пах боя и тьмы, как сорвалась… с воплем «Хочу как тётя Эфа!»
– О, забери меня дар… – я уткнулась лбом в его плечо.
И верно, закулисье никого не интересует, только видимое…
– За ловлей Нюся и потерялась. Зато нашелся твой знакомый заклинатель, пообещал быстро вернуть, прихватил вот это, – кивок на трость, – и был таков. Но молодец, пока я Русю ловил, нашёл. Я давно зову его на чай, а он отказывается. К чему бы это? – и глянул на меня искоса и прозорливо.
– Боится, – предположила я. – Я ж ему накостыляю за несвоевременное хирургическое вмешательство. Я права, это Илюха меня сдал? Вредитель… Ну и злится. Наверно, – признала со вздохом. – А он весь в бабку, мою наставницу. Если надуется – то такого слона из мухи вырастит…
– И за что злится? – заинтересовался Андрей.
– Ну… За то, за что на меня Нюся с утра наорала. Не слышал? А ты посмотри, у меня поди защита слетела вместе с клятвой. Внезапное и сногсшибательное зрелище, не пожалеешь.
– А я-то думаю, почему она такая тихая и улыбчивая с утра… – пробормотал он, зарываясь лицом в мои волосы. – Нет, стоит защита – два целых уровня, один треснувший. Но самое ценное – давнее прошлое – прикрыто. А вот всё то, что после взлома, – уже нет. О!.. Дель, а что ты за это хочешь?
– Шоколадку, – немедленно отозвалась я. – Большую. Мороженое. Пару кило. И на улицу. Почему обязательно дома?..
– Потому что все боятся, что ты сбежишь за информацией, которой пока, считай, нет, – пояснил брат, поправляя на мне одеяло. – Или уснёшь в неудобной позе, упадёшь и… Мороженое добуду. А шоколад нельзя. У нас же аллергия.
– Можно, – упёрлась я. – Подумаешь, похожу пару дней пятнистой… Скоро личина сползать начнёт – так пятнышки украшением покажутся. Переживу. И на скамейке же можно гнездо сделать, чтобы и поспать, и не упасть. Я там быстрее восстановлюсь, я же воздух, хоть и бывший. И не сбегу никуда. Что я, ради нормальной жизни не потерплю неделю? Да месяц сидеть буду, если скажут. Да хоть год. Мне, знаешь, хватило. Считай, треть жизни с проклятьем. Терпеть, поверь, научилась.
– Организую, – твёрдо сказал Андрей.
И если он сказал, то все сочувствующие дружным строем пойдут выполнять приказы – молча, быстро и безропотно. Менталист всё-таки. Сын одной отступницы и брат другой. Помимо прочего.
– А что за личина? – он взял меня за подбородок. – Где? Не вижу.
– Родная кровь не видит, – я улыбнулась. – Те, кому я доверяю и хочу показаться настоящей, не видят. Но когда сползать будет, все увидят, – я наморщила нос. – Она была привязана к клятве, а клятва кончилась вместе с безымянными, и… В общем, это как после ожогов. Но вроде тоже на пару дней. Это на тот случай, если личинные амулеты кончатся или… – я замолчала, остро понимая, что… всё.
Всё.
Больше не нужны ни личины, ни артефакты, ни зелья, ни…
Конечно, мой опыт всегда пригодится в полях – в помощь тем, кого не оправдают, но я не уверена, что захочу туда. Нет, захотеть-то захочу, но вряд ли надолго и на сложные дела. Я устала. Устала бояться – и в первую очередь за семью. А их подставлять я права не имею. Мама, конечно, постоянно твердила, что я ни при чём, что это их сознательный выбор… Но я так и не избавилась от чувства вины. И не хочу опять с ним сживаться.
– Так, – Андрей тоже смешно наморщил нос, – как тебя поднимать-то? Спина – ожог, колено – после операции…
– Потерплю, – фыркнула я. – Тебе до наблюдательских палачей далеко. Бери, как удобно, и тащи, куда надо.
Он вдруг обнял меня – так крепко, что опять слёзы потекли, и совсем не оттого, что спину задел.
– Ладно, пойдём чай пить. Мама ждёт. И отец должен скоро приехать.
– И деды? – с опаской спросила я.
– Деды – или завтра, или послезавтра, – брат улыбнулся. – Они на дебатах. Боишься?
– Как обычно, – пробормотала я. – Их же не поймёшь. И то ли больше справилась, чем накосячила, то ли наоборот…
– Слушай, а твой приятель-то не знает… – понял Андрей.
– Не знает. И это, конечно, объяснять придётся мне, – уныло согласилась я. – Как под пули на передовую – так сразу Эфа…
– Деля, – брат снова улыбнулся, – ну давай я скажу.
– Он из себя выйдет, и в буквальном смысле тоже. Вот кто реальная нечисть – так это Илюха. Расскажу потом про его эксперименты – закачаешься. Лучше я. Ты же мне «уголь» сохранил?
– Ясно дело. Но силу из тебя вымели подчистую.
– Значит, испытанные методы, – я осторожно встала, опираясь на его плечо. – Запугивание, манипуляции, задабривание, обещания, переводы стрелок… Или дед Назар. Пусть сам объясняет, почему он так похож на любимую Илюхину бабушку. Вернее, бабушка на него. В конце концов, это дедова затея. А мы просто обещали молчать.
– Наш мир невозможно тесен, что ж поделать… – Андрей подал мне трость.
– Дети, чай стынет.
Мы замерли. Мама, как всегда, подкралась незаметно. И, остановившись в дверном проёме, сунув руки в карманы длинного платья-сафари, смотрела на нас… почти равнодушно. Но я знала, что это маска. Каждый раз, когда я вспоминала о женщине, которая приютила нас и вырастила, то видела одну и ту же картину: окно, включенный свет и стальная Верховная, со слезами наблюдающая за девочкой, убегающей в неизвестность.
И пусть в семье все старательно косили под айсберги. А вопрос «это что за «сопли»?» передавался из поколения в поколение вместе с ужасающим неумением выразить свои чувства – даже обычную радость от встречи. Но и от этого я тоже устала. И, подковыляв к маме, обняла её изо всех сил.
– Мам, молчи, – весело предупредил брат. – Вопросы про «сопли» нынче неактуальны.
– Зато напоминание о чае – очень даже, – хладнокровно отозвалась мама. – Андрей, поддержи её слева. Аделина, вперёд. И бодрее, бодрее. Ты же не умирающий лебедь. А выздоравливающий. Новости интересуют?
– Спрашиваешь, – воспрянула я.
Новостей было прискорбно мало, но я не расстроилась. Куда важнее очутиться в кругу семьи – впервые за дар знает, сколько лет, и пить чай, и видеть их живыми. И впервые позволить себе забыть о страхе – и за них, и за себя.
Так называемая битва за приют оказалась, по рассказам очевидцев, короткой и за считанные минуты решённой заклинателями. Как только наблюдателей лишили поддержки нечисти – а парочка стародавних не только за «вороном» отправилась, но и за «китёнком» собралась, – кончились и все смельчаки. И мама, подозреваю, добавила «пыла», накрыв вражий стан волной страха. А наблюдатели – это наблюдатели, это в большинстве своём кабинетные деятели и подковёрные интриганы, которые замечательно заплетают мозги, но совершенно не умеют драться. Особенно с Верховными ведьмами и мёртвым кругом.
– Очень вовремя заклинатели сделали окончательный выбор в пользу ведьм, – сухо резюмировала мама, помешивая в огромной кружке крепчайший чёрный кофе. – В последние годы мне не нравились беседы их верхушки о договорах с наблюдателями.
– А кто-нибудь из них в курсе, что мы этот выбор и организовали, подбросив несколько мумий? – я посмотрела на неё через стол.
– В курсе, – кивнула она, – Игорь понял и наверняка проболтался. Но он также понял, что мы предъявили миру доказательства. Ругался, что поздно.
– Не хватало ещё, чтобы заклинателей тихо перебили по одному, как убирали мешающих нас, – я качнула головой. – Всё вовремя. И их наверняка подкупали работой со стародавней нечистью. Они же повёрнутые. Увидят новую нечисть – обо всём на свете забывают. Пока было, на что купить, их берегли, а если бы заклинатели встали на позицию твёрдого и решительного «нет»… Они уязвимее перед наблюдателями, чем ведьмы. У нас хотя бы защитные амулеты есть.
– У всех есть слабые места и болевые точки, – мама поджала губы. – К нашим «подсказкам» заклинатели отнеслись с пониманием. В большинстве. Но я ещё побеседую с ними отдельным образом, чтобы исключить недомолвки и недопонимание. С каждым, если потребуется.
Я вспомнила об Илюхе и поняла, что не хочу об этом думать. Не сейчас. Он, конечно, поймёт. Но я всё равно огребу. Ибо знала. С самого начала. Наверно, не зря он обходит меня стороной. Но Земля-то квадратная, а приют – крошечный…
Приехала папа. Зашёл с Русей на плечах, помыл руки и сел к столу. Ребёнок с дедушкиных плеч слезать отказался наотрез, а дедушка не возражал. Посмотрел на меня, улыбнулся одними глазами, и я твёрдо решила, что обниму. Не сегодня, так завтра. Придерживаться традиций – хорошо, но менять их иногда, да в лучшую сторону, – полезно.
Новостей больше не стало. Папа обмолвился, что наблюдатели всё отрицают, приводя миллионы доказательств за подписями и с печатями, но, как я поняла, главные наши аргументы в бой пока не вступили. Представители ведьм провоцировали противника и вынуждали его вывернуть перед всем магическим миром свои закрома. И как только основные наблюдательские доказательства кончатся…
– Ждём, дети, – резюмировал папа, устало потирая виски. – Это не на один день. И наблюдатели пока «в работе» только наши, местные – окружные. Один раз заинтересованные в охоте своё уже получили – и совсем недавно, когда упустили стародавнее Пламя и позволили Кругам завладеть им. Теперь живьём остатки старой гвардии не дадутся, а идти в плен к ведьмам – против правил. Ждём.
«Дети» дружно согласились ждать и выразили почти общее желание отправить наиболее пострадавшего «детя» в постель. «Деть» исступлённо, но очень цивилизованно сопротивлялся, однако проиграл и уснул ещё по дороге в комнату.
На следующий день с утра заглянул Анатоль Михайлович. Покрутился, посмотрел, пощупал, подумал и решил, что можно.
– Но без фанатизма, Эфуша, – предупредил строго. – Десять шагов прошла – десять минут сидишь и отдыхаешь. Если бы ты не перебрала в своё время с целительством, уже бы бегала. А ты так долго сидела на заклятьях и зельях, что теперь они плохо тебя берут. Поэтому – без фанатизма.
Я радостно поклялась, что ни-ни, ничего лишнего.
– Лестницы пока исключить, – обломал он мою мечту, – прыжки, беготню и покатушки племянниц – тоже. И, бога ради, Эфуша, передай сестрице, чтобы прекратила тебя откармливать. Лишний вес тебе совершенно ни к чему.