Ведьмин клад — страница 33 из 52

– Ну, это мы еще посмотрим. – Следователь в раздражении захлопнул блокнот, встал.

– Да ради бога, у вас работа такая, – Егор поймал предупреждающий взгляд Макара и осекся.

– Кстати, последний вопросик, – следователь замер на пороге. – Вы же по профессии фотограф? Я не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь.

– А вы случайно не фотографировали э… объект своей страсти?

– Случайно не фотографировал. Как‑то не до того было.

– Ну, в таком случае вы не откажете мне в удовольствии взглянуть на отснятый материал. Любопытно, знаете ли, посмотреть на работы настоящего профессионала.

– Всенепременно, – Егор широко улыбнулся, – после того, как вы покажете мне ордер на обыск.

– А вы зарываетесь, господин Ялаев! – следователь скрипнул зубами.

– Я не зарываюсь, а следую букве закона.

– Ну‑ну, – сказал его оппонент многозначительно и, не прощаясь, вышел.

– Ну, Ялаев, ты даешь! – выдохнул Померанец, как только за следователем закрылась дверь.

– Брехун, – нахмурился Макар. – Ты что это, хлопец, творишь? Ты с чего это девчонку защищать удумал? Думаешь, она тебе за это спасибо скажет? Да когда ее поймают, ты же следом за ней на нары загремишь за дачу ложных показаний.

– Никого я не защищаю. Я правду говорю.

– То есть?

– А то и есть, что сказал. Полночи Наташка провела со мной.

– Это как? – уточнил Макар недоверчиво.

– Обыкновенно, пришел с клуба, забыл, что Софья Семеновна нам на сеновале постелила, по старой памяти поперся в домик для гостей, а там Наталья…

– И что? – спросил Антон.

– Тебе все в деталях описать? – огрызнулся Егор. – В общем, я от нее ушел только в половине четвертого.

– И что, вы с ней два с половиной часа того?..

– Завидуешь?

– Да нет, просто уточняю, так сказать, в интересах следствия.

– То есть Наташка старосту убить не могла? – Макар задумчиво подергал себя за бороду.

– Выходит, что не могла.

– Тогда кто? Эти беглые коммунары?

– А почему бы и нет?

Макар надолго задумался, а потом сказал:

– Нет, это не коммунары. Это мы сюда по воздуху аки ангелы прилетели, а им пешком еще день было пилить.

– Может, у них сообщники были? – предположил Егор. – Или эти убийства вообще друг с другом не связаны.

– Вот про сообщников это ты верно подметил. Наташка соучастницей и была. А ты, Егор, зря следователя раздраконил. Почему фотоаппарат не отдал посмотреть?

Почему? Да потому и не отдал, что на карте памяти хранились Наташкины фотографии, а он‑то совершенно точно знает, что девчонка не могла убить старосту. Если она в чем и виновата, так ее и без фотографий найдут.

– А молодец, Ялаев! – Померанец одобрительно хлопнул его по плечу. – Пусть всякая местная шушера не борзеет! За нами никакой вины нет, значит, и бояться нам нечего.


Год спустя

– Да куда ты вешаешь?! Не туда, левее! И свет не трогай, я сам свет поставлю! – Егор с возрастающим раздражением наблюдал, как рабочий, маленький, юркий паренек, пытается приладить на нужное место одну из его фоторабот.

И дернул же его черт поддаться уговорам померанцевского товарища, уже действующего губернатора, и согласиться на проведение этой фотовыставки! И где?! Ладно бы в Нью‑Йорке, или в Лондоне, или в Москве, на худой конец, а то ж здесь, в этом Богом забытом медвежьем углу. Краевой центр – смешно сказать! Ему предлагали персональную выставку в Мадриде, а он выбрал город детства. Ностальгия, видишь ли, в нем взыграла, захотелось сеять доброе и вечное. Вот и приходится теперь одному за всех отдуваться.

Губернатор, черт бы его побрал, предоставил под выставку крупнейшую в городе картинную галерею и решил, что на этом его миссия выполнена, а то, что Егоровы работы надо как‑то переправить в Сибирь из Нью‑Йорка, где последние полгода они выставлялись, – этим никто не озаботился. И то, что развешивать их надо не как бог на душу положит, а в строго определенном порядке, до этого тоже никому нет дела. Вот и получается чисто по‑русски: заманивали небывалыми посулами, встречали с красной икрой и хлебом‑солью, называли дорогим Егором Денисовичем, а как дошло до дела, оказалось, что помощи ждать неоткуда. Сам наснимал фотографий, сам их и развешивай. Можно подумать, ему это надо.

Хорошо хоть, что Померанец не оставил друга в беде: утешает, по кабакам таскает, пиарит по ходу дела. Вон по всему городу плакатов понавешал «Сибирь глазами космополита». О, как! Космополит – это, стало быть, он, Егор Ялаев. Мало того, там же еще шрифтом поменьше написано, что он не только космополит, но еще и фотохудожник с мировым именем, и перечислены все его награды и заслуги перед чужим отечеством. А в качестве заманухи Померанец использовал один из самых любимых Егоровых снимков.

Черная гладь реки, девичья фигурка в кисее тумана, раскинутые в стороны руки, мокрые волосы, ямочки на пояснице – Афродита «пеннорожденная», только со спины. Эротизм в чистом виде…

Померанец барышню на фото узнал с ходу, даром что лица модели не было видно.

– Это ж Наташка!

– Она самая.

– А когда?

– Тогда.

События почти годичной давности вспоминать не хотелось. Неприятностей тогда у них с Антоном было немало. Как и предсказывал Макар, следователь вцепился в них бульдожьей хваткой. Егору пришлось зависнуть в России вместо планируемых десяти дней больше чем на месяц, а Померанцу подключить к делу все мыслимые и немыслимые связи, чтобы с них наконец слезли. К счастью, все утряслось. Антон уехал в родной город, Егор улетел в Нью‑Йорк, а через полгода пришла весточка от Макара, что в тайге по весне охотники нашли три полуразложившихся трупа, которые были опознаны как беглые коммунары. Следствие предположило, что преступники не поделили награбленное и перестреляли друг друга еще в конце прошлого лета. Наталью‑Настасью так и не нашли, да, наверное, не особо и искали.

Егор с превеликим удовольствием забыл бы девчонку и никогда больше не вспоминал, если бы не фотографии. Он не стер отснятые кадры, как обещал – слишком уж ценный материал, – просто заменил в фотоаппарате карту памяти, а девчонка приняла все за чистую монету.

Фотографии получились удивительные, особенно два снимка: тот, что Померанец использовал в качестве заманухи, и еще один. Но тот, второй, был слишком откровенным, Егор оставил его для личного пользования, даже Померанцу не показал.


Открытие выставки проходило с помпой, с визитом губернатора и его свиты, с фуршетом, телевизионщиками, раздачей интервью и автографов. Если бы не данное Померанцу слово, Егор, наверное, плюнул бы на все и сбежал, а так приходилось терпеть: париться в костюме, раздраженно теребить слишком тугой узел галстука, позировать перед камерой, раздавать автографы и улыбаться. К счастью, официальная часть быстро подошла к концу. Губернатор выступил с прочувствованной речью, обозвал Егора сибирским самородком, в сопровождении свиты обошел выставочный зал, еще раз похвалил «самородка» за «тонко чувствующую душу и самобытность» и укатил восвояси «по неотложным государственным делам». Свита и представители прессы ретировались следом, оставив Егора наконец наедине с истинными ценителями фотоискусства. К слову, когда схлынула волна «официальных лиц», настоящих ценителей осталось не так уж и много. Ничего удивительного, это тебе не Нью‑Йорк, где фотовыставки нынче в фаворе. Здесь, наверное, и «Джоконду» выстави, так фурора не произведешь. Не тот менталитет.

Он так и сказал Померанцу, на что тот лишь развел руками и философски заметил:

– Не парься, Ялаев. Главное, чтобы бабки платили.

Вот она – душа коммерсанта, все мысли только о финансах…

Померанцу позвонили ближе к закрытию выставки. Минут десять он с кем‑то ругался по телефону, костерил невидимого собеседника на все лады, а потом сказал с виноватой улыбкой:

– Извини, Ялаев, мне нужно срочно ехать.

– Что‑то случилось?

– Случилось! Представляешь, станок стал! Вот же непруха – всего полгода как из Неметчины выписали, а он взял и сдох.

– Так он у тебя, наверное, на гарантии? – предположил Егор.

– На гарантии, а что толку?! Пока еще его отремонтируют и наладят?! А у меня заказов вал. Сейчас все сроки полетят! – Друг в отчаянии махнул рукой.

– Ладно, ты поезжай. Может, там все не так страшно.

– Эх, твои б слова да Богу в уши. А ты не слишком обидишься? Мы ж с тобой собирались сегодня в клуб заскочить.

– Завтра заскочим. Честно говоря, мне общения уже хватило: пять интервью и фотосессия, точно я какая‑нибудь супермодель.

– Ты не супермодель, ты заезжая знаменитость, так что терпи. Ну, я полетел! – Померанец пожал ему руку и под истеричные вопли обоих своих мобильников направился к выходу.

Егор украдкой посмотрел на наручные часы. Ну вот, еще полчаса, и считай – отмучился. Посетителей в зале почти не осталось, скоро можно будет завалиться в свою берлогу и расслабиться перед теликом с бутылочкой чего‑нибудь не слишком крепкого…

Он стоял спиной к окну, когда по загривку пробежал холодок – так шестое чувство отреагировало на чужой пристальный взгляд. Надо сказать, активировалось оно крайне редко, но проявлялось именно так – холодком. Егор резко обернулся.

…Девушка стояла по ту сторону огромного, совсем неподходящего для сибирских морозов окна. Он бы ее не увидел, если бы не подъехавшая к галерее машина, высветившая фарами тонкий девичий силуэт.

Она изменилась: вместо длинных волос короткая стрижка, волосы не огненно‑рыжие, а цвета воронова крыла. Вместо мешковатых джинсов стильный костюмчик, лаковая сумочка через плечо. Прежним остался только взгляд, настороженно‑внимательный, пронзительный.

Лисичка!..


* * *

…Ему шел строгий костюм, и усталая улыбка, и небрежные жесты. Он был хорош в этой ипостаси заезжей знаменитости. Егор Ялаев, фотохудожник, лауреат бесчисленных премий…

Когда Настя в первый раз увидела тот плакат, то чуть не расплакалась от страха и еще от обиды. Она думала, что хорошо спряталась, что в большом городе ее ни за что не найдут. И вот пожалуйста – ее портрет. И пусть лица не видно, зато видно многое другое, то, что порядочным девушкам демонстрировать не пристало.