Заболела голова, стало нечем дышать. Антей испугался, что из-за охватившего его волнения не сможет помешать ведьмаку, но снова, как спасение, пришло воспоминание о Браве. Я не стану трястись от страха – рядом с этими несчастными могилками с голубыми свечками, стиснув зубы, подумал Антей. Не за этим я сюда пришёл. Нет, ни за что, лучше смерть. Сделав несколько глубоких вдохов, он задышал ровнее, успокоился и положил копьё под ноги.
Ощупав всю плоскость камня и убедившись, что ребёнок не скатится, ведьмак встал на колени и накрыл тельце ребёнка огромной, как лопата, ладонью. Не отнимая руки, он задрал к небу расплывающееся лицо и каким-то невидимым зрением обнаружил стоящий над ними жёлтый круг луны. Раздался радостный рык, в котором не было ничего человеческого. Свободной рукой он вытащил из-под камня тесак с широким лезвием, и принялся бормотать заклинания на незнакомом языке.
Подавшись вперёд, Антей сторожил момент. У него, как и у его врага, был с собой нож, и топорик тоже был, в рюкзаке. Нож он держал наготове, но интуиция подсказывала как можно дольше оставаться незамеченным и действовать не силой, а хитростью. Физически он был слабее ведьмака, к тому же никогда не применял ножа против человека. Но больше всего его останавливала мысль, что ведьмака сейчас, в его особом состоянии, охраняет сила магии. Тресни палкой по голове – наверное, не почувствует. Брав был хорошим охотником, но не сразу одолел ведьму – он не знал по молодости лет, что ведьму убить не так-то просто… Поэтому нож оставался на самый крайний случай; он воткнул его в линию круга, под правую руку – как дополнительный оберег.
На короткое мгновение ведьмак взялся за свой тесак обеими руками и занёс над головой, договаривая последние, хлёсткие и неприятные слова заклинания.
Антей подсунул трясущиеся руки под головку и ножки младенца и быстрым движением забрал его с камня. Ведьмак со всей силы опустил нож. Лезвие со звоном сломалось о камень. Ведьмак поранился и взвыл от боли, тряся окровавленной рукой.
Ребёнок снова заплакал. Антей расстегнул верхние пуговицы плаща, засунул ребёнка за пазуху и подоткнул полы, чтобы холодный воздух не проникал внутрь. Ощутив тепло, ребёнок замолчал, вскоре его ледяное тельце перестало сотрясаться от холода.
Кураж лежал неподвижно, поставив уши торчком, Антей покачивался, баюкая ребёнка; они настороженно следили за ведьмаком, который принялся обшаривать камень.
Движения его были суетливыми, он спешил завершить ритуал и не понимал, как мог промахнуться и куда подевался ребёнок. Он потрясённо хрюкал, ползая на четвереньках вокруг камня и ощупывая землю, но ни разу не пересёк черты вокруг Антея – пространства за ней словно не существовало.
Нашлись только пелёнки – ведьмак в ярости разорвал их. Кое-как смирившись с потерей, он обмотал лоскутом пораненную руку, поднялся с колен и нашарил в кустах поблизости небольшую деревянную клетку.
Он снова встал на колени и возобновил ритуальные заклинания, держа руку на клетке и обратив к луне пугающий чёрный лик. Антей пристально смотрел на стоявшую перед ним клетку с тощим, заморенным ежом. Неожиданно их взгляды встретились, и в глазах несчастного создания было столько муки, что у Антея защемило в груди.
Ведьмак забыл, что отшвырнул сломанный тесак, и ему пришлось поползать вокруг камня, разыскивая его. Было тесно, Антей не мог пошевелиться и уже не чувствовал затёкших ног, но он забрал клетку и внёс в круг. Деть её было некуда – только поставить на спину Куражу, что он и сделал, и, пока мог, придерживал клетку рукой. Нельзя отпускать больного ежа на волю, да и ведьмак мог его почуять…
Обнаружив новую пропажу, ведьмак завизжал особенно злобно и пронзительно. Сначала исчез ребёнок, потом клетка с ежом; ведьмак наконец сообразил, что, вероятно, он здесь не один. Сжимая в руке обломок тесака, он медленно поднялся с колен, принюхался и вдруг сделал резкий выпад вперёд, ткнув ножом чуть не в лицо Антея – тот едва успел отпрянуть. Вжик! Влево, вправо и снова вперёд! Уклоняясь от ножа, Антей выпустил из рук клетку с ежом, она с грохотом упала на камни. Ведьмак зарычал и принялся читать новое заклинание, чтобы выйти из транса.
Развязка приближалась. Антей торопливо надел на ребёнка свою шапку с помпоном, завернул в тёплый шарф и, потянувшись, положил на землю за камнем. Малыш проснулся, но даже не пискнул, только таращил сонные глазёнки. Перевёрнутая клетка с ежом лежала рядом.
Перестав бормотать, ведьмак положил тесак на камень рядом с собой. Антей осторожно протянул к тесаку руку, но ведьмак некстати вспомнил о пропажах и смахнул нож себе под ноги. Он растопырил скрюченные пальцы – огромные руки стали похожи на ужасные птичьи лапы, а потом поднёс их к лицу и резким движением разорвал переливающуюся завесу на месте глаз. Они проглянули, чёрные и страшные из-за расширенных зрачков…
В самом деле, в овраге он был не один: прямо перед ним, за жертвенным камнем, сидел человек.
– Коси косой косую косоту… – шёпотом произнёс Антей первую строчку придуманного им заговора. Хороший вышел заговор, обязательно должен помочь… – Скошу косой косую косоту…
Человек оказался мальчишкой с бледным лицом и вытаращенными глазами, который что-то бормотал, с ненавистью глядя на него. Ещё всё плыло перед глазами, и он нетвердо стоял на ногах, но, оправившись от секундной оторопи, ведьмак шагнул на камень, чтобы броситься на мальчишку.
Антей ждал этого, маскируя свои намерения. Для ведьмака оказалось большой неожиданностью, когда он напоролся животом на косу, которую Антей выставил перед собой.
Она вошла в него, как в масло. Ведьмак выронил нож, схватился за древко и заревел, как медведь. На жертвенный камень хлынула чёрная кровь.
Антей не дрогнул, ощутив всю тяжесть его тела, сумел удержать на одно мгновение, и этого хватило – Кураж как вихрь ринулся на ведьмака и свалил с камня.
– Скосил косой косую косоту! – торжествующе заорал Антей.
4
– Господин котт, выпейте чайку? Вот, жена моя вам плюшки передала, бутерброды с ветчиной, с сыром, вкуснотища же, – уговаривал Пряж. – Видеть не могу, как вы мучаетесь. Начальникам не положено так переживать. Сердце не выдержит. Разве его на всех хватит?
– Ты же добрый, убей меня, Пряж, а? Пристрели из милосердия, – отвечал Тигрец.
– Тьфу, ты… Вы уже все ноги стоптали, мозоли, поди, натёрли…
– Уйди, не причитай… И так тяжело…
– Говорю же, поесть надо. Сразу полегчает.
Двенадцать часов подряд Тигрец не отходил от гранитных камней. Пряж съездил домой за тёплой одеждой, одеялами, привёз еду и термосы с горячим чаем и, как за маленьким, ухаживал за своим начальником, который был ненамного старше его.
Тигрец, чёрный от тревоги, то ходил кругами, то неподвижно сидел на земле, прислонившись спиной к холодным камням, то замыкался в себе, то начинал говорить без остановки.
– Это мне за глупость такие мучения, Пряж. Ты почувствовал, что он хитрит, а я нет. Потому что тупой. Хреновый я начальник. Начальник не может… не должен быть тупым. Если с парнем случится беда… сразу подам в отставку. Да меня и так выпрут… без права восстановления. И правильно сделают. Пойду столярничать, я когда-то умел.
– Да не могли вы всего предвидеть! Вы ему поверили, потому что как к другу к нему расположены, – успокаивал Пряж. – А друзьям обычно верят.
– Я должен был догадаться… Но как? Понимаешь, мы с ним недавно познакомились. Что я о нём знаю? Ну, хороший парень… Но что он на такое решится, даже в голову не могло прийти. Чтобы в одиночку сунуться к этим отморозкам – это надо, Пряж, иметь такой психологический надлом… Он не по дурости это сделал…
– Не по дурости, – согласился Пряж. – У него выражение лица было трагическое. Переживал.
– Вот! Ты тоже заметил?
– Хороший парень, – повторил Пряж слова Тигреца.
– А я? Вместо того чтоб три недели в засаде сидеть, лучше бы в гости зашёл, пообщался по душам… глядишь, и допёр бы, что он задумал… А пёс у него какой?! Я, получается, и пса погубил, последнего пса в Дубъюке…
Пряж вдруг опустил стекло, впустив в кабину холод мглистого утра.
– Никого вы не погубили… Слышите? Лает! Если только мне не мерещится… Опять! Но это в другой стороне… Не у реки!
Они выбрались из кабины и побежали на редкий лай, доносившийся со стороны пустыря. Из тумана выступила еле бредущая, согбенная фигура в длинном, колом стоящем плаще и шапке с помпоном. Рядом, без поводка, плёлся пес.
– Ну, как вы?! А? Давай сюда! – обрадованно суетился Пряж, забирая из рук Антея клетку.
Тигрец шагнул к Антею, взволнованно похлопал по плечу, приобнял.
– И напугал же ты нас, брат… Привет, Кураж! – Пёс вильнул хвостом, на большее не хватило сил. – Кто тут? – Тигрец нагнулся, разглядывая клетку. – Ёж? Как сам?!
– Пойдёт… – Антей слабо улыбнулся. – Только я сейчас, наверное, упаду… – Тигрец взял его под локоть и тут только заметил, что Антей что-то бережно прячет за пазухой. – Забери, пока не уронил… – Антей отогнул край шарфа, показав Тигрецу детское личико с распахнутыми голубыми глазёнками.
– Ох, братишка… – потрясённо сказал Тигрец. – Где же ты был?
– В Ведьмином овраге…
– Мать моя… Это ж сколько отсюда пилить… И что там?!
– Завалил… одного…
…В машине Тигрец заставил Антея лечь на разложенное сиденье. Куража не нужно было уговаривать, он сразу заснул на полу.
– Поспи, пока едем, брат. Я-то выспался. – Тигрец счастливо улыбался, баюкая закутанного в одеяло малыша.
– Прости…
– Всё нормально. Отдыхай. Сейчас ребёнка в больницу завезём. Тебя там тоже осмотрят. Ждут нас.
– Мне домой…
– Потом – домой.
– Смотри, что ещё есть…
Антей достал из кармана плаща голову злейки и показал Тигрецу.
– Что это? Не пойму.
– Злейка…
– Разыгрываешь?
У Антея слипались глаза, он не отвечал.
– Пряж, включи в салоне свет! – попросил Тигрец. – Ну-ка… – Взяв свободной рукой птичью голову, он рассмотрел её в свете тусклых автомобильных светильников и на время потерял дар речи. – Как?!