядел он при этом не жалким, а суровым и решительным.
– Это – образцы продукции, – ответил Тарас. – Мы сегодня добрые, всем по обновке привезли.
Собственно, я уже заметила, что на Тосе, когда она сняла куртку, оказалась такая же футболка, только розовая, с какими-то попсовыми звездами, которых я даже забыла, как зовут, но подумала, что надоели до чертиков.
– Ну вот, Таньке – быстроногого скакуна, а мне какого-то драного кота! – Ника сделала недовольное лицо.
– Тебе не понравилось? – удивился Тарас.
– Давай меняться, – тут же вклинилась я. Признаться, хоть мой рисунок был хорош, но Никин зацепил меня больше.
– Ника, это не просто драный кот, – заговорщическим тоном заговорил Петро. – Ты разве не видишь – этот кот переплыл бушующую реку, какому еще коту такое под силу? Это героический кот!
– Ну, раз переплыл реку – беру! И не надейся, Танечка, меняться не буду – скачи сама на своей лошадке.
– Ты скажи спасибо, что тебе вот такое не подарили, – я кивнула на Тосину обновку.
– А что такого? – простодушно удивилась Тося. – Хорошая картинка.
– Ну, о вкусах не спорят, – примирительно сказала я, наливая чай. Народ уселся за стол, только Ника столбом стояла у двери.
– Кому и попса музыка, – хмыкнул Тарас. – Но я выполнил пожелание публики. И разве кому-нибудь не угодил?
– Угодил, всем угодил! Ника, иди садись, что ты там стоишь?
Она прошла, но за стол не села, а примостилась на краешке скрыни, закинув ногу за ногу.
– Бывают в любом жанре хорошие песни, – сказала она задумчиво. – Но лично я больше фолк люблю. А еще «Алису». Нет, Тань, чаю не хочу, дай мне лучше яблочко.
– Кстати, насчет музыки, – спохватился Петро. – Привезли мы и музыку.
И он стал вытаскивать из своей сумки аппаратуру, позволяющую обойтись без электричества.
– Только потише, а то бабушка уже спит, – нервно сказала Ника.
– Ее вообще-то пушкой не разбудишь, но лучше действительно что-нибудь тихое и спокойное, – кивнула я.
– Ну тогда лучше всего будет вот это.
Он включил что-то незнакомое мне, это была инструментальная музыка, медленная и негромкая, довольно приятная.
– Да, а где же фотки? – напомнила я.
– А вот вам, пожалуйста, ясновельможная панночка, как заказывали. И вам, девчата, наконец-то сделал фотки с прошлого раза.
Из пухлого конверта на стол веером легла пачка снимков. В основном это были новогодние фотки – Тося с Ганей и какими-то ребятами у елки, в снежных сугробах, на саночках, еще где-то – я особо не приглядывалась. Наши фотки лежали в стопке самыми последними, причем оказались великолепными, Тарас был настоящим мастером не только по части картинок на футболках. Наши лица, освещенные керосинкой, выглядели причудливо и загадочно, и было в этом что-то… старинное. Ну, понятное дело, при керосинке-то. Фоток было несколько, с разных ракурсов, а две последние я, едва увидев, тут же схватила и убрала к себе на колени.
– Ну чего прячешь, Тань? Покажи! – прицепилась Ганя, а Петро резко подался вперед, пытаясь увидеть.
– Тарас! – возмутилась я, чувствуя, как мои щеки заливает краска.
– А что там? – поинтересовался Петро.
– А то ты не знаешь!
– Не-а, не знаю, он мне не показывал, я надеялся сегодня увидеть…
– Вот на столе их куча, смотри сколько влезет. А эти не дам.
Ну Тарас, ну, умник! Наверное, он обратил тогда внимание, как я объектив ладонью закрывала… На одной из этих фоток красовались мы с Петром – вдвоем, и больше никого, всех остальных умело «отрезали» фотошопом. Да красиво же как смотрелись! Я сидела, положив руки на стол и скрестив пальцы, а Петро картинно стоял сзади и смотрел на меня…
Второе фото оказалось еще лучше. То же самое изображение было выполнено в сепии – то есть ему нарочно придали вид черно-белой, слегка пожелтевшей старинной фотографии. Мало того, картинка была овальной, обведенной по краю простенькой рамочкой, за которой начинался белый фон. Здесь я почему-то казалась немного взрослее.
Я передумала обижаться на Тараса. Напротив, была рада, что он заметил и понял все правильно. Но показывать… нет уж!
– Ну чего ты, покажи! – доставали девчонки.
– Она не покажет, – светским тоном сказала Ника. – По-моему, у нее на той фотке тушь размазалась.
– Ничего у нее тогда не размазалось! – возразила Тося. – Мы же видели.
– Тогда – нет, а как пленку проявляли, то могли размазать.
Конечно, она говорила полнейшую чушь, но на лице Тоси возникла озадаченность. Видимо, моя простоватая подружка совершенно не имела представления о фотографии. И я, с трудом подавив смешок, ответила серьезнейшим тоном:
– Точно! Когда проявляли – размазали мне всю косметику, потом долго умываться пришлось.
Тут уже заржали парни, разоблачив тем самым нашу невинную шуточку.
Мы славно и весело провели вечер. Разошлись гости поздно, уже часов десять, наверное, было.
Убрав кое-как на кухне, мы переместились в нашу комнату. Ника взяла свою книжку и уселась за столом перед керосинкой читать.
– Зрение испортишь так.
– Отстань, а?
Нервная она была какая-то. Весь вечер пыталась шутить, что ей поначалу удавалось, но под конец стало заметно, что ей не до веселья. Ника меряла беспокойно шагами кухню, ничего не ела. Взяла яблочко, да так и держала его в руках, а сейчас положила на книгу, чтоб та не закрывалась. Яблочко как раз легло на картинку, заменив голову какому-то толстому дядьке в клетчатом костюме, и в другой раз это бы показалось мне смешным. Что же с Никой такое? Спросить бы, да разве она скажет…
– Ты как хочешь, а я спать. Чего и тебе советую. Лучше утром встанешь да при свете дня почитаешь.
– Я потом лягу, – ответила Ника. – Тебе свет мешать не будет?
– Ну, если это можно назвать светом…
И я завалилась спать. Несмотря на усталость, сон почему-то долго не шел. А Ника сидела и читала – а может, не читала, а просто задумчиво смотрела в стену перед собой, так казалось. Тревожно как-то было. Вот и я лежала и смотрела ей в спину, долго, пока глаза сами собой не закрылись.
Глава 14Что делать, если твоя подруга сошла с ума?
Утро для меня наступило как обычно, ближе к полудню. С кухни уже доносился сладкий запах бабушкиных пирожков. Я села на кровати, сначала глянула на ходики – нет, еще не полдень, всего лишь одиннадцать утра. А потом повернулась в сторону Никиного диванчика, ожидая, что моя подруга опять куда-нибудь сбежала без меня.
И ошиблась. Ника лежала на диване…
Не знаю, почему она показалась мне мертвой? Может, потому, что живые редко имеют привычку спать в такой позе – вытянувшись по струнке, лежа на спине? И дыхания слышно не было… Кроме того, Ника так и не разделась с вечера, лежала в своем черном костюме поверх одеяла.
Я коротко вскрикнула, бросилась к ней, толкнула. Она зашевелилась, повернулась на бок. Блеснул перстень на правой руке.
Уфф, жива! Что за глупости мне спросонок в голову лезут?
Но лицо ее за одну ночь осунулось и исхудало, под глазами легли темные круги. Наверное, это и натолкнуло меня на идиотские мысли. Должно быть, Ника читала до утра, а потом уснула, не раздеваясь. У меня тоже такое бывало с хорошей книгой, и не раз.
Успокоенная, я побежала на кухню.
– Привет, ба!
– Ты это… если выходишь ночью куда, то дверь на крючок закрывай! – сказала бабушка вместо приветствия.
– Ладно, – отмахнулась я и стала готовить себе чай. – А с чем пирожки?
– С творогом.
– Класс, мои любимые!
Я не спеша и с удовольствием предавалась завтраку. Бабушкины пирожки были просто божественными, я их и прежде могла слопать хоть сотню.
– Что-то подружка твоя все спит, – сказала бабушка, когда я наконец-то поднялась из-за стола.
– Читала вечером допоздна, теперь дрыхнет.
– А, ну что ж, пусть отоспится. А то, я смотрю, встает она рано, серьезная дивчина. Но читать при керосинке – это ж зрение испортить можно!
– Да я ей говорила… Не слушает. Так и заснула одетая.
– Ладно, как встанет, еще я ей скажу. Заснула одетая, говоришь? Она керосинку хоть погасила? – всполошилась бабушка.
– Ой, я не глянула…
– Так беги да принеси керосинку сюда – мне в подпол сходить надо.
Я вернулась в нашу комнату. Ника продолжала спать в той же позе, как я оставила ее.
Керосинку она потушила, а вот книжка так и лежала раскрытой, и страница была по-прежнему подперта яблоком.
Я взяла его и надкусила. Естественно, два прочитанных листа тут же перепорхнули слева направо, и передо мной предстала картинка с толстым дядькой в клетчатом костюме…
И тут до меня начало кое-что доходить. Я вернула два листа обратно. Все правильно, двести сорок вторая страница, вот здесь книга была раскрыта до моего прихода. А картинка с дядькой на две