–Вы желаете меня… обезоружить?– Зеленые глаза как колодцы, упадешь– не выплывешь. Так он и не хочет выплывать.
–Желаю… вас…– Горло пересохло, а в голове туман.– Обезоружить…
Смех перезвоном, холодная ладонь на горячей щеке.
–Хороший мальчик, послушный. Они все меня слушаются, от мала до велика. Еще ни один не посмел ослушаться. Вот тут они у меня!– Ладонь сжимается в кулачок.
–Отпустите…
–Может, и отпущу. Интересный экземпляр, породистый. Чувствуется в нем мощь. Ялюблю таких… горячих. Вот только пусть он сначала кое-что для меня сделает.
Что угодно! Он же ради этого и пришел, чтобы защитить, исполнить любое желание.
–Это тебе, мой рыцарь. Подарок.– Владонь ложится кинжал– красивый, старинный. Волков разбирается в таких вещах, умеет ценить не только женскую красоту.
–Спасибо.
–Это тебе спасибо. Апистолет отдай, от греха подальше.
Зачем ему пистолет, когда есть кинжал, когда она просит!
–Ты знаешь, что нужно сделать.– Глаза-колодцы близко-близко…
Теперь он знает, до краев наполняется ненавистью к той, другой, съежившейся у стены. Высокие скулы, острый носик, глаза как плошки. Ина дне их– не страх, нет, жалость. Кого ей жаль, маленькой ведьме, посмевшей стать у него на пути?
–Волков, это же я…
–Да, ты…
Синяя жилка бьется быстро-быстро. Захочешь– не промахнешься. Но спешить нельзя. Крови должно быть много, умирание должно быть долгим. Так она хочет. Долго не получится, Волков точно знает. Крови много, но смерть почти мгновенная. Как же быть?
Острие кинжала скользит по белой коже, оставляя кровавую дорожку.
–Волков…– Шепот-шелест отвлекает и раздражает.– Андрей, не поддавайся, не слушай ее…
Почему-то убить никак не получается. Глаза-плошки… Что в них такого?
–Закрой глаза.
–Нет.
–Тебе не будет больно.– Будет много крови, но боли не будет.
Ярость куда-то делась, вылилась из души, как вино из прохудившегося бурдюка. Остался толькодолг, как на войне. Но на войне он не убивал женщин. Женщин нельзя даже бить… Не по-мужски…
–Давай же!– Окрик, как удар хлыстом. Испине больно, как от хлыста.– Убей!
–Андрей, не слушай ее…
–Делай, что велю…
–Мальчик, сопротивляйся…
Мальчиков на войну не берут… Женщин бить нельзя… Лицо какое знакомое… Родинка на левой щеке… Все родинки он знает наперечет… Иэту тоже…
Рычание– яростное, отчаянное. Ируке с кинжалом не больно, но как-то… странно. Это призрачный пес впился призрачными зубами, защищает. Кого? Арину?..
–Арина…
–Волков…
–Борись, мальчик!..
–Убей!..
Не подчиниться приказу нельзя. Тик-так… Убить хочется, аж челюсть сводит.
–Или она, или ты. Выбирай!
Или она, или он… Волков смерти не боится. Ираньше не боялся. Даже когда еще пацаном попал на войну. Он за нее боится…
–Убей!
–Волков!
–Мальчик, не слушай!
Черное лезвие острое, милосердное. Больно не будет. Икрови много тоже. Главное– не промахнуться. Тик-так…
–Волков, нет!!!
–Мальчик!!!
–Глупец!!!
…Ив самом деле, совсем не больно. Наоборот, наваждение отпускает, а черная рукоять размеренно подрагивает в груди в такт ударам сердца. Тик-так…
…Мир кувыркнулся, и Арина кувыркнулась вместе с ним. Рухнула в разверзшуюся воронку вслед за Волковым, схватила. Держать, не отпускать! Привязать к себе, чтобы не ушел, не умер. Чтобы не смел снова ее бросить…
Черная кровь проснулась от яростного крика, от нежелания мириться с неизбежным.
«Марго, мне нужно веретено!»
«Япопробую».
Иуже через мгновение веретено, родовая батарейка, упало на колени, завибрировало, нагрелось, наполняя онемевшие руки силой. Получилось!
–Глупец! Чертов идиот!– Голос Саломеи забивает все пространство домика, из-за него тесно и душно.– Хорошо тебе теперь полудохлому? Скажи, хорошо?
Острие веретена нагревается, точно жало паяльника. Пахнет паленым. Это веревка и немножко кожа. Быстрее…
–Он живой,– шепчет Анук то ли успокаивающе, то ли предупреждающе.– Нож в ране, мой нож… сдерживает кровотечение. Арина, соберись, успокойся.
Ей нельзя успокаиваться, ей нужны все силы. Ради Волкова.
–Нож в ране?– Саломея смеется, падает перед Волковым на колени, склоняется, словно собирается его поцеловать.– Так это поправимо.– Костлявая рука тянется к рукояти.
–Не смей!– Путы падают, но осознание того, что ей не успеть, не остановить, парализует.– Не трогай его!
Слезы… беспомощные и горячие, как острие веретена, застилают глаза, прожигают огненные дорожки на щеках. Ачерная кровь, которая хранит память всех, кто был до нее, уже действует.
Веретено, маленькая деревянная торпеда, летит вперед, раскаленным жалом впивается Саломее вплечо, отшвыривает к распахнутой двери. Атам, у двери, ее уже ждут…
Глаза Бабая по-кошачьи горят в темноте, улыбка похожа на оскал, и в улыбке этой– приговор.
Вскидывается вверх рука с камеей!
–Ты не сможешь!
Падает вниз рука с ножом.
–Смогу, не сомневайся. Яслишком долго терпел!
Туман пульсирует от радостного нетерпения, помогает Бабаю тащить сопротивляющуюся Саломею прочь, глушит отчаянные крики. Лучшего подельника, чем туман, не найти. Наконец-то Бабай обретет покой…
Ползком по грязному полу, не обращая внимания на впивающиеся в ладони занозы, к Волкову. Черная рукоять как метроном. Тик-так… Дыхание хриплое, с присвистом. Лицо бледное, бескровное, губы синие. Аглаза открыты, следят за каждым ее движением.
–Молчи… не говори ничего. Тебе нельзя разговаривать…
Вотросших волосах– серебряными блестками чешуйки. Сдлинными волосами он совсем молодой, почти мальчишка. Мальчикам нельзя умирать. Это неправильно!
Рукоять-метроном… тик-так… отсчитывает оставшиеся секунды жизни. Все медленнее, все слабее. Аглаза смотрят внимательно, и губы силятся что-то сказать.
–Все… нормально. Не плачь.
–Что мне делать, Анук?– Анук старая, мудрая. Она должна знать.– Может, ваши травы?..
–Он умирает, девочка. Отпусти, не мучай.
–Нет!– Собственный крик глушит.– Должен быть выход, я точно знаю!
–Не мучай… Тут и Марта не помогла бы…
–Все хорошо…– Волков, умирающий Волков улыбается.– Приду… призраком.
–Мне не нужен призрак! Яхочу тебя здесь, в этом мире!
Вэтом мире… Если миры перемешать, если замкнуть теневой Круг и попросить, загадать одно-единственное желание…
–Не делай этого, девочка!– Анук знает, видит по взгляду, что решение принято.– Отпусти его!
–Не могу…– Губы касаются колкой щетины.– Волков, слышишь меня? Ятебя не отпускаю!
Верная Марго уже рядом, смотрит понимающе.
–Ты мне поможешь?
–Да. Только, Арина…
–Что?..
–Яхочу уйти. Устала…
–Хорошо, только помоги!
Протянуть руки, сжать ладони Марго, зажмуриться от боли и лавины незнакомых чувств. Замкнуть Круг.
Получилось?..
…Мир замер, остановился. Капельки тумана, блестки-чешуйки, неподвижная рукоять кинжала. Межвременье, теневая сторона. Уже знакомая, но неисследованная.
–Говори!– Лицо Марго застыло гипсовым слепком. Теневой стороне не нужны лица, только теням тут место.– Загадывай!
–Загадывай…– Тень, ее собственная, но все равно неузнаваемая, становится в Круг третьей подружкой. Унее тоже нет лица, но есть что-то похожее на душу– золотая искорка там, где должно быть сердце.
–Иты тоже загадывай.– Вторая тень выступает из темноты, берет их с Марго за руки. Четвертая подружка.
–Сначала ты.– Марго смотрит ей в глаза, и тень-подружка тоже. Золотая искорка загорается чуть ярче.
–Только не ошибись.– Ее собственная тень меняется. Широкие лапы, кисточки на острых ушах. Почти как в гадании Анук. Втеневом мире она рысь с золотой искоркой вместо сердца.– Проси о самом важном.
Оважном. Важнее ничего и быть не может.
–Волков жив!
Золотая искорка вздрагивает чуть удивленно.
–Ты уверена?
–Волков жив и здоров!
–Принято!
Тень Марго похожа на кошку, длиннохвостую, длиннолапую, красивую.
–Теперь ты.
–Хочу освободиться, уйти туда… туда, где мне место, где меня ждут.
Тень одобрительно кивает остроухой головой– правильное желание, разумное.
–Принято. Можешь идти.
–Арина…– Прощальный взгляд, прощальные объятья, теплые, человеческие.– Спасибо…
–Счастливого пути.
Марго уходит привычным способом, просто исчезает. Итень-кошка исчезает следом, прощально мигнув золотой искоркой.
–Аты отчаянная.– Ее собственная тень теперь обычная, человеческая. Держать ее за руки… странно, но не страшно.
–Он будет жить?
–Да. За него не бойся, бойся за себя.
Бояться за себя никак не получается, кончилисьи силы, и чувства. Втеневом мире они не нужны.
–Не боишься,– тень кивает, в голосе ее чудится сожаление.– Придется платить.
–Язнаю.
–Аготова?
–Он был готов умереть вместо меня.
–Люди такие странные.– Тень снова меняется, становится остроухой, широколапой, нервно дергает коротким хвостом.– Значит, ты тоже готова?
–Да.
–Смерть бывает разная. Ты знаешь?
–Яуже приняла решение.
–Глупая! Поменялась, не глядя, не зная, что получишь, что отдашь.
–Аможно?
–Что– можно?
–Увидеть, что получу?
–Можно.– Тень подается вперед, ее дыхание холодное, как воздух в феврале.– Смотри.
…Рыбацкая избушка. Огарки свечей на дощатом столе. Блестки-чешуйки на полу. Вмутном рассветном свете они уже почти не видны, просто угадываются на дне редкого, клочковатого тумана. Это все не важно, это декорации. Важны люди…
Волков. Не похож на мертвого, похож на спящего. Отросшие волосы завиваются на кончиках из-за тумана. Лицо спокойное, глаза закрыты, и тени от ресниц острыми стрелками на полщеки. На голой груди– повязка. Рубиновые капли на белой ткани. Белого много, рубинового мало. Это добрый знак. Присесть рядом, прижаться ухом к груди, осторожно, чтобы не разбудить, не сделать больно, но услышать размеренное тук-тук… Кинжала нет, однако сердце бьется. Не обманула тень.