а я весь долг тебе отдам? А откуда я, говорит, знаю? До того дня ещё дожить надо. Горох в мешочек пересыпала и на гвоздик на стене повесила. Вот и хожу к ней почти три года, стираю, прибираюсь в доме, готовлю, один раз на неделе после работы и обязательно – в выходной. Иногда даже горошину не отрабатываю, а иногда целых три положит в банку.
– Почему ты раньше не рассказывала? – спросила Айлин с участием.
– А чего жалиться? Это испытание, а я же сестра героя. На прошлой неделе Додона последнюю горошину вынула, потом долго таз слушала, хмурая-прехмурая, и наконец говорит: много голосов в далёком туманном лесу, кричат они на нас с тобой, гонят… но не проклинают, что уже хорошо. Ветер воет, птицы крыльями бьют. Опасный тот лес, из-за тебя я сильно рискую. Если случится помереть во время гадания, хочу быть уверена, что Тая одна не останется, она же и так сирота, растёт без отца, без матери. Согласна ты её удочерить, любить и воспитывать как родную? Согласна, говорю, конечно, согласна! К девочке я привыкла, она мне не будет в тягость. Значит, увидим, говорит, что случилось с твоим братом, прознаем его судьбу, которая скрыта сейчас за деревьями. С этого дня начинай терпеть. А когда припечёт тебя так, что почувствуешь – край настаёт, помираешь, тогда начинай ходить по дому кругами. И только потом ко мне выдвигайся. На автомобиле не смей приезжать, только пешком. Нарушишь условие – не расступится лес. Вот, госпожа Айлин, теперь вы знаете мою историю, мои страхи и мои мучения. И как вы думаете, получится у меня?!
– Надейся, – ответила Айлин. – Надейся!
Виктория вскочила на ноги.
– Я знала, что вы так скажете! Спасибо! Сердце заходится, как подумаю, что скоро кончатся мои терзания. Теперь, если вы заметите, что я веду себя немного странно, не удивляйтесь, это значит, что приближается час истины. Кажется, этот день уже совсем близко, терпение моё на исходе… Зная, как вы добры и великодушны, госпожа Айлин, хочу обратиться к вам с просьбой. Не разрешите ли вы, чтобы Тая моя жила со мной? Здесь, в Спящей крепости? Я прослежу, чтобы она никому не была помехой, обещаю. Она такая умненькая, смышлёная… Я заберу её у Додоны в тот самый день. Разрешите?
– А сама как думаешь? – улыбнулась Айлин. – Конечно, разрешаю! – Она с трудом прервала поток благодарностей, который обрушила на неё повариха. – Дорогая, пожалуйста… это лишнее… Если хочешь мне помочь, то лучше взгляни на карту, что лежит на колоде сверху, на столике у входа…
Айлин снова вернулась к карточным гаданиям. Брат не одобрил бы, да никто бы не одобрил, но, коря себя, она ничего не могла с этим поделать. Утром смалодушничала: вытащила карту, а потом побоялась, что испортит себе день, и оставила всё как есть.
Виктория бросилась исполнять просьбу.
– Вот, нашла, госпожа Айлин! – крикнула она из холла. – Что мне с ней сделать?
– Просто переверни и скажи, что на ней изображено…
– Здесь, по-моему, кузнец, у него молот в руках! – крикнула Виктория. – Кузнец и лиса! На лисе зелёная шапочка!
– Неужели? Виктория, ты приносишь мне удачу.
Повариха заглянула в спальню.
– Вы меня звали?
– Будь добра, принеси мне эту карту.
– Ой… Простите… – Виктория расстроилась. – Они такие интересные, я стала рассматривать и все перепутала… Но я сейчас найду!
– Не нужно, дорогая, всё хорошо! – с воодушевлением сказала Айлин. – Спасибо.
2
Ухаживали за Джио две молчаливые темноволосые девушки-сиделки, которых наняла Хозяйка. Ходили они в платьях простого покроя, из невыбеленного льна, у одной фартук и накрахмаленная шапочка были розовато-серого цвета, у другой – кипенно-белые. Их величавая медлительность успокаивала.
– Сестра… – звал Джио, и над ним склонялось участливое лицо.
Если бы не жуки, разъедающие его изнутри, он бы, наверное, в первую очередь поинтересовался их именами и благодарил чаще – как они того заслуживали.
Ковыляя с ходунками в туалетную комнату, Джио не смотрел по сторонам, его больше не восхищало великолепие Спящей крепости. По ночам становилось легче, словно натрудившиеся за день жуки давали себе и ему отдых. В эти минуты Джио хотелось с кем-нибудь поговорить по душам – спокойно, а не корчась от боли. Но дежурившая у его постели сестра, в розовом или белом, дремала в кресле, и ему было жаль её тревожить.
При свете ночника он передумал тысячу горьких дум.
Мальчишка сказал, Джио останется здесь навсегда. Мысль об этом была так страшна, что в конце концов Джио научился её избегать. У него ещё будет время, когда жуки выползут из-под кожи и дадут ему вздохнуть свободнее – тогда он подумает, как отсюда выбраться. А если придётся пожить в Дубъюке некоторое время, он поживёт, приспособится.
Мимо комнаты в анфиладе, где он лежал, ходили разные люди, но из-за ширмы его мало кто видел. Правда, бывали и постоянные посетители.
Каждый день его навещал Шаркающий дед в бархатной куртке, молча стоял над ним, и если Джио в эту минуту имел неосторожность застонать, с одобрением тряс головой: вот! то, что надо! И удалялся с чувством глубокого удовлетворения.
Побывала красивая девушка, внучка Хозяйки, смотрела с ужасом на расползшееся по его груди красное пятно.
Однажды пришёл бритый наголо светлоглазый атлет, попросил сиделку оставить их наедине, сел на стул и уставился на Джио.
– Вернулся, значит?
– Что надо? – морщась, сказал Джио.
– Зови меня Котасом. Пришёл развеять некоторые твои иллюзии. Лежишь тут и мечтаешь: оклемаюсь – что-нибудь придумаю, рвану отсюда. Не-а. Не получится. Вещи можно очистить от жуков, человека – нет. Я по роду занятий изучаю архивы. Так вот, никому ещё не удавалось. Это видел? – Котас кивнул на старый табурет под стеклянным колпаком. – Примерно двести лет назад поселился здесь такой же чужак, соблазнившийся камнем. Бегал как заяц и с тупым упорством. Покупал с рук заклинания, будто бы нейтрализующие жуков. Подлечится – и сразу в дорогу. Сначала мог передвигаться по Дубъюку, потом в пределах Спящей, потом только по этой комнате. А последние шестнадцать лет провёл на этом самом табурете. Напоминает домашний арест, но вместо браслета жуки, и они всегда начеку. Не бегай, понял? Скучновато тебе будет сидеть здесь, поджав ноги, до конца жизни.
– Да иди ты, – со слезами на глазах сказал Джио.
– Но есть проверенный способ облегчить твои страдания. Жуки поодиночке злее и выходят неохотно. А когда на коже впервые появляется чужая слюна, это их беспокоит, они выползают и объединяются, чтобы противостоять агрессору. А тут камень, и они ползут к нему. Слышал, местные за тобой охотятся. Будут рады тебя заплевать. Хочешь, проверим? Плюну в тебя сейчас. Не думай, что это какая-то циничная шутка. Так делали. Вынесут штрафника к дверям Спящей, а там уже очередь выстроилась. Чем больше плевков от разных людей прилетит, тем лучше… быстрее поправишься.
Скрежеща зубами от боли, Джио ответил на предложение ругательством. Котас с одобрением кивнул и ушёл.
Кто обожал Джио, так это мальчишка с лупой. История Джио вызывала у него восторг и ужас. Его не подпускали к больному, но, когда сиделка уходила обедать, Гонзарик, к этому времени уже вернувшийся из школы, был тут как тут, и у них было целых полчаса на разговоры. Джио быстро привязался к забавному и неглупому мальчику, который скрашивал его одиночество, и даже поделился с ним некоторыми сокровенными мыслями – о ловушке, в которую попал, о Клотильде, которую больше никогда не увидит… Гонзарик слушал его с серьёзностью, которую трудно было ждать от восьмилетнего ребёнка.
– Сколько я здесь, не скажешь?
– Сейчас посчитаю. Шесть дней.
Они пробовали в лупу разглядеть жуков.
– Осторожнее, парень, вдруг перепрыгнут на тебя?
– Госпожа Айлин сказала, это невозможно.
Было неприятно узнать, какую антипатию испытывает к нему дама с сапфирами – Хозяйка мурров. Она приходила несколько раз, высокая, худая, неизменно элегантная, с глазами печальной лани, и никогда с ним не заговаривала, только интересовалась у сиделки, не нужно ли чего. Как-то раз он услышал сквозь дрёму их с ловиссой негромкий разговор: вид мучающегося Джио напугал Фанни, и ей окончательно расхотелось быть Хозяйкой. Теперь наследница целыми днями сидит в библиотеке и учит древние диалекты, чтоб найти в старинных книгах способ избежать этой ужасной участи.
– Его ждёт трудная жизнь, – сказала Хозяйка. – Предместья не забудут, что из-за него погибла мурча. Вчера ко мне приходила делегация. Требуют выдать нашего больного, то есть фактически разрешить им самосуд, или – отправить его в тюрьму в Лапнике. Покинуть город он не сможет, а значит, я буду постоянно подвергаться давлению со стороны местных. И ещё неясно, как к нему отнесутся мурры.
– По-моему, Сантэ и Господин Миш вполне к нему лояльны. Даже не особо интересуются, – сказала ловисса.
– А остальные? Приходили на него посмотреть? В общем, неизвестно, Длит, позволительно ли ему тут находиться и сколько ещё неудобств он нам доставит.
– Между прочим, Айлин, он приехал сюда из-за вас… выполняя волю отца.
– Из-за денег, чего уж там.
– И тем не менее. И он сын Хаммонда, единокровный брат Эдама.
– Потому и терплю. А ты как будто рада его возвращению, Длит? Имеешь на него виды?
– Для нас его возвращение благо, потому что его знания не рассеются в чужих городах.
Джио открыл глаза.
– Почему ты не предупредила меня про камень?!
Хозяйка вздрогнула, а ловисса хмыкнула.
– Хорошо, что мы уже на ты. Я дала тебе кучу денег, Джио Риц. Как же я запамятовала, что некоторые всегда хотят больше? Вини не меня и не Хейго, который недосмотрел, а свою жадность.
– Ненавижу тебя, – прохрипел Джио. – Чёрта лысого ты получишь, а не мои знания!
Она усмехнулась.
– Ну, там видно будет. Надеюсь, договоримся.
– Я хочу увидеть мать, – твёрдо сказал Джио, который понял, что владеет чем-то ценным, и оно может служить предметом торга. – Мать из долины!