Самоубийства… Возможно ли, чтобы криминалисты ошиблись? Или, что гораздо важнее, возможно ли покончить с жизнью таким жутким, варварским, совсем не женским способом? Женщины выбирают яд. Или высоту, чтобы лететь, как птица. Она где-то читала… Арина не знала Альбину, но с Софьей общалась достаточно долго, чтобы понять: ничего такого… фатального та не планировала. Софья, так же как и она сама, хотела разобраться в происходящем, найти убийцу. Инашла его. Или, скорее, он нашел ее. Нашел и заставил покончить с собой? Как? Что может быть ужаснее такой смерти? Какая альтернатива? Почему никто из них несопротивлялся? Почему подпустили его так близко?..
Сколько бы Арина ни думала, сколько бы ни ломала голову, ничего не выходило. Криминалисты ошиблись. Только так и никак иначе.
Часы прокуковали полночь, час ночи, потом два. Кофе не помогал, все четыре выпитые чашки. Усталость брала свое. Вгостиной на тахте было бы удобнее, чем на жестком стуле, но Арина оставалась на кухне, глушила бесполезный кофе, разглядывала черное и белое кольца, даже не пытаясь понять, какая сила в них заключена.
Рисунок менялся. Кольца из золы и соли то расплывались, то делались четкими, как нарисованные фломастером. Черное кольцо то выходило за пределы белого, то возвращалось на прежнее место. Итогда Арине казалось, что перед нею мишень. Ив центре ее– что-то фиолетовое, хрупкое. Из другого мира. Безвременник, давно сорванный, поникший, каким-то нездешним ветром занесенный на ее кухню, в самый центр черно-белого колдовского круга…
…Грозный рык раздражал, мешал любоваться фиолетовым чудом, тянул за собой, прочь, прочь из сна…
Рык…
Арина проснулась в одно мгновение, словно вынырнула из воды на поверхность, жадно глотнула прохладный, пахнущий дождем воздух, открыла глаза.
Черно-белый круг из соли и золы больше не выглядел идеальным. Обе линии, и белая, и черная, были прерваны, а в центре лежал безвременник– чахлый стебелек, поникшая головка…
–Красивые цветы,– тихий, вкрадчивый голос отодвинул на задний план рык Блэка, сдернув Арину со стула.– Явсегда любил такую вот обнаженную красоту, это трагическое увядание.
Он стоял в нескольких метрах от Арины. Из открытой двери тянуло холодом и ночной сыростью, а белой солевой границы больше не было. Арина отчетливо это видела со своего места. Не сработала защита. Ошиблась Анук…
–Ты не бойся. Не надо меня бояться. Пока…– Одежда с чужого плеча, кожаная куртка, мешковатые джинсы, растоптанные кроссовки, те самые, уже виденные. Короткий ежик белых волос, сизая щетина на впалых щеках и глаза– полупрозрачные, светлые, почти белые, безумные.
–Убери это!– Вхриплом голосе– недоумениепополам с раздражением, и ищущий взгляд, направленный на готового напасть Блэка.– Яне знаю, что это, но чувствую его ярость. Ярость ведь самое яркое, самое живительное чувство. Язнаю. Мне ли не знать! Но ты не бойся. Япришел поговорить.
–Очем?– Впоясницу уперся край стола, рука потянулась за веретеном. Ему Арину так просто не взять. Не на ту напал.
Веретено удобно легло в ладонь, нагрелось, почуяв черную кровь, ту самую, которая не даст ее в обиду. Не должна дать.
–Япришел, чтобы предупредить.– Только сейчас Арина поняла, что не видит его рук, которые он прячет в карманах куртки.– Не вмешивайся. Не лезь в это дело, если не хочешь стать одной из них. Кровь, девочка. Очень много крови… Кап-кап… Цвет крови успокаивает. Странно, правда? Быки не различают цвета, а им суют под нос красные тряпки. Какая глупость! Ая люблю, когда кровь… Это музыка, только музыка цвета… Яначал понимать… давно, в прошлой жизни. Она бывает разная… Бывает море, бездонное море черной, застоявшейся крови. Вязкое, засасывающее, завораживающее. Абывает кровавый дождь над морем. Как-кап… Это тоже красиво, но другой, более светлой красотой. Ты понимаешь?
Арина не понимала, но кивнула, покрепче сжала веретено, скосила взгляд на верного Блэка– жди команды!
–Аони отняли это у меня. Все, до последней капельки. Какая насмешка!
Он был одержим, этот стоящий напротив мужчина, но одержим не бесами, не злыми духами, а болезнью. Обычное сумасшествие…
–Что вам от меня нужно?
–Афиолетовый– это тоже кровь, только другая, венозная.– Бабай ее не слушал, рассуждая о прекрасном. Или ужасном. Это как посмотреть.
–Вы хотели меня предупредить…
–Да… Язатем и пришел. Ты мне нравишься. Понравилась еще тогда.
Арина не стала спрашивать когда.
–Но мир устроен очень жестоко. Самую сильную боль мы причиняем тем, кого любим. Вот этими самыми руками.
Узкие плечи поползли вверх, и руки выскользнули из карманов куртки. Изящные руки музыканта с обгрызенными ногтями и пятнами чего-то красно-бурого. Нет, нельзя себя обманывать! Руки Бабая были в крови. Иее собственная черная кровь всколыхнулась, с силой ударила в стенки сосудов, почти оглушила.
–Блэк, взять!
Призрачный пес, единственный верный друг, сорвался с места, врезался в грудь Бабая, и тот покачнулся. Арина видела это собственными глазами. Бабай чувствовал потустороннее, реагировал на него. Он отшвырнул Блэка с утробным, не отличимым от звериного рыком, в его правой руке оказался нож с тусклым, нечистым лезвием, с окровавленной рукоятью. Илицо, до этого спокойное, даже отрешенное, вмиг изменилось. Словно кто-то невидимый сорвал с него человеческую личину, обнажая самую суть, превращая в чудовище без лица.
Все, теперь уже точно все…
Арина выставила перед собой веретено, приготовившись защищаться и, если придется, убить. Анук ошиблась: легко решиться на что угодно, когда видишь близко такое лицо. Одержимый… Все-таки одержимый…
Черная тень, стремительная, как летучая мышь, соткалась из предрассветных сумерек, встав между Ариной и Бабаем. Марго пересекла разрушенную границу, ворвалась в дом изголодавшимся ураганом. Мгновение– Арине показалось, что целую вечность. Она всматривалась в ее лицо, выискивая слабые места, готовая напасть, вонзить черные когти в беззащитную плоть, и потом напала. Но не на Арину, а на Бабая. Грудью насадилась на нож, впилась когтями в лицо, прямо в бесцветные глаза. Бабай закричал, замахал руками, словно выпутываясь из невидимой паутины. Марго соскользнула с ножа, с шипением отпрянула к двери, к готовому снова ринуться в бой Блэку.
Они ее защищали! Мертвый пес и мертвая ведьма, которая, даже будучи неупокоенным духом, умудрилась остаться человеком. Им было тяжело, контакт с миром живых причинял боль. Арина не знала почему, но точно знала, что так и есть. Им было тяжело, они рисковали, но не собирались отступать. Итогда Арина сделала шаг навстречу Бабаю. Друзей надо защищать…
Острие грязного ножа уперлось ей в грудь. Острие веретена уперлось в грудь Бабаю. Вот так… Кто кого? Ичем это закончится?
Лезвие пропороло ткань, царапнуло кожу. Острие веретена тоже пропороло, тоже царапнуло. Дуэль между безумцем и ведьмой, заведомо проигрышная для обоих…
Лицо без личины, лишенное признаков пола и возраста, дрогнуло, пошло рябью, как вода старого пруда. Ибелесые ресницы тоже дрогнули, чуть недоуменно. Вбесцветных глазах сначала родилась боль, потом недоумение, и Бабай сказал сиплым, едва слышным голосом:
–Если ты станешь мне мешать, придется тебя убить.
–Яубью тебя раньше.
Острие веретена проткнуло кожу, ввинтилось в мышцы. Острие ножа дрогнуло, но осталось неподвижно.
–Ведьма…– Тонкие губы растянулись в улыбке, больше похожей на оскал.– Все вы ведьмы. Иона была такой. Нет, не такой. Иты другая, ты отличаешься от них всех. Безвременник на стылой осенней земле. Такой красивый и хрупкий…
Острие ножа шевельнулось, оставляя на Аринином теле еще одну метку.
–Знаешь, как мне хочется убить тебя, надавить чуть сильнее, провернуть лезвие? Но мертвый безвременник– это уже не так красиво. Мертвый безвременник– вестник смерти. Унее много вестников, я научился видеть каждого. Каждую! Ты не должна мешать, маленькая, глупая ведьма. Не должна останавливать меня, менять мою суть. Она попробовала и поплатилась… Она тоже была безвременником, хрупким цветочком, вестницей смерти.
Бабай заскрежетал зубами так громко, так отчетливо, словно перемалывал камни, и Арина поняла: наступил его предел, сейчас он вонзит в нее нож. По самую рукоять…
–Не смей мне мешать!– Из-за скрежета она едва слышала слова. Апотом боль и давление в груди вдруг исчезли. Бабай отшатнулся, соскальзывая с острия веретена, шагнул к столу, всадил нож в деревянную столешницу чуть ли не по рукоять. Выдернул, снова всадил. Он кромсал дерево, засыпая все вокруг щепой, солью и золой. ААрина с пугающей ясностью понимала, что всего мгновение назад этот страшный человек точно так же был готов кромсать ее тело. Не понимала она лишь одного: чего Бабаю стоило переключиться, перенести свою ярость с живого на мертвое. Колени подогнулись, будто ей перерезали сухожилия, и Арина сползла по стенке на пол, зажала уши руками, чтобы не слышать, зажмурилась, чтобы не видеть.
Тишина наступила внезапно. Ярость иссякла, ушла в изрубленный в щепу стол. На колени Аринеупал цветок безвременника, а голос Бабая сказал:
–Явсе равно ее убью. Яне могу не убивать.
–Кого?– Она так и не решилась поднять взгляд выше испачканных солью и золой брючин. Унее просто не хватило сил.
–Убивать тебя я не хочу. Но если ты еще раз станешь у меня на пути, сделаю это.
Арина не видела, как он наклонился над ней, просто почувствовала каждой клеточкой своего напуганного, измученного тела. Икогда его губы коснулись ее макушки, не оттолкнула, а лишь еще крепче закрыла глаза.
–Ты вкусно пахнешь. Почти так же вкусно, как кровь.
Шаркающие, стариковские шаги, скрип половиц. Все, он ушел. Теперь уже точно.
–У-ш-ш-ел…– Голос-шипение доносился словно из другой Вселенной. Странный, незнакомый голос.– Мне плох-х-хо…
Арина открыла глаза, чтобы не только слышать, но и видеть, кому там плохо. Разве кому-то может быть хуже, чем ей, которая едва не убила и едва не умерла?