Тень шагнула вперёд и материализовалась в невысокую, чуть ниже нас с Аней, кряжистую фигуру. Моя подопечная издала очередное «ой…» от очередного разрыва шаблона. Баба Люба казалась моложе нас, и её возраст выдавали лишь тяжёлые складки мешков под глазами. Короткие и вьющиеся бордово-красные волосы, широкое лицо, острый нос и не менее острый внимательный взгляд из-под набухших век. Одетая по-спортивному, баба Люба запрыгнула в тапки и сбежала с крыльца.
– Ай-яй-яй! – покачала она головой при виде Ани. – Ай, ты ж змея подколодная! Зачем девочку-то с пути истинного сбила, а? Ребёнок же совсем!..
– Её убить хотели, – пояснила я. – Свои же. Пришлось срочно уводить. Спрячешь нас до завтра?
– Ай, сволочи ж какие!.. – предсказуемо запереживала «жаба», аж прослезилась. – Бедное дитятко! – и быстро шмыгнула носом. – И голодная, да? Погоди, накормлю… Венька! Владик! – зычно рявкнула она на весь частный сектор. – Живо встали и на выход! Стол поставьте и стулья! И остальное! – и снова повернулась к Ане, добавив успокаивающе: – И накормлю, отдохнёте, сейчас-сейчас…
Две кряжистые фигуры, неуловимо похожие на бабу Любу, шустро забегали из дома и обратно, раскладывая дачный столик, расставляя кастрюли и тарелки.
– Внуки? – я с любопытством посмотрела на мальчишек. На вид лет пятнадцать, но нечисть – это нечисть.
– Пока ты в своём болоте сидела, в моём правнуки народились, – усмехнулась «жаба», лично наливая Ане ухи. – Кушай, дитятко, кушай на здоровье… Вишь, на воспитание сдали.
– Даже не знаю, кому посочувствовать – тебе, пацанам или их родителям, после твоей-то муштры, – ухмыльнулась я.
– Ешь давай, – она замахнулась поварёшкой. – Сидит тут, зубы скалит… Кушай-кушай, дитятко.
Аня, смущённая вниманием, застенчиво ковырялась в ухе, зато я, за весь день потребившая лишь два зелья, наворачивала за троих.
– Ну, пересидишь ты… – баба Люба дождалась, когда я наемся, и нахмурилась: – Ночь-две-три – без проблем. Хоть неделю. Хоть месяц. Мне прикрыть нетрудно. А опосля куда?
– Утром на разведку, – я достала из рюкзака обезболивающее зелье. – Если всё будет тихо – прямиком в приют. Девочку спрячу… а дальше – как карта ляжет. Главное, её скрыть.
– Я этих лоботрясов отправлю, – «жаба» кивнула, – часиков в пять утра пробежаться. Сына вызвать? Он подбросит, куда надо.
– Нет. Пока, – я качнула головой. – Мои планы всегда развиваются по самому пессимистичному сценарию. Спонтанность привычнее. Доберёмся.
– …как-нибудь? – баба Люба шумно вздохнула. – Твое вечное «как-нибудь» однажды довело тебя до беды, иль забыла?
– И жизнь не раз спасало, – возразила я упрямо. – Не тревожь ни детей, ни внуков. Утро вечера мудренее.
– Лады, – нечисть смахнула со стола крошки и прямо спросила: – Ждать кого?
– Не знаю, – я взяла чашку с чаем и откинулась на спинку качели. – Мои связи, конечно, прорабатывали, но о том, что мы с тобой дружны, вряд ли в курсе. Не знаю.
– Поняла, – баба Люба встала. – Доедайте да по койкам. Пойду постели постелю и защиту поставлю. Ты кушай-кушай, дитятко.
«Дитятко» же смогло нормально поесть, когда на неё перестала давить опека сердобольной «жабы». Я мелкими глотками пила чай и рассеянно смотрела перед собой, мысленно выстраивая свою защиту, а Аня уплетала за обе щеки всё, что подворачивалось. И, наевшись, неловко поинтересовалась:
– А какая у неё защита?
– О, – я улыбнулась, отвлекаясь от угрюмых мыслей, – злобная и коварная. С друзьями «жаба» – добрейшее существо, а с врагами она жестока и безжалостна. Заведёт в трясину и утопит без раздумий. Всякий, кто ступит на порог её дома без разрешения, сгинет без следа. Да, «жабы» считаются низшими, но у этого народа есть свой магический дар – один на тысячу особей. И баба Люба – его хранительница. Она – страшное существо, поверь.
– А как вы познакомились?
– Дела давно минувших дней, – хмыкнула я уклончиво, вернула чашку на стол и осторожно поднялась на ноги. – Всё, я спать. Сегодня был не самый простой день.
Аня посмурнела.
– Выше нос, – я прихватила рюкзак и поковыляла к дому. – У тебя хотя бы ничего не болит.
Она быстро догнала меня и еле слышно поблагодарила:
– Спасибо.
– Сочтёмся, – отозвалась я. – Ты, главное, не раскисай, не тормози и держись за жизнь. Она даётся один раз, как и дар стародавних. Поняла?
Моя подопечная кивнула.
– А ванна и туалет у бабы Любы дома. Покажу. И чур я первая умываться.
Всё, добраться до дивана в гостиной, раздеться и рухнуть… Что-то я обленилась и отвыкла от тревожной жизни…
– А приют – это что? И где? – донеслось сквозь медитацию, в которую я успела погрузиться, пока Аня делала ванные дела.
– М-м-м… место. Там. Всему своё время. Не отвлекай.
– Но…
– Доберёмся – узнаешь, не добёремся – не будешь знать и не сможешь сдать, – произнесла я резковато. – Приют не для одной тебя создан. И не вздумай колдовать. Выключай свет и ложись спать.
Она затихла, свернувшись клубком в разложенном кресле-кровати. Я вспомнила свой тон и решила извиниться. А потом – её вопросы, и решила, что не стоит. Девочка, кажется, любопытна до запретного… как и все дети. Но иногда чем меньше знаешь – тем дольше проживешь и тем больше памяти сохранишь в неприкосновенности. А с другой стороны, не расскажешь – не дай бог, ринется сама добывать информацию и начудит.
– У приюта нет определённого местонахождения, – кашлянув, сообщила я в темноту. – Он в непрерывном движении. Но те, кто знает траекторию и скорость, могут вычислить, где приют появится в нужное время. Я наблюдаю за ним постоянно, и ты не первая, кого я туда отвожу. Сейчас приют недалеко от нас. Относительно. Часов пять шустрой машинной езды. И там… В общем, там живут такие, как ты. И немного таких, как я. Наследие стародавних. И те, кто его защищает.
А ответом – сонное сопение. Я шёпотом ругнулась – не то на себя, не то на Аню, – снова растеклась по дивану. Вдохнула-выдохнула, расслабляясь, и погрузилась в медитацию. Вспомнить и вернуться в состояние внимательной настороженности, прозондировать внутренние резервы, понять, на что я способна… И вырубить наконец эту, леший её забери, дурацкую боль, поставить между нами стену. Отвлекусь на колено – опять лоханусь, как с тем палачом. В лучшем случае. Откровенно говоря, мне тогда дико повезло.
Впрочем, везло мне часто: в своё время наставница долго и упорно заговаривала меня на удачу, как мать Ахилла на неуязвимость. Да, и «пятка» имелась – и она всегда проявлялась, когда я тормозила, не понимая, повезёт или нет. С опытом я научилась не вестись на сомнения и шла напролом, как танк – на силе, заначках и удаче, без планов и долгих метаний. Но эти качества под наблюдательским прицелом пришлось отключить. За поднадзорные годы я стала крайне осторожной, раздумчивой и, да, наблюдательной. И теперь необходимо в кратчайшие сроки этот разноплановый опыт как-то совместить. И настроиться на дело.
…
– Что, не хватает терпежу? – наставница смотрела на меня, весело щуря зеленовато-карие с золотыми крапинками глаза. – Тренируй. Для начала – терпёж. А с ним и медитации получатся легко и просто. Вдохнула-выдохнула – не дыши. Представь, что ты – сытая змейка, которая греется на солнышке…
И я представляла, но растворяться в солнечном свете получалось лишь на минуту-другую.
– И ещё раз. И ещё…
У неё-то терпения было на десятерых. Вечно сытая змейка на жарком солнышке – и всегда спокойная, как удав. Удавка – так называли наставницу любя её подруги-отступницы.
И мне постоянно её не хватает, хотя прошло уже столько лет…
…
– Эф, аптечку в зубы – и на выход.
– Нечисть?
– Нечисть. Помоги-ка.
– Но её рука…
– Отрастет. Перевязывай, живо. И здесь. А здесь зашей, пока я держу. Узнаю, какая сволочь охотилась на эту маленькую «жабку»…
– Маленькую?.. Да ей лет триста!
– Плюсуй лет сто – сто пятьдесят. А это что за пятно на плече?
– Яд. «Скорпион»?
– Верно. Присмотри за ней. Нечисти наши противоядия не помогут: или организм переборет отраву… или она переборет организм. А я пока кое-кому хвост ядовитый оторву.
– А…
– А ты сиди дома. Не готова пока. И не смеши меня своими рассказами о Круге. Ничему полезному там не учат, особенно несчастных светлых. А тёмной ты стала недавно и о новой силе знаешь слишком мало. Береги «жабку». Хорошо, что она нас почуяла и смогла доползти. И плохо, что она нас почуяла. Вернусь – уйдём. Раз она нашла, то и безымянные смогут. А к ним ты тем более не готова.
…
– Кто это? Только что ушёл?
– Где? Ах, это внучек мой. Не волнуйся, у него такая же память, как у тебя. Под заклятьем. Я всю свою семью обработала, когда уходила, – поставила защиту палача. Никто в ваши мысли не полезет, даже наблюдательский палач – это сразу смерть отдачей, долгая и мучительная. Я запретила семье искать меня, но этот мальчонка… Больно любознателен до всего неправильного. Вы с ним познакомитесь. Потом.
– А почему не сейчас? Опять я не готова?
– Нет. Он. И с одной-то бабкой-отступницей хлебнул лиха, и не приведи дар… Да, кстати, собирайся. Куда-куда… В дорогу. Раз он обнаружил, то…
…
– Ты куда? Мы же только что…
– Не мы, а ты. Я остаюсь. У нас гости.
– Но…
– Да, ты не готова. Но выбора нет. Или мы обе, или только я. Не из чего выбирать, милая. Не плачь. Я довольно пожила и достаточно сделала. Помни, что обещала. Береги девчонок с даром – в них ключ ко всему: и к сакральным местам, и к древним знаниям, и к стародавним договорам, и к нашей свободе. Не плачь, говорю. Беги.
…
Резко проснувшись, я открыла глаза и уставилась в чисто выбеленный потолок. «Беги» – это стало моим девизом и жизненным путём. И потому греться на солнышке змейка так и не научилась. До солнышка ли, когда…
Аня спала, свернувшись калачиком. Я осторожно встала, оделась и заправила постель. Да, не научилась… Зато успела развести личный «террариум». В ванной я с досадой изучила нетронутый сном макияж. Студенты случались всегда так внезапно, что я совершенно не успевала соблюдать имидж, и держался он на заклятье. Которое, к сожалению, кончится только через неделю-другую. А ведь так просто: надел парик и подходящий костюм, выпил обезболивающее – и на пару часов растворился в толпе вечно бегущих людей…