Настроение значительно улучшилось, ведь теперь путь к свободе был открыт.
Добравшись до деревни, Энджи медленно ехала по единственной и пустой улице.
«Куда все подевались?»
Если она не найдет подмоги, то что ей делать со старухой? Доехав до конца улицы и так и не встретив ни одной души, Энджи развернулась и поехала назад.
«Буду ездить здесь до тех пор, пока не встречу кого-нибудь, – закусила она губу, – Ведь не вымерли же они все тут».
Проезжая мимо одного, когда-то зеленого, дома, она заметила дрогнувшую в окне занавеску.
Захлопнув за собой дверцу, Энджи решительно направилась к дому, выдавшему притаившегося хозяина. Откинув петлю с калитки, она зашла во двор, поднялась на крыльцо и вежливо постучала в дверь. Открывать ей, по-видимому, никто не собирался. Девушка постучала еще раз, на этот раз посильнее:
– Эй, есть кто дома? – крикнула она.
На отчаянный зов никто не откликнулся.
«Да что с ними такое, – начала она злиться, – сидят как мыши в норах. Чего они боятся?»
Решив, что терять ей нечего, а поговорить с местными нужно, Энджи изо всех сил забарабанила кулаками в дверь:
– Я знаю, что вы дома! Открывайте!
На призыв упрямо не отвечали. Разозлившись не на шутку, Энджи схватилась за ручку и начала ее дергать туда-сюда. Что-то щелкнуло, дверь поддалась и приоткрылась. Девушка толкнула ее рукой и зашла внутрь.
– Эй, я в доме, выходите! – предупредила она хозяев о своем вторжении.
Осторожно ступая по скрипящему полу из старых еловых досок, Энджи медленно продвигалась вглубь. Встретить ее никто так и не вышел.
«Может, и правда никого нет, а я вломилась», – мелькнуло сомнение, но тут она услышала осторожный скрип из комнаты и решительно взялась за ручку. Дверь распахнулась, Энджи заглянула внутрь:
– Здравствуйте, изви… – начала она и запнулась на полуслове, глаза ее изумленно расширились, брови поползли вверх.
Глава 6
– Мама, а что ты тут делаешь?
Валентина поднялась с кровати и накинула на себя халат.
– Как ты вошла? – сверлила она дочь пронзительным взглядом.
– Дверь была открыта! – выкрикнула Энджи, возмущенная игнорированием своего вопроса.
– Ты мне лжешь! – начала напирать на нее мать и хотела продолжить тираду, но вдруг передумала.
В глазах Валентины полыхнул гнев, но тут же возмущение сменилось на что-то похожее на испуг.
Черный пес, лежа у кровати, при виде чужака вскочил на лапы. Но, вместо того чтобы зарычать на Энджи, суровый страж припал на живот, прижал уши к голове и жалобно заскулил.
Девушка удивленно спросила:
– Что это с ним?
Не отрывая тела от пола, пес подполз к ней и склонил голову. Энджи, испуганная странным поведением малознакомой собаки, инстинктивно отскочила в сторону. Валентина, наблюдая за собакой, побелела, губы затряслись. Видимо, это зрелище поразило и ее, и не самым приятным образом.
Пес лежал не шевелясь и как будто ждал какого-то решения от Энджи.
– Хорошая собака… – неуверенно произнесла она.
Тот как будто понял и, не смея смотреть ей в глаза, так же по-пластунски отполз к Валентине и, только добравшись до нее, посмел встать на лапы. Но и стоя, он держал голову опущенной, тем самым выражая полное смирение.
Энджи растерянно пожала плечами и перевела взгляд на Валентину.
– Так что ты здесь делаешь? – с напором спросила она, решив, что после странной эскапады пса вправе допрашивать мать.
Та вздернула подбородок и с вызовом посмотрела на дочь. Она явно давала понять, что не намерена отчитываться. Энджи почувствовала ее сопротивление, но не сдала позиций, как это делала обычно, и ответила матери требовательным взглядом. Две женщины, мать и дочь, стояли друг напротив друга и уже не скрывали своего противостояния. Для Энджи это было впервые, и где-то глубоко внутри она почувствовала пакостное удовлетворение.
Первой отвела глаза Валентина. Стараясь максимально сохранить чувство собственного достоинства, она с непроницаемым лицом прошла мимо дочери и вышла вон. Пес нерешительно взглянул на Энджи. Она непроизвольно кивнула. Получив разрешение, пес обошел ее бочком и выскользнул за дверь. Девушка проводила собаку изумленным взглядом.
– Мама! – выйдя, наконец, из ступора, кинулась она вслед. – Ты куда?
Валентина даже не оглянулась и продолжила чеканить шаг в сторону леса. Глядя ей вслед, Энджи почувствовала такой же прилив ярости, как утром в машине. Гнев клокотал внутри, требуя выхода, и она выплеснула его возмущенным криком:
– Вернись немедленно!
Мать остановилась. Пошатнувшись, как от удара в спину, она с видимым трудом устояла на ногах и, развернувшись, пошла к дочери. Походка Валентины была очень странной. Создавалось впечатление, что она идет против воли и кто-то подталкивает ее сзади. Лицо было перекошено от бессильной злобы на собственную беспомощность. Пес, жалобно поскуливая и прижав уши к голове, семенил вслед за ней. Дойдя до дочери, Валентина остановилась, упрямо вздернув подбородок, и вперила в дочь негодующий взгляд.
Энджи, пораженная увиденным, растерянно спросила:
– Что это было?
Валентина смотрела на нее с неприкрытой ненавистью и явно не собиралась ничего объяснять.
– Ладно, – вздохнула немного испуганная и ничего не понимающая девушка, – нам нужно похоронить бабушку Прасковью и убираться отсюда. С кем здесь можно об этом поговорить?
В глазах матери промелькнула усмешка:
– Вряд ли тебе здесь помогут, – соизволила она подать голос.
– Это почему? – искренне удивилась Энджи.
– Прасковью здесь не любили и боялись.
– В это я верю, но она умерла, и ее нужно похоронить по-человечески.
– Ну, дерзай, – усмехнулась мать, – а я пошла.
Развернувшись, она направилась к лесу.
– Так с кем можно поговорить? – крикнула ей в спину Энджи.
– Попробуй с Балашихой, – обернулась мать и показала на желтый дом с большим палисадником.
«Странная она какая-то, очень странная», – думала девушка, подходя к указанному дому.
Поднявшись на крыльцо, она постучала в дверь. Послышались тяжелые шаги, дверь приоткрылась, и в узкую щель выглянула пожилая женщина. Судя по ее виду, она была не очень здорова: дыхание со свистом вырывалось из легких, лицо было одутловато, а кожа имела зеленоватый оттенок.
– Чего тебе? – недружелюбно спросила она.
– Извините, – улыбнулась Энджи своей самой обаятельной улыбкой. – Я хотела спросить, не подскажете ли вы, к кому тут можно обратиться по поводу похорон.
Судя по озадаченному лицу, деревенская женщина не привыкла выслушивать такие длинные обороты речи и суть вопроса поняла не сразу. Когда же понимание пришло, припухшие глаза загорелись любопытством, и дверная щель стала чуть шире.
– Кого ж ты, дочка, хоронить собралась?
Обрадовавшись, что женщина продемонстрировала готовность к диалогу, Энджи приободрилась и с готовностью ответила:
– Прабабушку мою, точнее прапрабабушку.
Та удивленно спросила:
– А ты чья будешь? Что-то я тебя не припомню.
– Так Свиридова я, – ответила Энджи, но тут же сообразила, что фамилия отца ничего этой женщине не скажет. Девушка попыталась вспомнить девичью фамилию матери, но не смогла, ведь она ее никогда и не знала.
– Ой, извините, это фамилия моего отца, а умерла прапрабабушка по матери, вот как фамилия – не знаю… – растерянно пролепетала она.
Женщина поджала губы и одарила нежданную гостью неодобрительным взглядом:
– Вот времена-то наступили, даже материнскую фамилию люди не знают, а что уж о дедах и прадедах говорить.
Энджи не нашлась что возразить.
– А в каком доме жила твоя прабабка?
– Она не здесь жила, ее дом в лесу.
– В лесу? – переспросила та.
Наблюдая за стремительно менявшимся выражением лица Балашихи, Энджи поняла, что разговор закончен, и не ошиблась. Дверная щель начала быстро уменьшаться, и девушка еле успела вставить в нее ногу в кроссовке.
– Как звали твою прабабку? – уточнила женщина, продолжая давить на дверь.
– Прасковья, – ответила девушка и уперлась в дверное полотно рукой.
Хозяйка дома безуспешно пыталась отделаться от нахалки и скрыться, но Энджи не намерена была отступать.
– В чем дело? – возмущенно спросила она. – Что не так?
– Ты, видно, совсем без мозгов, раз задаешь такие вопросы, – не сумев сбежать, Балашиха решилась продолжить разговор.
– Это почему? – начала сердиться Энджи. – Человек умер, его надо похоронить на кладбище, – и язвительно добавила: – Или у вас так не принято?
– Человек? – задохнулась от возмущения та. – Человека-то и похоронят по-человечески, а Прасковья твоя… – захлебнувшись приступом кашля, она не смогла закончить фразу.
Энджи старалась подавить вновь обуявший ее приступ гнева и с нетерпением ждала, когда у «коровы» пройдет кашель, чтобы высказать все, что она о ней думает. Но женщина все кашляла и кашляла, лицо начало наливаться неестественной багровостью, глаза вылезли из орбит. Отпустив дверь, она сползла по стене и распласталась на полу. Страшная судорога пробежала по телу, и Балашиха затихла, как и гнев в душе Энджи.
– Господи! – Девушка шагнула в коридор и приложила два пальца к шее так, как видела это в сериалах.
Но бьющуюся жилку обнаружить не удалось, хотя она и двигала пальцы туда-сюда, пытаясь отыскать признаки жизни. Услышав шорох, Энджи подняла голову: из комнаты в коридор вышел высокий, худой старик.
Глава 7
– Дочка, ты здесь? – взволнованно спросил он, ощупью передвигаясь по ярко освещенному солнцем коридору.
Энджи взглянула на лицо старика с белесыми, застывшими глазами и догадалась, что он слеп.
– Здравствуйте, – пролепетала она, поднимаясь с пола, – кажется, ваша дочь умерла.
– Умерла? – переспросил он. Тонкие губы задрожали, из слепых глаз на сухую морщинистую кожу выкатилась слеза.
У Энджи сжалось сердце от сочувствия.
– Мне очень жаль, – вздохнула она.