В этот момент в дверь заглянул милиционер, доложивший:
– До вас пришли, Сергей Матвеич. Очень, говорят, вы нужны.
– Кого там еще бес принес? – осведомился Высик.
– Послы со свадьбы. В почетные гости зовут.
Высик иронически хмыкнул. Только подумал он о своей ненависти к пьяным свадьбам – и нате вам…
– Давай их сюда, – сказал он.
Вошли двое, мужчина и женщина, приодетые по случаю торжества.
– Здравия желаем, товарищ начальник, – сказал мужчина.
– Здравствуйте, здравствуйте, – отозвался Высик, жестом приглашая гостей сесть. – Чем порадуете?
– Вот хотим порадовать вас приглашением на свадьбу, – сказала женщина. – Уважить просим. Хотим, чтобы все было… – она осеклась, подбирая слова.
– Чтобы молодым запомнилось, и вообще чтобы все было чисто, красиво, – закончил за нее мужик.
– Ладно, будет вам красиво, – кивнул Высик. – Объясните только, где свадьба и что за свадьба?
– А в Бегунках, – стала объяснять женщина. – Как отсюда идешь, третий дом справа. Козловых дом.
– Представляю… – В Бегунках, деревушке у леса, Высику случалось бывать по делам, но особых хлопот она ему не доставляла. – Во сколько?
– Часикам к пяти просим, если сможете.
– Постараюсь.
– Вот спасибо вам!
Высик не дал им рассыпаться к благодарностях и вежливо, но твердо выпроводил.
– Берестова ко мне! – распорядился он, когда «послы» удалились.
Берестов был чуть постарше Высика. К нему под начало он попал, вернувшись в родные места в апреле сорок шестого, как раз к последней разборке с бандой Сеньки Кривого – долго добирался с Дальнего Востока. Мужик был надежный, стоящий мужик, основательный. В милицию сначала идти не хотел, сколько Высик его не уламывал. Пришлось Высику обращаться в райком, чтобы Берестова «в приказном порядке, по партийной разнарядке», как он непроизвольно и удачно срифмовалось.
– Есть что-нибудь новенькое по убийству? – спросил он у Берестова, когда тот вошел.
– Ничего особенного, Сергей Матвеич. Опросили персонал больницы… Денег-то там было с гулькин нос. Похоже, убили не столько из-за денег, сколько чтобы нагнать лишнего страху.
– Ну, это тоже бабушка надвое сказала. У нас народ такой, что из-за двух копеек зарежет. Сколько дел бывало, когда убийца, вишь ты, думал, будто у убитого при себе крупная сумма денег. Или взять этого Деревянкина, которого нам сегодня с линии скинули. Ведь ехал человек в родные места, десять минут пути ему оставалось. Нашел бы здесь у кого-нибудь и кров, и кормежку – так нет, вздумал напоследок кошелек попереть. Ты, кстати, не помнишь этого Деревянкина по предвоенным годам? У меня в голове что-то крутится, но никак не могу ухватить. Я же тогда профессионального учета не вел…
– Не припоминаю, – покачал головой Берестов.
– Есть у меня одно соображение. Скорее так, по косвенным приметам, чем по чему-то определенному… Мерещится мне, что этот Деревянкин был как-то повязан с неким Алексеем Свиридовым, который загремел по мокрой статье. Свиридова не припоминаешь?
– Подождите, подождите… – Свиридова помню. Шальной был парень. В контрах с Сенькой Кривым…
Берестов опять покачал головой. Была у него такая привычка: качанием головы выразительно обозначать недосказанное в словах.
– Ну-ка, ну-ка! – встрепенулся Высик. – Это уже интересно! Что за контры? Напрягись и вспомни.
– Я же мог тогда только по слухам судить, а в этих слухах на червонец домысла – грош правды. Но, в общих чертах, дело было так. Они с Сенькой за первенство боролись. Было даже время, когда Свиридов Сеньку подмял. Сенька тогда еще не нырнул на дно, жил открыто, даже, вроде, работал где-то – на заводе или на путях… Это он с начала войны, когда почуял, что его пора пришла… Впрочем, что я вам рассказываю, вы и так все знаете. В деле было. А в то время Сенька искал способ убрать Свиридова с пути. Говорят, они раза два и на ножах сходились, но не до смерти, хотя шрамы остались у обоих. И Сеньке больше перепало. Он недели три отлеживался, потом затих. Но под Свиридова копал. И что-то там произошло, касательно девки Свиридова. То ли она его Сеньке с умыслом сдала, то ли сдуру подставила. Но Свиридов ушел. Девку порешил, а до Сеньки добраться не успел – покрутили его.
– Как девку звали, не помнишь?
– Дай Бог памяти… Что Натальей – точно. А вот фамилия…
– Не Деревянкина случайно? – ухмыльнулся Высик.
– Нет, – серьезно ответил Берестов. – Я бы тогда сразу припомнил. – Он помолчал и спросил: – Вы поэтому не стали Деревянкина в район отправлять?
– Да, – хмуро ответил Высик.
Как-то так у них сложилось, что Высик обращался к Берестову на «ты», а тот к нему упорно на «вы», согласно неписаным правилам общения начальников и подчиненных. Высику было, так сказать, по должности положено «тыкать» Берестову, но Берестов старше, и Высик не раз предлагал ему тоже перейти на «ты», а тот отказывался, и это его тоже хорошо характеризовало.
– Что ж, вдруг что-нибудь из него и выжмем, – понимающе заметил Берестов.
– Теперь вот еще что. Я на свадьбу зван, в деревню Бегунки в дом Козловых. Уйду, этак, в полпятого – около пяти. Ты останешься за старшего. Если что, знаешь, где меня искать.
Берестов вышел. Высик сел разбираться с накопившимися бумагами, но не просмотрел и трех «бдительных» из сейфа – так он называл идущие сверху грозные предписания «крепить бдительность» и «обращать особое внимание на», как опять задумался о свалившемся на него «призраке».
Глава 2
Первые слухи о воскрешении из мертвых Сеньки Кривого появились месяца через полтора после истребления банды, в начале июня. Июнь сорок шестого вообще выдался нескладным, а поначалу – и вовсе жутковатым.
Зарезали мужа и жену, стрелочников, обитавших на отшибе, в служебном домике возле разветвления железнодорожных путей. Почерк действительно был похож на почерк Кривого: перерезанное горло после зверских побоев. К тому же при жизни Кривой имел зуб на этих стрелочников: они не послушались его доброго совета быть слепыми и глухими, когда потрошат отогнанные в тупик товарные вагоны, и как-то раз подняли тревогу.
Этого оказалось достаточно, чтобы о Сеньке заговорили.
Высик закрыл глаза, припоминая лесное логово банды, автоматные очереди, как главарь – рябой детина со сплющенным носом, с бельмом на правом глазу – выскочил прямо на него, и Высик расстрелял его в упор, а потом, когда все закончилось, довольно долго стоял, внимательно разглядывая тело.
Да, в смерти Сеньки Кривого сомневаться не приходилось.
Но слухи продолжались.
Ближе к концу лета погибли два человека из тех, кто участвовал в уничтожении банды. Их буквально изрешетили пулями. Судя по всему, они попали в засаду, отправившись по сигналу о пьяном смертоубийстве в одну из дальних деревень. Сигнал, как выяснилось позднее, оказался ложным.
Слухи о живом мертвеце усилились. Высик проделал кропотливейшую работу, чтобы найти преступников и пресечь эти слухи. Были обследованы пули, извлеченные из тел, гильзы, найденные на месте трагедии. Стволы ни по каким уголовным делам не проходили, нигде не засвечивались. Полученные данные ушли в картотеку, и на том до поры до времени все кончилось.
Высик попытался проследить, откуда поступил ложный сигнал. Ниточка казалась перспективной, но и она оборвалась. В той деревушке телефон был только в правлении. Оттуда никто не звонил. Телефонистки на коммутаторе припомнили, как соединяли с милицией по звонку из района. Голос, попросивший соединения с милицией, был женский, взволнованный. Откуда звонили, они в точности не помнили – или не обратили внимания. Высик не сдался. Он лично объехал все окрестные деревни, в которых имелся телефон, выясняя, кто мог им пользоваться за последние несколько дней. В одной из деревень ему повезло. После долгих расспросов кто-то припомнил (либо проговорился, потому что помнили, почти наверняка, многие), что дня за три, как раз в день убийства, одну из деревенских жительниц на несколько часов навещала дочка, поступившая работать на фабрику и перебравшаяся в рабочий поселок. Эта дочка заходила в контору, просила разрешения воспользоваться телефоном. О чем она говорила, никто не слышал, куда звонила, не ведают. Высик поспешил задержать звонившую. Но он опоздал. Звонившую, Чумову Ольгу Павловну, уже дня три нигде не видели, и на работе она не появлялась. Директор фабрики первым делом – не вникнув, из-за чего весь сыр-бор, сразу же сообщил Высику, что уже собирался писать заявление в милицию, чтобы Чумову привлекли по статье за самовольно покинутое место работы. Страховался, гад. Подруги Чумовой сообщили, что в последние две недели у нее появился какой-то замечательный парень, которым она очень хвасталась. Ни один человек не исчезает бесследно, решил Высик, и попытался отыскать следы «замечательною парня». Удалось установить, что звали его Володей, и составить приблизительный словесный портрет. Откуда он взялся и куда делся, никто не знал. Знали только, что этот Володя снимал комнату где-то на отшибе, в одной из трех-четырех изб, оставшихся от деревни, вытесненной бараками угольной линии. Хозяйка, глухая и полуслепая старуха, уже несколько дней не видела своего жильца, но, поскольку он уплатил вперед и съезжать явно не собирался, в его комнату не заглядывала.
В этой комнате и был обнаружен труп Чумовой.
Ситуация казалась ясной: любовник подговорил ее позвонить в милицию, а потом, когда она узнала про убийство и поняла, что все это было совсем не безобидным розыгрышем, ее убрали как ненужную свидетельницу.
И все это было очень похоже на месть: возможно, кто-то из банды Кривого ушел невредимым и теперь сводит счеты со всеми, кто так или иначе «провинился» перед главарем и его товарищами.
Но если так, то главной мишенью должен был стать Высик. И Высик начал разгуливать повсюду, пренебрегая личной безопасностью, ходил в одиночку в самые глухие углы, собственной персоной выезжал на странные сигналы… Он не сомневался, что его реакция окажется быстрей, чем реакция убийц. Кроме того, при внешней беззаботности он всегда был начеку, а военное прошлое разведчика позволяло ему с полувзгляда определять любое место, удобное для возможной засады, и приближаться к нему так, чтобы не застали врасплох. И еще одно соображение у него было: его должны не просто убить, торопливо и где ни попадя, а убить так, чтобы преподнести урок другим. Поэтому он может не бояться пули из-за угла, но должен опасаться неких особых обстоятельств. И если бы ему самому удалось подстроить