– Чувствуешь? – я обернулась через плечо. – Сколько здесь силы?
Илья напряжённо кивнул. Его глаза потемнели, и на контрасте со светлой кожей и зелёными бликами от светляка казались огромными и совершенно чёрными.
– Сдюжишь? – уточнила я.
Он снова кивнул.
Мы добрались до следующей развилки и на сей раз свернули налево. А минут через десять – направо. Но эти три поворота я помнила отлично. Что тут запоминать-то: право-лево-право. А вот дальше начинался полный трэш.
Через полчаса мы вышли к первому подземному залу, и я, вытащив из кармана запасные кольца, подбросила к потолку с десяток светляков крупнее и ярче прежних. И посторонилась, пропуская своего спутника вперед.
– Осторожно, здесь обрыв, – я придержала его за локоть. – Лестница вниз – чуть дальше.
– Ни хрена ж себе катакомбы… – Илья сразу осознал масштаб трагедии.
Наверно, надо было ему иллюзию показать… хотя в уменьшенном виде толку от неё не больше, чем от карты.
Мы по-прежнему находились под современным микрорайоном – и перед нами раскинулся почти тот же микрорайон, только древний и пропитанный магией. И сделанный целиком изо льда. Массивные ледяные башни, на чьих острых шпилях сияли белые огни, добротные двух- и трехэтажные дома из литого льда, ледяные дороги, ледяные деревья. И гигантские ледяные статуи, кольцом окружающие город, таящиеся в сумраке стен. При нашем появлении в их руках вспыхнули серебристые факелы, разгоняя тьму, и на стенах и крышах домов, отражая свет, замерцали мириады синих, красных и зелёных искр. И, едва мы спустимся вниз, холодом накроет если не соответствующим, то приличным и неприятным.
Пока Илья глазел на ледяной город, я отошла к стене. То ли для усталых путников, то для иных целей в ней были выбиты ниши-скамейки, и я уселась передохнуть, глотнуть зелья и приготовиться к следующему этапу марш-броска.
– Они реально изо льда? – потрясённо спросил приятель, обернувшись.
– Абсолютно реально, – я достала куртку с шарфом и оделась, – и абсолютно все. Это… морозилка. Лабораторное хранилище. Подойди, ещё насмотришься.
Я снова зарылась в рюкзак и достала вторую куртку – Илюхину.
– Эта та, которую я забыл у тебя год назад? – улыбнулся он.
– Угу. И ещё бы год таскала, чтоб вернуть, если бы не повод… Держи зелье – это согревающее, – я вынула из бокового кармана два флакона. – Одно сейчас, второе повторишь, когда начнёшь мерзнуть. Внизу холодно. И очень опасно холодно: гуляешь – и вроде нормально, а потом садишься на лавку передохнуть – и засыпаешь навсегда. Пей. Резко и в один глоток. Оно… горит.
Илья выпил и, согнувшись, закашлялся:
– Сплошной… перец…
– Не без этого, – я снова забралась в рюкзак, набирая нужных амулетов. – Следи за лицом. Пока щёки горячие, зелье работает. Если щёки холоднее рук, быстро пей следующее. Оно на всех по-разному действует: кого-то полдня греет, а кому-то едва на час хватает. Держи. Всякое защитное. В основном, – и улыбнулась, – гранаты. Бросаешь и бежишь. Мало ли. И пожалуйста, – улыбка сменилась серьёзностью: – без самодеятельности. Это древнее место. Сакральное. И опасное. Слушайся меня. Во всём.
Закончив инструктаж, я встала, привычно закинула на плечи рюкзак, натянула шарф на лицо и взялась за трость:
– Сегодняшний минимум – три района. Дальше посмотрим по обстоятельствам.
– Ледяных? – он наконец отдышался от зелья и застегнул куртку.
– Нет, они все разные, – я первой пошла по краю «обзорной площадки» к лестнице. – Раскалённые песчаные, прохладные землебитные, угрюмые костяные, пространственные пещерные… Двенадцать стихийных, и один, тринадцатый, центральный, – смешанный. В основном здесь работали ведьмы смерти, но стародавние любили традиции – и красоту стихий, и защиту замкнутого круга из двенадцати сфер.
Лестницы лёд не касался, и я, держась за перила, начала осторожный спуск. С высоты район казался глыбой льда, расколотой на сотни осколков, которые образовали круг. Двенадцать башен, бессистемно разбросанных по центральной и периферийной частям городка, – крупные куски льда, а вокруг них – бесконечные круги мелких обломков. Бывая здесь, я много раз до боли в глазах всматривалась в район, пытаясь понять, где и как мелкие «околобашенные» центральные круги сливаются, образуя огромные периферийные пояса, расширяющиеся у границы, и не видела.
– Эф, ты же бывшая воздушница. Какого чёрта ты себе заклятий полёта не запасешь в амулетах? – резонно заметил Илья, сунув руки в карманы куртки и вразвалочку спускаясь следом.
– А вот… – я вздохнула. – Обидела я Вещую видящую, когда начала осваивать второй сферу духа. Стародавние часто практиковали «смешанку», но первые Верховные считали, что это вредит дару – и это действительно вредит дару. Но я рискнула пойти наперекор, и с тех пор с воздухом возникают проблемы. Из двадцати заклятий лишь одно поддаётся консервации, и то теряя в свойствах. У меня есть несколько, чтобы взлететь на воздух… но они из тех, про которые говорят «на себе не показывай».
– Знал бы, где упадешь – соломки бы подстелил? – сочувственно посмотрел он.
– Ясно дело. Но жизнь – она же иногда так закрутит…
– А ничего, что мы разговариваем? – спохватился приятель. – Никого не привлечём?
– Нет, – мы добрались до середины лестницы, и я остановилась передохнуть и выпить восстановительного. Силы таяли прискорбно быстро. – Ледяной район – самый безопасный, нечисть даже рядом проходить не рискует. Она, как и любой живой организм, любит тепло, а здесь – холод да смерть. Если ещё что-то интересно, спрашивай. Спустимся – будет не до бесед.
– Интересно, – Илья махнул рукой, указывая на статуи у стен. Двенадцать штук, и все мужские. – Стародавние же обычно ставили памятники самим себе или своим стихиям. Но не здесь. Почему?
Да, сейчас, когда мы прошли мимо – когда изваяния озарил отражённый от города свет, – половая принадлежность статуй, окружающих сакральную обитель стародавних, могла смутить непосвящённого, привыкшего к вечной распре между ведьмами и наблюдателями.
Я оперлась спиной о перила, указала тростью на ближайшего ледяного парня, чей суровый профиль бледнел в нескольких метрах от нас, и спросила:
– А кто он, по-твоему?
Приятель внимательно посмотрел на указанное, огляделся, оценил расслабленные позы изваяний и сделал вывод:
– Они расположены так, словно… охраняют.
– Верно, – я кивнула. – Именно так и было во времена стародавних, когда ведьмы считали себя хранительницами дара, а колдунов – хранителями ведьм. Женщина же – существо внезапное, стихийное, имеющее склонность погружаться и полностью растворяться в том, что ей нравится, в том, что её захватывает, будь то высшая магия или простые человеческие чувства. И к доводам рассудка прислушивающееся крайне редко. Поэтому ей и нужен хранитель. Тот, кто прикроет от внешних невзгод ведьму, потерявшую чувство времени и места. И тот, кто защитит её от самой себя, – или руку протянет и вытянет из магической трясины, или силком за шиворот вытащит, укажет на ошибки и убедительно докажет, почему чего-то делать нельзя.
Я снова оперлась о трость и задумчиво склонила голову набок:
– В те времена мужчина был оберегом, опорой. И после какого именно «нельзя» семьи раскололись на враждующие лагеря, любящие люди на века стали врагами, а защитники превратились в палачей, – это, Илюх, вопрос вопросов. На который никто не знает ответа. И, наверно, и не узнаем никогда. Идём.
– А я слышал другую версию, – он, спускаясь, нет-нет да оборачивался на статую.
– Ту, где ведьмы нарочно истребляли колдунов? Подозревая, что из них вырастет сила, могущественнее стихийной? – уточнила я и снова остановилась. – Это один из этапов, который случился после раскола. Обрати внимание, – я указала тростью на город, – постаменты находятся на одном уровне с фундаментами домов, но головы статуй на порядок выше башен и обережных шпилей. И ещё одна деталь: обычно в старых тайниках факелы крепятся к стенам, здесь же их держат статуи. А факел – это ведь не просто огонь, это защитные заклятья, хранящие дома от разрушения. Ведьмы поставили колдунов выше себя и дали им в руки самое главное – свет и защитное кольцо, окружающее город. Что это, если не признак уважения, почтения и доверия?
Илья кивнул:
– Когда известных данных мало, каждый сам выбирает, во что верить… А твоя новая версия мне нравится больше старой.
Сразу за лестницей началась узкая полоса парка с ледяными деревьями и кустами, за которой виднелись литые стены первых домов. Мой спутник беспрестанно вертел головой по сторонам и выглядел таким довольным, точно попал в сказку.
Аккуратные кольца деревьев вокруг домов. Нескользкая матовая дорога. Ледяные скамейки с фигурными спинками. Кустарники с ажурными листочками. Ледяные цветы в клумбах. Искрящий морозной свежестью чистейший воздух. А возле башен, помнится, есть фонтаны с замерзшими потоками воды и сады с лабиринтами и ледяными скульптурами.
– Обожаю ведьм… – пробормотал приятель.
– Не хочется тебя разочаровывать, – я невольно улыбнулась, – но здесь сохранилась не только стародавняя красота. Если хочешь увидеть иную сторону ведьмовской фантазии, загляни в дом. В любой, хоть в этот, – я указала на первое же двухэтажное строение с покатой крышей. – Дверей там нет, смертельных ловушек – тоже. Я подожду.
Илья нырнул в ледяной проулок и скрылся из виду. Я посмотрела на скамью, но решила, что снимать рюкзак и садиться, устраивая «проклятую» ногу, – это слишком долго.
Из дома раздался приглушённый мат-перемат. Я едва успела раз переменить положение, переступая с ноги на ногу и обратно, как приятель пулей вылетел из проулка, имея бледно-зелёный цвет лица и без вмешательства морозного воздуха и моих светляков.
– Они больные… – хрипло выдохнул он и скривился, явственно сглотнув комок тошноты.
– Это же лаборатория-хранилище, – напомнила я, пряча улыбку, – и стены с вмёрзшими в ледяные стены внутренностями и конечностями – это ещё не самое жуткое из того, что здесь запасено. А если ты налюбовался видами, доставай карту.