– Конечно, стразы красивее гороха, но вдруг мы выглядим отсталыми? – А это Вай. – На нас все косятся… я второй день как на иголках… Мы должны следовать моде. Раз экологичный горох, значит, горох.
– Мы следуем! Я тебе объясняла, чучело гороховое, стразы тоже экологичные, они как алмазы, только стразы из стекла, а алмазы из угля!
– Стина, мне не три года, чтобы меня обманывать. – Вай презрительно фыркнула. – Из угля!
– А вы видели, как она носит пакет? Складывает пополам, загибает Булочку от Портиша, чтобы оставалось только… – Стина с ехидством процитировала: – Всегда желанна и свежа! Какая отвратительная самореклама…
– Так и мы так носим, под мышкой. А иначе и до школы не дотянем, всё вывалится.
– Помолчи, а?
– Ой, девочки, у меня ничего не получается! – Нинель была на грани истерики. – Они прилипают к пальцам, а не к пакету…
– Не лей столько клея, дурында. Капельку! Капельку! Не понимаю, что такого в Монца, кроме её положения в обществе?
– Она красотка, – ляпнула Вай. – Все мальчики смотрят только на неё…
– Да у неё уши, как у слона! – взвизгнула Стина.
Точно, подумала Фанни. Как она узнала?
Внимание рассеялось, голоса пропали. Фанни лежала, прислушиваясь к шуму, который уже можно было терпеть. С каждой минутой ей становилось лучше.
Сиделка ушла в ванную, готовясь отойти ко сну. Она спала на одноместной кровати, специально принесённой в комнату.
За окном на синем небе заблестели первые звезды. Где все? И бабушки нет… и Длит…
– На твоих объектах люди часто умирают. Отчего? От обезвоживания и усталости.
Фанни замерла: она узнала голос ловиссы.
– Иногда ты забываешь привести их в чувство, и твоё фамильное заклинание действует на них не час-другой, а несколько дней. По-твоему, эта вещь создана для того, чтобы такой урод, как ты, тянул из работников последние жилы? Я только что со строительства жилого комплекса, где ты числишься подрядчиком. Не появлялся там три дня, забыл про рабочих, а они всё работают. Один в критическом состоянии. Пока ты тут кувыркаешься. И надзора нет. Все куплены?
– Что значит урод? Нельзя ли выражаться покорректнее? – возмущённо сказал какой-то мужчина.
– У меня есть власть давать определения другим. Я поговорила с твоей женой. Сменённое постельное бельё, запах чужих духов, которыми ты провонялся, и никаких объяснений. Она подозревала, но не могла тебя поймать, ведь ты выключал её, когда приводил девок. Как солдат в дозоре, она сидела под дверью и душевно приветствовала твоих гостей – ты так хотел. Больно представить, чего ещё ты мог от неё требовать. Пикантность ситуации возбуждала, да? Вы выходили из спальни и в ответ на её приглашение снова заглянуть на чай смеялись ей в лицо. Шлюх я отпустила, с них взять нечего. Но твоя жена сегодня смоет с себя эту грязь.
– Нет, нет… подождите… – Мужчина начал заикаться. – Я думал, мы договорились… Я же отдал печать и все оттиски… написал имена продавцов…
– А перед этим пытался меня убить.
– Не я, а моя фамильная вещь, которая чует чужого! На ней заклятие!
– Ты не спешил его снять.
– Послушайте… Три тысячи лет назад наша семья получила это заклинание в благодарность за спасение мурчи, оно невидимое – разве это не имеет значения?
– Усмирять врагов без кровопролития, помогать больным, утешать умирающих – для этого оно было создано. Дочери сам его подсунул? Она раздаёт его направо-налево.
– Я не давал! Может, подглядела, гадкая девчонка… Если дело в извинениях, то я приношу их вам… Я всё исправлю!
– Молись своим богам, я подожду.
– Ах ты, тварь! Ты обманула меня, кошка драная! – завизжал мужчина и замолчал.
Раздался глухой стук, будто что-то тяжёлое упало на пол. Фанни слушала с выражением ужаса на лице, зажав рукой рот.
– У вашего мужа только что случился сердечный приступ, госпожа Выскоч. Примите мои соболезнования, – снова раздался голос ловиссы.
– Спасибо, – тихо ответила женщина.
Фанни колотило. Она убила его. Своими руками. И ещё выражает соболезнования… Я больше никогда, никогда, никогда с ней не заговорю! Ни за что…
Она очень нуждалась в поддержке, подумала о бабушке и тут же услышала её голос:
– Так это ты.
Через минуту Фанни, задыхаясь от волнения, достала из-под подушки свою деревяшку и вызвала ловиссу.
– Фанни? – тут же отозвалась Длит.
– Бабушка в опасности, – прошептала Фанни, плохо слыша себя из-за шума в ушах. – Я иду туда…
– Оставайся на месте! – крикнула Длит, но Фанни мазнула деревяшкой по постели.
Глава 13. Ведьма
1
Вернувшись от Фанни, Айлин обнаружила, что Лунга нет в приёмной, рабочий день давно закончился. Пропустив ужин и поработав ещё с бумагами, она отправилась к себе, переоделась в домашнее платье. Её знобило, она набросила на плечи любимую узорчатую шаль, уселась в удобное кресло у окна, сжимая в руке деревяшку.
В своём скрытом от всех спальном гнездышке она чувствовала себя защищённой и могла расслабиться. В этой комнате происходили все самые важные события в жизни Монца, здесь они рождались и умирали, здесь – у Айлин защемило в груди – появились на свет и её дети. Она подумала о брате. Где ты, Ричард? Мне так плохо… Эдам исчез, у Фанни одно несчастье за другим…
Она давно перестала ему звонить, но сегодня с самого утра что-то подсказывало, что может получиться. Или просто хотелось в это верить.
Айлин поднесла деревяшку к губам и позвала:
– Ричард…
Откуда-то издалека, как будто с края вселенной, тут же донесся глуховатый родной голос:
– Ты должна его забыть, Айлин. – И наступила такая мёртвая тишина, когда понимаешь: больше ничего не может быть сказано…
Деревяшка выпала из рук. Застыв, Айлин долго смотрела на далёкие плывущие огни на реке.
В дверь спальни позвонили. Пришлось взять пульт и ответить.
– Можно к вам на минутку, госпожа Айлин? – спросила в переговорное устройство Виктория. У неё был встревоженный голос.
– Входи…
Виктория вошла, остановилась посреди спальни и показала жестами:
– Господин Даймон дал мне несколько поручений. Вам от него немного странное сообщение.
– Нас не услышат, Виктория, говори свободно. Что случилось?
– Вы только не волнуйтесь… Господин Даймон вычитал кое-что в пророчествах и велел вам передать, что сегодня для детей опасный день. Они с господином Лунгом забрали Гонзарика и Таю в подвал и охраняют.
– Что?! Кто? Как? – всполошилась Айлин.
– Больше ничего не знаю, только это. Я видела, что у дверей госпожи Фанни охранник. Значит, она в безопасности?
– Фанни? Да… Ей ничто не грозит…
– Тогда я пойду? Может, вам что-нибудь принести? Вы не ужинали.
– Бутерброд с сыром и чай, если нетрудно… – рассеянно ответила Айлин, а когда Виктория ушла, заметалась по спальне: сходила в гардеробную переодеться, выпила успокоительного.
В дверь позвонили, она нажала кнопку, впустив Лорну. Та вошла с подносом в руках, в форменном платье и с вечно извиняющимся видом. Одна рука у неё была перебинтована.
– Вы? С больной рукой? Зачем же?
– Здравствуйте, госпожа Айлин. Надоело бездельничать, решила вернуться на работу. За меня не беспокойтесь, рука почти не болит. У сестры хорошая мазь.
– Ещё одна сестра?
– Двоюродная. Чаю?
– Да, пожалуйста.
Айлин уселась в кресло, лицом к окну. Вышло немного демонстративно, но Айлин не могла пересилить свою неприязнь к распорядительнице по кухне. Лорна поставила поднос рядом на столик. Айлин вспомнила представление с переодеванием, которая Лорна устроила из-за сглаза, и по спине пробежал холодок.
Краем глаза она увидела руку, наливающую в чашку чай. Выглядывающая из-под рукава кисть была морщинистой, коричневой, с длинными когтями.
Всё поплыло у Айлин перед глазами. Она сделала над собой усилие и покосилась на Лорну. Всё та же робкая улыбка на приятном лице…
Айлин взяла чашку, поднесла к губам, но передумала пить.
– Что-нибудь ещё, госпожа Айлин?
Сердце у Айлин колотилось в горле. Она повернулась в кресле, с чашкой в руке, и прямо взглянула на Лорну. На неё смотрела страшная старуха с жестокими глазами.
Айлин моргнула. Образ Лорны двоился, проступала то голубоглазая девушка, то сморщенная старуха, от одного вида которой по телу пробегала дрожь.
– Чёрная… насквозь…
– Что, так заметно? – сказала Лорна насмешливо. – Ах да… Фамильное заклинание. Значит, в принципе, его можно использовать после заката? Не знала. Только время зря тратила на заклинание от ожога.
– Так это ты… Старуха, ведьма…
– И почему при слове ведьма некоторым приходят в голову глупые клише?
Трясущейся рукой Айлин поставила чашку на поднос, вышло неловко, чашка перевернулась, и чай пролился.
С досадой Лорна смахнула поднос на пол. Красивые фарфоровые чашка и чайничек, столкнувшись, разбились, бутерброды разлетелись по ковру.
– Тут бы всё и закончилось, если бы выпили… а так… пропал гостинец. Не планировала на сегодня, но раз детей попрятали в подвале… – Она села в другое кресло у столика, напротив Айлин, и принялась разбинтовывать руку. – Сначала я не хотела делать ничего вызывающего…
– Говори прямо – убивать детей, – прошептала Айлин. – Как же ты до этого дошла?
– Быстро. Я из той деревни, что у Ведьминого оврага. Это моя бабка там похозяйничала. К сожалению, у меня была ни на что не годная мать. Прямо по фамилии. Беззубка. Отец из Спящей крепости, но вот беда, не Монца. Столько сил и гонора, и всё впустую. Свернул себе шею по пьяному делу, как последний дурак. А мне что делать? Куда деваться, с отцовским-то характером? В услужение, подавальщицей на кухне? Только в ведьмы.
Лорна бросила бинт на пол и, отставив руку, полюбовалась ею. Айлин тоже взглянула – ни следа от ожога…
– Но чего стоит заклинание, если к нему не примешаны боль и страдание? Можно снять сглаз, заживить порез, остановить кровь, и это всё? Нет, пусть кровь льётся рекой, тогда взлетишь высоко. Что смотрите? Думаете, так трудно? Люди каждый день режут свиней, и ни у кого ещё сердце не остановилось от жалости. А свиньи умнее собак, между прочим. И очень похожи на людей. Знаете… людей так легко соблазнять… Дай мужчине зелья и допусти к своему телу – ничего другого больше не захочет. На всё пойдёт, лишь бы снова почувствовать себя молодым жеребцом, – и ребёнка убьёт, и любимую мурчу съест. А бабы? – Лорна засмеялась. – Аж бегом ко мне бегут. Сначала норовят нагадить – чтоб у соперницы, непременно, глаза повылазили, или чтоб хворь неизлечимая завелась, и только потом для себя просят: чтоб красивее их на сто лиг вокруг не было. И ни одна не сказала: видишь вон ту, она мне столько добра сделала, пусть ей будет хорошо.