А в поезде, постоянно зевая, ибо он меня убаюкивал, я, оккупировав стол и закутавшись по плечи в пододеяльник, исступленно мастерила новый костюм. Заговаривала и вымачивала в крови «ос» молнии с куртки и джинсов, перешивала пуговицы, меняя обычные на зачарованные на крови «сурков», лепила на майку ухмыляющийся череп из страз на крови «попугая»… Благо, в вагоне пассажиров было мало, да и те шустро залились пивом и залегли спать. Никто не косился и не мешал.
Закончив с одеждой и обувью, я без аппетита съела лапшу быстрого приготовления, заварила чай и сходила в туалет, чтобы сменить личину, пришить к нижнему белью кое-какие полезные ленточки и сделать прочие дела. И, вернувшись, занялась аксессуарами. Заколки и мелкие «крабики», новые серьги и браслеты, броши и подвески – амулеты из запасённых заготовок и подручных материалов создавались быстро и привычно.
Оставив всё металлическое отмачиваться в крови в специальных формочках, я занялась пропитавшимися шнурками, и к моим косичкам добавились искусственные, чёрные, синие и фиолетовые, вплетённые в основную массу и забранные в высокий хвост заговоренным на «воробьиной» крови шарфом. Заодно я зарядила и вернула на место использованных ранее «змеек».
К утру у меня не разгибались ни спина, ни руки, ни ноги, но я не сдавалась. Заправилась лапшой, закончила с амулетами, вооружилась ими под общий наговор, чтобы вещи побыстрее пропитались моей энергетикой и запах нечисти слился с моим, и только потом позволила себе подремать. «Ящерке» было велено сторожить и разбудить, и она прекрасно с порученным справилась, растолкав меня подозрительно быстро. Я же только моргнула…
Сонно глотая чай с каплей обезболивающего зелья, я щурилась на мелькающие деревья и пыталась выстроить беседу с Гюрзой. Пыталось плохо – я не выспалась от слова «совсем». В итоге, допив чай, решила, что пусть всё идёт, как идёт. Приеду и просто расскажу. И дело само сложится. И знакомы мы давно, и Гюрза – ведьма старая и мудрая. Главное – добраться.
За полчаса до прибытия поезда я выслала на разведку «змеек», собралась, упаковав рюкзак, проверила, все ли артефакты на месте, и заглянула в «навигатор». Гюрза сейчас наверняка на даче: сдавшись наблюдателям, она по договору жила только там, а добираться до дачи – через полгорода да в пригород.
Выучив маршрут, я убрала лист в карман джинсов. И, прикинув, какая сейчас по счёту личина, спрятала в рюкзак куртку. Личина предполагала трость, а в куртке жарко. Надо что-то полегче найти, чтобы «ящерку»-браслет прятать. Её любая личина представляла в виде столь диковинного украшения, что на меня все женщины завистливо оглядывались.
Поезд прибыл на вокзал, и вовремя вернулись мои разведчицы. Первичной и явной опасности не обнаружено, расписание пригородных электричек со стоимостью билета прилагается. Я привычно закинула на плечо рюкзак, прихватила трость и отправилась в долгий путь в гости. Плохо, что у Гюрзы нет «пейджера», только человеческий сотовый. Или – хорошо, не то бы она не постеснялась выслать за мной «транспорт» с одной из трёх своих дочерей в качестве кучера. А мне такое внимание ни к чему.
Гомонящий вокзал, толкающиеся люди, мерзкие запахи фритюра, выкрики таксистов… Всё это так долго было не просто частью моей жизни – а всей жизнью, квинтэссенцией пути отступивших от законов беглецов, – что я как никогда остро ощутила: я вернулась. Я действительно вернулась.
Четыре года седалищной «выставочной деятельности», конечно, даром не прошли, и их не забыть, как не вернуть погибший «уголь» и уснувший дар Вещей видящей, но самое главное я сохранила – себя. И, лавируя в толпе людей, кожей чувствовала, как усиливается ветер, выбирая нужное направление. А значит… я справлюсь.
Глава 2
Порою то, что законно, необязательно хорошо,
и порою, чтобы распознать разницу,
нужна ведьма.
Терри Пратчетт «Я надену платье цвета ночи»
До цели я добралась в глубоких, густых сумерках. Благополучно перетерпела «час проклятья» в электричке, но вот три пеших километра по неровной тропе через поля до дачного общества стали непростым испытанием – и для организма, и для решения: я измучилась сомнениями. Я ведь рванула к Гюрзе по инерции, не запутав толком следов, и опасалась притащить на хвосте иных нежданных гостей.
Но, с другой стороны, мой запах обрывался в поезде, станция, на которой я сошла, не конечная, а направление – очень популярное… Кстати, Гюрза-то и прозвала меня старой перестраховщицей, и иногда я сама понимала, что перебарщиваю – как, например, недавно с кровью, ведь довольно было и трети использованного, чтобы ни один «нюхач» не взял след, а любая живая нечисть отказалась по нему идти, заработав аллергичный чих и длительную потерю нюха. В общем…
Ладно. Сворачивать нет смысла, да и цель моего приезда, нутром чую, обо мне уже знает. Подопечные старой ведьмы люто стерегут границы своей территории, и обо мне, пахнущей неизвестным, но коварным видом нечисти, доложат моментально. Да уже, едва я на тропу к дачному обществу свернула, доложила. Хватит дёргаться. Идём, наслаждаемся чистым загородным воздухом и комариками, которых не смущали посторонние запахи, любуемся закатными сумерками и ни о чём постороннем – ни о чём, Эфа! – не думаем.
Доковыляв через всё общество до тёмно-бордовых ворот окраинной дачи Василины Дмитриевны, в отступническом простонародье – Гюрзы, я сняла личину и по-свойски, без стука вошла в гостеприимно приоткрытую калитку. Дар, спасибо, добрались…
Дорожки, мощённые плиткой, аккуратные грядки с дозревающей капустой и выкопанным луком, ухоженные цветники, застеклённые парники, плющевые ковры на каменных стенах двухэтажного дома. И при виде плюща я аж споткнулась: растение, испугавшись чужака, в считанные секунды покрылось мелкими цветами. И пальнуло в меня такой дозой перечной пыльцы…
Гюрза, прибежавшая на мою чихательно-задыхающуюся ругань, ахнула на весь участок:
– Господи прости, Эфа! Что ты такое?!
– За мной… н-нюха-апчхи! – я безрезультатно вытерла слезящиеся глаза, с трудом удерживая второй рукой рвущуюся мстить «ящерку». – Ты когда подселённых ра-а-апчхи!.. Тьфу… Развела?
– «Нюхач»? – засмеялась старая ведьма. – Да тебя теперь не только «нюхач», даже живой «лис» не найдёт! Старая ты перестраховщица! Всё живешь по худшим сценариям?
– Лучше перебдеть, чем недобдеть, – изрекла я народную мудрость и снова расчихалась.
– Прекрати, это свои, – Гюрза заметила, что плющ оброс новым «оружием», готовясь защищать своютерриторию до последней тычинки. – Пойдём в дом, Эф. Зря не позвонила, у меня как раз Ника гостит. Встретили бы в городе. Как ты вообще дошла?
– С матами. И искренней верой в чудеса человеческой выдержки, – я последовала за ней на голос, моргая часто-часто и ничего не видя. Лицо горело, глаза разъедало, по щекам бесконечным потоком текли слёзы. – С каких пор у тебя подсёленные обита-апчхи!.. – обитают?
– Это Марьяшин подопечный, – Гюрза поднялась на крыльцо, открыла дверь и посторонилась, пропуская меня. – Пожалела дочка сбежавшую из схрона «бабочку», а она летает, где хочет.
– Старода-апчхи! – давняя? – деловито поинтересовалась я, нащупывая поручень и осторожно поднимаясь следом. – «Бабочка»?
Гюрза сразу перестала улыбаться и встревожилась:
– Началось?..
Я утвердительно чихнула.
– Так, справа по коридору ванная. Умойся. А я пока ужин разогрею. И зелье подберу. Давай рюкзак. Полотенце в шкафчике. И «ящерицу» пока отдай, на кухню отнесу. И не цапнет – и попробуй только, вредительница…
Разувшись и на ощупь дойдя до ванной комнаты, я с трудом удержалась от желания сунуть голову под струю ледяной воды. Вот те и «лови бабочек»… Скрипнула дверь, и голос Гюрзы велел протянуть руку и взять зелье – и аккуратно, оно уже открыто. Я умылась желеобразной субстанцией с запахом тины, сняв первичное раздражение, избавилась от личины и глянулась в зеркало. И скривилась, узрев свою намакияженную физиономию в багрово-шелушащихся пятнах и воспалённо-красные глаза. Поймаешь тут… анафилактический шок скорее, чем «бабочку».
Использовав зелье повторно и вытершись, я поковыляла на кухню. Рухнула на диванчик и решила, что в ближайшую пару часов не встану, хоть потоп, хоть пожар, хоть снова недовольная вторжением чужака «бабочка». Гюрза заботливо пододвинула ко мне табуретку и поставила на стол тарелку с грибным супом. Устроив больную ногу, я вооружилась ложкой и куском хлеба. Всё, мир, меня ни для кого нет, и подь всё к лешему на ближайшие полчаса…
Старая ведьма ни о чём не спрашивала. Сновала по кухне босиком, в безразмерной старой футболке и древних велосипедках, разогревая второе, заваривая свежий травяной чай, накладывая в пиалки мёд.
– А где все твои? – я отодвинула пустую тарелку.
– Дочь спит, – Гюрза указала на потолок – второй этаж, – а муж в городе. Наблюдатели зачем-то попросили приехать и проконсультировать.
Я напряглась:
– Давно?
– Давно, – успокаивающе улыбнулась она, – с месяц в отъезде. Расслабься. Не по твою душу.
Я поколебалась, ковыряясь вилкой в рагу, но всё же поделилась недавними сомнениями:
– А если меня отследят? Что скажешь?
– Подруга навещала, – Гюрза пожала плечами и села напротив меня с чашкой чая, – да, отступница, но ведь поднадзорная, на наблюдателей давно работающая. И ходить иногда в гости нам не запрещено. А то, что она сбежала, – так ведь я не в курсе. Живу вдали от колдовского мира, новости узнаю только от дочерей, а они все круговые и с наблюдателями не контачат. Увы. А всё остальное – под защитой палача времён Удавки. Ты ведь сбежала?
Я кивнула и с новым аппетитом взялась за второе.
– Вот и правильно, – одобрила моя собеседница. – Не твоё это – в огородах сидеть. Молодая ещё, кровь горячая… Да ешь ты спокойно. Я отправила «бабочку» понаблюдать за обстановкой. Если что, уйти успеешь. Но вряд ли тебя выследят – разве что догадаются. Ты этой гадостью где облилась? Ещё в поезде? Вот и уймись. Мало ли что тебе в городе понадобилось. А