– Мне, конечно, не нравится, когда используют запрещённые вещи, но ведь сработало? Тебе удалось сделать что-то полезное. Тогда почему ты так расстроен, мой хороший?
– Я не хороший! Смотрю, а он опять ругается, этот дядя Мартон. Я сказал ему, что если у человека есть мечта, за неё нужно бороться. Но я не желал ему ничего плохого, не хотел, чтобы он крал детей! – Гонзарик зашёлся плачем. – Теперь со мной никто даже поздороваться не захочет…
– Ну-ка, ну-ка! – строго сказала Виктория. – Вытри слёзы. Ты про одно думал, а у него в голове другое засело. Мечты у всех разные, понимаешь? И свою цель мы выбираем сами, кто бы нам что ни советовал. Слушай, я ничего никому не скажу, но пообещай, что больше не будешь применять эту вещь. Даже из добрых побуждений. Потому что, видишь, всё равно это боком выходит…
– Обещаю… Я её выброшу!
– Вот и молодец.
Глава 10. Чёрная карта
1
Сантэ не приходила к ней по ночам с тех самых пор, как тетрадь с записями вместе с её сыном исчезла в неизвестном направлении. Но Айлин всё равно очень плохо спала. Вставала она рано и, позавтракав, сразу уезжала в свой городской офис. Она попросила Милна отложить ревизию Ассоциации – обстановка и без того была напряжённой. Собранные в Холодной слободе животные были в запущенном состоянии: поголовно не привиты, не чипированы, не обработаны от паразитов. Среди них нашлась заморенная мурча со следами уколов – ветеринарный Совет пришёл к выводу, что у кошки часто брали кровь. В Дубъюке и раньше были известны случаи, когда кровь мурчи переливали простым кошкам для того, чтобы потом допросить их – вдруг тайны мурчи передадутся им? Айлин рвала и метала, злясь на своих и чужих. Во время пожара какие-то из кошек потерялись, пропали, возможно, погибли, а хозяева некоторых спасённых в слободе кошек так и не нашлись, и бедной мурчи, в том числе. Сейчас ветеринары Ассоциации боролись за её жизнь.
Приехав утром в офис и проходя по коридору в свой кабинет, Айлин подобрала с пола листовку от Детей свободы. На ней она, Айлин Монца, одной рукой гладила по голове молодого человека, похожего на Мира Багорика, другой – покрытого язвами и струпьями Джио Рица. Мир прижимал к груди мешочек, набитый монетами, под ногами у Джио лежала растерзанная кошка. Под рисунком подпись:
ОНИ ЖЕ НИЧЕГО НЕ ЗНАЛИ!!!
ДОБРАЯ ХОЗЯЙКА ВСЕХ ПОЙМЁТ И ВСЁ ПРОСТИТ!
К обеду Айлин поняла, что не в состоянии работать, перед глазами неотвязно стоял рисунок, и самое ужасное, что она уже не понимала, справедливы или нет адресованные ей упрёки. Она уехала, решив поработать дома. Но и там ждала неприятность.
Последнюю неделю она всеми правдами и неправдами добывала деньги для погорельцев. Поскольку Лунг взял отгул, Айлин сама поискала в шкафу письма от избранных благотворителей, к которым обращалась только в критический момент, и наткнулась на раздутую папку с надписью «Собрание сочинений Детей свободы». Сердце бешено заколотилось. Айлин положила папку на стол, раскрыла. Сверху лежала карикатура: снова Хозяйка мурров собственной персоной на фоне больших голубых свечей над многочисленными холмиками…
ВЕДЬМА НЕ ПОЙМАНА, А ХОЗЯЙКА БЕЗДЕЙСТВУЕТ!!!
Под ней – уже знакомая карикатура про добрую Хозяйку, ещё… и ещё… целая пачка листов…
– Когда же это закончится? – прошептала Айлин, захлопнув папку.
Правильно говорят: если с утра не задалось, то и дальше всё пойдёт вкривь и вкось. В висках застучало, голову стиснула боль. Забыв про письма, Айлин вернулась в кабинет. Пилюли от давления, которые она всегда носила в любимой парчовой сумочке, закончились. Она пошарила в верхнем ящике стола, нашла там не начатый пузырёк лекарства и наткнулась на забытую между бумаг и мелочей колоду карт.
Когда положенная под язык таблетка подействовала, Айлин почти бездумно достала из ящика карточную колоду, перетасовала её и вытянула одну карту. Чёрная дама… Чёрная, с чёрным лицом – напротив юной девы…
С застывшей на губах кривой усмешкой, Айлин перевернула все карты, одну за другой. Все оказались нормальными. Она аккуратно собрала их и положила колоду в стол. Головная боль снова усилилась. Обхватив голову руками, Айлин посидела за столом, раздумывая, не померещилась ли ей чёрная карта, и вдруг спохватилась – где Фанни?! Она позвонила на пост охраны в холле.
– Фанни приехала из школы, Хейго?
– Да, госпожа Айлин. Только что прошла в библиотеку.
– Хорошо, спасибо.
Она прилегла на диван и задремала.
…Для Фанни библиотека была лучшим местом на свете. Она была поделена на три части. Распашные стеклянные двери вели из холла в большой читальный зал. В Спящей имелись и более обширные помещения, но нигде не было таких высоких, в два этажа стен, образующих открытое, впечатляюще обустроенное пространство.
Стену напротив входа занимали книжные полки. Вдоль них тянулась галерея с перилами. Поднявшись на неё по деревянной лестнице, можно было достать книги с верхних полок.
Слева, над мраморным камином, устроенным между двумя огромными окнами, висел внушительный портрет Айлин. Окна, обрамлённые бархатными портьерами винного цвета, были поделены на крупные квадраты простыми переплетами и впускали в библиотеку много света; из них открывалась чудесная панорама холма Бастет, с южной стороны слишком крутого для застройки и потому остававшегося девственно-зелёным.
Удобный диван посередине зала, столики с лампами, два кресла с торшером между ними, большая хрустальная люстра и ковёр создавали уютную зону для чтения и бесед.
Средняя часть библиотеки – книжный зал – была заполнена высокими шкафами. Более широкая нижняя часть каждого шкафа выступала, образуя поверхность, на которую было удобно класть книги. Шкафов было много, они были пронумерованы, почти на каждом стоял небольшой мраморный бюст, они то шли рядами, то ряды вдруг закручивались спирально, приводя к какому-нибудь тёмному тупичку или дряхлому шкафу, выкрашенному в неожиданный красный цвет. Чтобы никто не терялся в книжном лабиринте, белые стрелки на паркете указывали направление к выходу.
Основное хранилище книг было отделено от доступной всем части библиотеки мощной бронированной стеной. Войти туда могла только Айлин, набрав на замке специальный код.
Фанни давно нашла среди книжных шкафов укромный уголок с небольшим столом, с удобной лампой, дающей то рассеянный, то направленный свет, и обосновалась в этом подобии кабинета. Здесь она могла спокойно оставить разложенные книги, тетради, выписки и вернуться к ним на следующий день. Хотя сюда не доносился шум внешнего мира, посторонних звуков было предостаточно: то вдруг принимались скрипеть шкафы, жалуясь на старость, раздавалось жужжанье пылесоса горничной, а то – шорохи, писк и хлопанье крыльев, когда кто-то из мурров охотился на мышей и случайно залетевших птиц. В библиотеку была заведена труба, в которую мурры сбрасывали добычу. Дворник Лаврион выносил в мусорный бак содержимое корзины, стоявшей под трубой в укромном месте.
Недавно кто-то с грохотом уронил бюст неподалёку от Фанни. Она вздрогнула.
– Спасибо, не на голову…
Из-за шкафа высунулся Господин Миш. Фанни почувствовала его взгляд и медленно повернула голову. Мурр мяукнул и вдруг развалился на спине, словно приглашая Фанни почесать ему округлое брюшко.
– Ещё чего, – сердито прошептала Фанни и на всякий случай подняла с пола свой бумажный пакет, украшенный сухофруктами.
Сегодня ей не хотелось заниматься древним языком, на котором были написаны книги интересующего её времени – эпохи Страдания, когда в Дубъюке фактически правил железной рукой Уго Марусс. Фанни подобрала кем-то забытую в зале книжку под названием «Как распознать, что перед вами ведьма» и устроилась с ногами в своём любимом уголке для чтения – в кресле под лестницей, ведущей на галерею. Она читала уже с час, когда мимо тихонько прошла по проходу между шкафами и стеной ловисса, одетая в плащ. Через десять минут Фанни машинально отметила, что если ловисса перед выходом в город проверяет работу горничной, то ей пора бы уже вернуться. Через пятнадцать минут она уже волновалась и прислушивалась. Но в библиотеке стояла тишина.
Не выпуская из рук книжку, Фанни отправилась на поиски таинственно исчезнувшей ловиссы Длит. Ноги сами привели её к портрету, на котором юная и счастливая Агнеш предстала во всём блеске своей красоты. Здесь у них с ловиссой не так давно состоялся памятный разговор о будущем Фанни и о заклинаниях, спрятанных у неё под мышкой.
Фанни положила книгу на выступ шкафа, стоящего напротив портрета, нажала на край рамы, и он повернулся в сторону, открыв в неглубокой нише второй портрет – «Агнеш страдающая», как назвала его Фанни. В прошлый раз ей показалось, что на Агнеш кто-то смотрит из темноты. Так и есть! Когда свет падал на картину под определённым углом, были видны тусклые кошачьи глаза и контуры тела… Тьма! Седьмая мурра… Её никогда не изображали при дневном свете – только в полумраке.
Несколько мгновений Фанни пристально рассматривала полотно, потом нажала на край рамы в нижнем правом углу и отступила назад. Механизм пришёл в движение, портрет с шорохом повернулся. Получилось! Открылась новая ниша с новым портретом!
В немом восхищении Фанни смотрела на картину. Тот же мрачный фон и замужняя дама в прозрачном чепце на приглаженных волосах, но какое преображение… Теперь она полна достоинства, а взгляд устремлён к льющемуся из окна свету. Пушистая жемчужно-серая кошка у неё на коленях трогает лапкой бусы из рубинов в глубоком вырезе тёмно-синего платья. Длинные тонкие пальцы Агнеш ласкают Сантэ, на губах блуждает лёгкая улыбка, мысли витают далеко.
Какая она здесь нежная и загадочная, восхитилась Фанни, эту картину вполне можно назвать «Любовь». Да, Агнеш нашла свою любовь, все её печали в прошлом, а будущее прекрасно. Её больше не остановят безумный старик и стены темницы. Не случайно современники прозвали Агнеш хитроумной, превознося её в первую очередь за ум, а уж потом за красоту.