Энджи и сама не знала, но ноги совсем затекли, и она все-таки рискнула их вытянуть.
Вздрагивая от малейшего шороха и испуганно озираясь, Энджи просидела так до утра. Только когда небо стало сереть и воздух – насыщаться светом, она смогла немного расслабиться и наконец оценить условия, в которых оказалась. Глубокая яма была размером приблизительно два на два метра. Ничего, кроме земляных стен, в ней не было. Только старая, проржавевшая до дыр эмалированная кастрюля валялась в углу. Ни какой-нибудь подстилки, ни даже пучка соломы, на которых можно было бы прилечь, только сырая, голая земля. Энджи с тоской вспомнила свой клочковатый матрас, на котором спала в доме Прасковьи, сейчас он ей казался королевским ложем.
«И что? – раздраженно думала она. – Сколько они собираются меня здесь держать?»
Минуты проходили за минутами, часы за часами, но никто не появлялся, чтобы ответить на этот вопрос. Жажда становилась нестерпимой, пустой желудок требовал пищи и болезненно сжимался. Но, судя по всему, никто не торопился облегчать ее страдания.
«Хоть бы бутылку воды кинули, – злилась Энджи, – даже закоренелых преступников кормят в тюрьмах, а я ничего плохого не сделала. Это просто немыслимо!»
Но жажду в этот день ей все же удалось утолить. Нежные, белоснежные облака, темнея и разрастаясь, закрыли солнце и, потемнев, разразились проливным дождем. Обрадовавшись первым каплям долгожданной влаги, Энджи, подставляя ладони, смогла наконец утолить жажду. Ей даже удалось запастись водой впрок, набрав ее в старую кастрюлю. Вода утекала через дырку на дне, но, прислонив дырявую посудину наискосок к стене, удалось найти хоть неустойчивое, но все же положение, позволяющее сохранить немного драгоценной воды.
Как худа без добра не бывает, так и наоборот, добра не бывает без худа. Благодаря дождю Энджи утолила нестерпимую жажду, но зато ей теперь приходилось мириться с полуболотным существованием. Дождь щедро размочил сухое до этого дно ямы, превратив его в грязное, непролазное месиво.
Не желая сидеть в грязи, Энджи простояла какое-то время на ногах, но в конце концов была вынуждена опуститься в грязь, потому что ноги уже совсем ее не держали.
За весь день ни одна душа не подошла к яме и не поинтересовалась, жива ли она. Никто не кинул ей корочки хлеба и не спустил хотя бы кружку воды. И если вначале Энджи надеялась, что злобные старухи решили ее просто немного проучить и вскоре выпустят, то чем ниже солнце склонялось к горизонту, тем отчетливее к ней приходило понимание, что никто не придет, она уже никогда не выберется из этой ямы. Ее просто бросили умирать от голода в этой грязной норе, полной крыс и мокриц.
«Господи, за что мне это!» – в отчаяние взывала она то ли к Богу, то ли к дьяволу.
Сколько она ни крепилась, но слезы ручьем полились из глаз, и Энджи разрыдалась, размазывая их по щекам и смешивая с грязью. Когда слезы иссякли, девушка забылась сном. Ей снилось, что она идет по какому-то незнакомому парку. Старая, милая аллея, обсаженная вековыми толстенными липами и вся засыпанная листвой, вдруг превратилась в запущенный еловый лес. Ей становится страшно, и, развернувшись, она хочет вернуться, но пути назад нет. Выросшие за миг огромные ели перекрыли дорогу сплошной, непролазной стеной. Ей не остается ничего другого, как идти дальше. Она бредет по лесу, теряя силы и надежду, и вдруг видит Жужу. Собачка стоит метрах в трех от нее и, приветственно помахивая хвостиком, смотрит на хозяйку с тем милым выражением, которое Энджи так любила.
– Жужу! – кричит она и спешит к собачке.
Но, подпустив ее чуть ближе, Жужу отбегает и снова оборачивается, как будто поджидая нерасторопную хозяйку. Энджи бежит со всех ног, пытаясь ее догнать, но та не дается в руки, а лишь дразнит, уводя за собой все дальше и дальше. Наконец лес кончился и девушка вышла на залитую солнцем опушку, а вот и тропинка, которую показывала ей Прасковья. Жужу стоит как раз на ней и, наклонив изящную головку, как будто улыбается. Затем разворачивается и бежит вглубь леса.
– Жужу, вернись! – в отчаянье кричит Энджи и из последних сил устремляется вслед, боясь потерять свою любимицу.
Но той и след простыл, но девушка не сдается и бежит по тропинке, надеясь еще раз увидеть Жужу. Узкая дорожка петляет между деревьев, и ей кажется, что вот сейчас, за этим поворотом она подхватит свою девочку на руки, но каждый раз успевает увидеть лишь мелькнувший хвост. Энджи падает и в полном отчаянии рыдает, не в силах смириться со своей потерей, как вдруг чувствует, что на нее кто-то смотрит. Подняв голову, она видит на тропе черного пса.
Глава 21
От неожиданности Энджи проснулась. Открыв глаза, она не сразу вспомнила, где находится, но липкая грязь под рукой быстро вернула ее в реальность.
«Жужу, милая Жужу! – с тоской подумала она, все еще переживая погоню во сне. – Как мне тебя не хватает!»
В яме царил полумрак, и после дождя значительно похолодало. Энджи начала замерзать и, обхватив себя за плечи руками, пыталась удержать хоть немного тепла.
«Милая Жужу, – думала она, выстукивая зубами дробь, – ведь ты мне хотела что-то сказать, но что? И при чем тут черный пес?»
Начинало темнеть, а это означало, что Энджи находится в яме уже больше суток и, судя по всему, вытаскивать отсюда ее никто не собирался. Если она сама что-нибудь не придумает, то так здесь и умрет.
«Думай, Энджи, думай! – понукала она засыпающий мозг. – Если Георгий до сих пор не появился, значит, с ним что-то случилось. Он не мог бросить меня здесь. Скорей всего, эти старухи его тоже где-то заперли и ему самому нужна помощь. Кто же мне может помочь?»
Перед ее мысленным взором возник черный пес.
«Боже, как же я раньше не догадалась, он же повинуется мне как ведьме, значит, стоит его позвать».
Энджи постаралась сосредоточиться и, мысленно представив перед собой пса, негромко произнесла:
– Игорь, иди ко мне! Игорь, ты мне нужен!
Задрав голову, она посмотрела вверх, надеясь увидеть собаку, но ее там не было.
– Игорь, я требую, чтобы ты пришел! – постаралась она добавить в голос побольше властности.
Где-то через полчаса страстных призывов и испепеляющих земляную стену взглядов она совсем отчаялась, но усилием воли пыталась подавить накатывающую волнами панику:
– Спокойно, наверное, я что-то делаю не так.
Решив поэкспериментировать, она встала, подняла руки вверх и зловеще зашипела:
– Игорь, иди к своей госпоже! Немедленно!
Но ни потрясание рук, ни монотонные завывания также не принесли желанного результата. Ничего не происходило, пес не спешил ее спасать.
– Бестолковая собака! Шавка безмозглая!
Чувствуя нарастающую злость, она решила попробовать разжечь ее еще больше, разбудить такую ярость, которая сможет вызвать бурю, смерч, торнадо, которые разнесут к черту эту проклятую деревню, а заодно и преподнесут ей на блюдечке пса. Но на этот раз у нее почему-то ничего не получалось. Волна гнева, которую она выпускала из себя, не покидала пределов ямы, а, как будто ударившись о преграду, возвращалась назад, сбивая ее с ног.
– Да что за фигня такая! – недоумевала девушка, в очередной раз поднимаясь на ноги и потирая синяки.
Она не понимала, почему раз за разом ее постигает такая постыдная неудача. Напрыгавшись до полного изнеможения, набив синяков и шишек, Энджи практически сорвала голос и без сил сползла на пол. Ей пришлось признать свое полное поражение:
– Хреновая из меня ведьма!
Час проходил за часом, ночь полностью вступила в свои права, и Энджи, устав пялиться в кромешную темень, закрыла опухшие от слез глаза. На нее накатило полное безразличие, надежда на спасение угасла, она сдалась, и только сухие, обветренные губы почти беззвучно шептали:
– Игорь, Игорь…
Погрузившись в полудрему, она не услышала, как кто-то оттащил борону в сторону, и только тихое собачье повизгивание привлекло ее внимание.
Вздрогнув, она задрала голову и не сразу поняла, что на фоне звездного неба на нее сверху смотрит собака, и, судя по размерам, довольно крупная.
– Игорь? – высказала она догадку, – Игорь, это ты?
Ей показалось, что пес кивнул.
– Ты должен мне помочь, – вскочила она на ноги и, сложив молитвенно руки, попросила: – Пожалуйста, вытащи меня отсюда.
Пес наклонил голову набок, как будто раздумывая, а затем собачья голова исчезла.
– Эй, ты куда? – испугавшись, что он уйдет, засипела Энджи. – Не смей меня здесь оставлять! Слышишь? Я приказываю тебе!
Но того и след простыл. Снова и снова она взывала к псу, но он не возвращался. Ей казалось, что она громко кричит, но из пересохшего горла вырывались лишь тихие, хриплые звуки.
«Он ушел, ушел…» – стонала она, в отчаянии заламывая руки и сползая на землю.
Надежда на спасение, вновь было затеплившись, снова ее покинула. Услышав сверху шорох, она подняла голову и увидела собаку. Та держала в зубах конец веревки, а другой, вероятно, был опущен в яму. Поднявшись на ноги, Энджи пыталась найти его в полной темноте, ощупывая руками стены, но его не было.
– Веревка короткая, – чуть не плача, сказала она. – Игорь, найди Георгия, приведи его сюда, он что-нибудь придумает.
Пес снова исчез, но на этот раз Энджи уже не стала паниковать.
«Нужно подождать, он обязательно его найдет, – утешала она себя. – Он умен не по-собачьи, и у него нюх, он обязательно вернется, главное, чтобы Георгий сам был в порядке».
Ждать пришлось долго, чего только Энджи за это время не передумала, представляя себе Егоршу то с переломанными ногами, то валяющегося в пьяном забытье, но наконец над ямой показалась его голова.
Наклонившись, он пытался разглядеть, что там внизу, но тьма была непроглядной.
– Энджи, ты здесь? – прошептал он.
Не услышав ответа, позвал чуть громче:
– Энджи!
– Георгий, это ты? – вскочила она на ноги.
– Да, я. Тихо, не кричи, я тебе сейчас скину веревку, ты сможешь выбраться? – ответил тот.