Ведьмин корень — страница 15 из 51

– И как ты не отбился, с таким-то стволом?

Расчехлённое ружьё немого лежит рядом на снегу, до того новое и дорогое, что Тудака аж тошнит.

– Ишь ты, – сказал он, наклоняясь над раненым и рассматривая наполовину затянувшиеся, но всё ещё сочащиеся кровью раны.

Кроме рваных, как от когтей, на голове и на шее были и другие, странные: как будто птица била клювом. Но таких птиц и не водится в здешних лесах – чтоб так нагло напала на человека и чтоб клюв пробил голову на раз… И как щёлкнуло: злейка? Говорят, эта может.

– Чем ты её так разозлил, немой?

Из груди раненого вырвался тяжёлый стон. И вдруг:

– Я убил…

Это новость. Раньше притворялся глухим и немым, значит? Прорезавшийся у немого голос был противным, звуки выходили тягучими, искажёнными, Тудак морщился.

– Убил? – Он склонился ниже. – Кого убил?

Мороз крепчал, свистела пурга, снежными хлопьями залепляя им лица. Немой больше ничего не сказал, вроде как потерял сознание.

Из Железного леса тянулся почти занесённый снегом окровавленный след – немой приполз оттуда. Тудак пошёл по глубокой борозде, и она привела его к невысокому снежному холмику… Видать, сил больше не осталось, и немой бросил санки на полдороге.

– Вон оно, значит, как, – сказал Тудак без особого удивления – в свои сорок он много чего повидал.

Он привёз санки с ребёнком к немому. Тот уже очнулся, тяжело дышал и даже приподнял голову, словно услышал шум.

Тудак подобрал ружьё, с восхищением погладил ствол и приклад. Немой снова вполне внятно сказал, что он убил, и ещё – про какой-то свист. Свист ветра, что ли? Не разобрать.

– Да я понял, – равнодушно сказал Тудак. – Убил и перед смертью решил покаяться. – Он повысил голос: – А матери каково?! Кто ей мальца вернёт?! – Быстро огляделся, склонился над раненым и, замахнувшись, со всей силы ударил прикладом в висок. – Урод.

Немой умер мгновенно. Стоя над неподвижными телами, Тудак ещё некоторое время увлечённо любовался ружьём, но одна запоздалая мысль пришла ему в голову: а ведь новое ружьё не продашь и никому не покажешь. Беда. Он скинул тела в глубокий лог, а ружьё спрятал.

После того случая он перестал охотиться и никому не мог признаться, что, куда ни пойдёт, всюду мерещится мертвец, а рядом ребёнок в саночках. Боясь проболтаться, он стал реже разговаривать, бормотал: «Не помню, куда положил…» – а потом и вовсе забыл все слова и глядел на людей молча, только таращил мутные глаза.

2

На следующий день Виктория пришла с Таей к господину Даймону, познакомила с дочерью.

– В моём подвале два правила для детей, – сказал Даймон. – Первое: молчать. Второе: молчать и ничего не трогать без разрешения. Всё понятно?

Его строгий тон не смутил Таю, она с безмятежным видом переложила из одной руки в другую плетёную корзинку.

– Чего молчишь?

– Сказали молчать.

– Славно, – одобрил Даймон.

Девочка подала ему корзинку.

– Испекли для вас, – с грустной улыбкой сказала Виктория.

Даймон поставил корзинку на стол и заглянул под салфетку.

– Пирожные? Чтоб жизнь казалась слаще? Благодарю! По лицу вижу, Виктория, у вас есть новости.

Она протянула ему листовку.

– Как вы считаете, господин Даймон, этому можно верить?

– Противоречий в этой истории я не нашёл, – прочитав, сказал Даймон. – Изложено с вниманием к деталям, и выглядит вполне достоверно. Вы должны им гордиться.

– Я горжусь. И очень вам признательна. Хотела спросить: почему он не подал знак, когда возвращался? Мог выстрелить!

– Может, боялся, что птица снова вернётся и тогда он точно не выживет. Или выстрелов не услышали из-за метели. Вы знали Тудака?

– Я его помню. Он и вправду сошёл с ума. Слухи о Браве пошли от него?

– Судя по всему, он верил, что Брав похищал детей, так что, думаю, проговорился, умолчав, естественно, что сделал сам. Примите мои соболезнования.

– Спасибо. Нужно идти, собирать вещи… Хотим с Таей кое-куда съездить.

– В Листья?

– Да… да… Боюсь, поздно собралась.

– Может, нет.

Виктория смахнула слёзы.

– Я всегда её проклинала… Во всём винила, ненавидела. А она оказалась лучше и сильнее меня. Она не рассказала мне, потому что я не дала ей такой возможности. Так её боль стала вдвое тяжелее, она потеряла не только сына, но и дочь…

– Боль со временем пройдёт.

– Боль из-за Брава – может быть, из-за мамы – нет…

…Собираясь в дорогу, Виктория с Таей укладывали вещи.

– Мамочка, я хочу взять три платья, в горошек, зелёное и прозрачное, кофту с розочками, сапожки на замочке, а вторые – с пряжками, ещё шарфики и две куртки, но мой чемодан слишком маленький, понимаешь? – с отчаянием говорила Тая.

– Давай купим чемодан размером с твой шкаф, тогда всё войдёт, – не отрываясь от дела, сказала Виктория. – Поедешь в куртке и брюках. Возьми платье, кофту и дополнительную пару обуви на выбор.

– Поняла, – легко согласилась Тая.

– Может, куклу дома оставишь?

– Ни за что. Мама, ты говорила, что кто врёт, у того нос растёт. Тогда у Гонзарика нос уже до полу должен отрасти. Знаешь, что он болтает? Что они с дядей летают на космическом корабле.

– Так это правда. Они прилетели с Лусены, с другой планеты.

– На своём собственном корабле?

– Ну, что за глупости!

– И ещё Старая Мышь проснулась, он её видел, а каменные девушки с кошками шевелятся и улыбаются, когда он мимо проходит. Врёт ведь!

– Не врёт, а фантазирует, это большая разница. И всё? Ты об этом хотела поговорить?

– Ну, да…

– Глянь-ка, нос растёт! Аж скрипит.

Тая схватилась за нос и тут же с облегчением рассмеялась, поняв, что мать над ней подшутила.

– Ой, мамочка, ты меня напугала…

Виктория улыбалась, с любовью глядя на неё.

– Говори уже, Тая-Утая. Со мной можно делиться всем, я тебя не выдам.

Тая вздохнула.

– Когда баба рассказывала про твоего брата, я за занавеской сидела и всё слышала. Потом баба заснула, а он позвал меня и дал конфетку. Я её в карман засунула, а потом отдала Иргилю. И после этого Иргилька всё забыл. – Виктория села на кровать и, уронив руки на колени, уставилась на Таю. – Ну, вот. Я же призналась? Значит, нос расти не будет.

– Думаешь, Иргиль из-за конфетки память потерял?

– А из-за чего? Съел и говорит мне: «Ты кто?»

– Бедный парень… Это ничего, что буквы забыл, – снова выучит, а вот мать…

– Он привыкнет, мамочка. Я же свою первую маму не помню.

– Нехорошо вышло с конфетой. Почему сама не съела?

– Потому что баба говорила у чужих ничего не брать. А ещё он неправильно сделал. Детям сладости дают, когда приходят, а этот – когда уходил. Это же подозрительно. Тебе Иргильку жалко, а если б я конфету съела и тебя забыла?

– Так почему ты её просто не выбросила?! Зачем парнишке подсунула?

Тая потупилась.

– Конфета требовала проверки.

– А ты хитрая, да?

– Баба говорила, умная.

– Ты хитри, лиса, да не очень! Особенно с живыми людьми! – сказала расстроенная услышанным Виктория. – А кто тот человек, который записал рассказ?

– Совсем старый, – прошептала Тая. – У него магазин «Буклеваны». Я слышала, он бабе сказал.

Виктория ахнула. «Буклеванами» владел брат Хозяйки, господин Горн.

– Я его никогда не жаловала, а он мне такую милость оказал… Ничего не понимаю в людях, – удручённо произнесла она. – Ладно, давай шевелиться, дочка, а то на автобус опоздаем.

…Через несколько дней в рабочий кабинет Даймона вошла Летка с подносом, накрытым белоснежной салфеткой.

– Заварные пирожные? Очень кстати. А запах…

– Это вам от мады Виктории, господин Даймон.

– Вернулась? Как прошла поездка?

– Тяжело…

– Это понятно. Расскажите.

– Ну, приехала мада в Листья… Ей говорят, была тут одна хорошая песельница, жила там-то, но давно её не слышно. Мада пошла по адресу, старушки какие-то пригласили войти, провели её… А там мать лежит, живая… ну, то есть ещё живая… Увидела маду и затянула песню… про то, что доченька её любимая приехала… дождалась, мол… А голосок дрожит, такой тоненький, старческий… – Летка всхлипнула. – Ну, а мада где стояла, там и бухнулась на колени… Через день матери не стало. Сказала, видела во сне Бравушку и Мать-кошку, звали меня, сегодня уйду… Так и вышло, к вечеру померла. Надо же, господин Даймон… Я ведь уже слышала… и наплакалась уже, а стала рассказывать – слёзы сами льются… Извините.

– А как Виктория?

– Я стараюсь её отвлечь. Только замечу, что притихла и задумалась, сразу какой-нибудь случай рассказываю или как бацну чем-нибудь, будто случайно. Тут она забывает о своём горе и переключается на меня… – Летка улыбнулась.

– Я тоже забыл обо всём на свете, взглянув в ваши ясные глаза. Откуда вы – такая хорошая? – серьёзно сказал Даймон.

– С кухни, – ответила Летка.

Глава 6. Ведьмин корень

1

При виде входящей в класс Фанни Стина Дрём-Лис с подружками застыли в лёгком замешательстве, не зная, куда смотреть: на новую, убийственной красоты шифоновую блузку цвета нежной зелени от Шотки или на бумажный пакет, разукрашенный маковыми бубликами по последнему слову моды от Гонзарика. Мальчику так понравились аппликации из натуральных материалов, что каждый вечер, устроившись за кухонным столом, он со свойственным ему энтузиазмом изводил вёдра клея и мешки мака, пшеницы, гречи и прочего органического гороха, до конца времён обеспечив Фанни стильными пакетами. Отныне она меняла их каждый день, больше не заботясь о расползающихся швах и не замечая страданий общественности, не поспевавшей копировать узоры.

Бабушка, как всегда, была чем-то недовольна.

– Не пора ли остановиться, Фанни? Мне со всех сторон жалуются учителя и знакомые. Родительский комитет обратился с письмом. Дети думают не об учёбе, а об украшательстве бумажных пакетов. Мало того, что все живут в телефонах, так теперь ещё это. Купи себе нормальную сумку и дай всем покоя хотя бы в последние дни занятий!