– Извините, Ксения, а кто этот черноволосый парень, что сегодня несколько раз заходил в мою комнату?
Та грустно улыбнулась:
– Ты и Егоршу не помнишь?
– Егорша? – Звук имени вдруг как будто открыл какой-то шлюз. Яркие картинки замелькали в сознании Энджи, вспыхивая и исчезая, они быстро сменяли друг друга, как в детской игрушке-калейдоскопе.
Вот этот парень копает какую-то яму, длинная и достаточно глубокая, она похожа на могилу. Его лицо сосредоточено, но, когда, выпрямившись, он поворачивается к ней и начинает что-то говорить, оно как будто наполняется светом от ярких, улыбающихся синих глаз. Тут же эта картинка гаснет, и вот девушка уже видит перед собой его спину. Они вместе пробираются куда-то густыми зарослями, и он идет впереди, расчищая для нее путь. А вот синеглазый вместе со здоровенным рыжим парнем тащит через кусты какой-то тяжелый сверток, похожий на завернутое тело. Но Энджи не успела как следует разглядеть их странную ношу, так как подсознание предложило новое воспоминание: синие глаза близко-близко, а в них столько нежности и любви, что у девушки захватило дух.
– Егор! – пробормотала она.
– Вспомнила? – обрадовалась Ксения. – Ну и хорошо, пойдем в дом, а то на улице зябко.
Энджи растерянно молчала. Кинув взгляд на пса, не сводящего с нее тяжелого взгляда, она снова повернулась к продрогшей хозяйке:
– А собака? Почему она сидит в клетке?
– Это не просто собака, – вздохнула Ксения, – в нем сидит душа очень злого человека. Егору и Федору пришлось приложить немало усилий, чтобы обезвредить и запереть его здесь. Он очень опасен.
– А Федор – твой муж?
– Так и есть, – Ксения взяла ее за руку и потянула в дом, – не надо совершать необдуманных поступков, тем более если память тебя подводит и ты не знаешь, кто твой друг, а кто враг. Но ты начинаешь понемногу вспоминать и вскоре сама во всем разберешься.
Энджи, немного поколебавшись, послушно пошла за нею в дом. Она быстро разделась и забралась в постель. Сомнения и страх покинули ее, и девушка быстро уснула.
Егорша этой ночью спал очень плохо, ворочаясь с боку на боку и думая о потерявшей память Энджи. После мучительных размышлений он решил, что, если завтра к вечеру ситуация не начнет меняться к лучшему, он все-таки отвезет ее в больницу.
«Игорь Игорем, но она важнее, тем более что, пока к ней не вернется память, мы все равно ничего не сможем сделать с кольцом. Посидит этот злодей в клетке, никуда не денется».
Только приняв такое решение, он наконец смог заснуть.
Когда утром Федор поведал ему рассказанную женой историю о попытке Энджи освободить Игоря, а возможно, и сбежать, Егорша расстроился еще больше. Готовый к самому худшему, он зашел в комнату и с бьющимся сердцем подошел к кровати. Девушка спала. От легкого дыхания чуть заметно поднималась и опускалась округлая грудь, стыдливо прикрытая тонким одеялом. Любимая была прекрасна: белокурые локоны обрамляли милое, с тонкими чертами лицо, на атласных щеках горел нежный румянец, а чуть припухшие губы неудержимо манили к себе. Забыв обо всем, Егорша наклонился и слегка прижался к ним своими. Глаза девушки открылись. Потерявший голову молодой человек испуганно отпрянул, ожидая возмущенных криков и даже пощечины, но Энджи вдруг улыбнулась.
– Егор! – протянула она к нему руки.
– Господи, ты вспомнила! – не заставил он себя ждать и нежно обнял девушку. – Я так рад!
– Я тоже, – улыбнулась она. – Я не уверена, что вспомнила все, но, главное, я узнала тебя. Ты меня простишь за мое вчерашнее грубое поведение?
– Мне не за что тебя прощать, – Егорша не мог наглядеться на любимую, – это не твоя вина, а Валентины.
– Хотелось бы с этого места поподробнее. – Лицо Энджи стало серьезным, в глазах промелькнули недоумение и страх. – Что мы делаем у Федора и где мама?
Когда Егорша закончил свое повествование, Энджи сначала даже не смогла найти слов, чтобы прокомментировать услышанное.
– Как это больно слышать, – наконец проговорила она. – Мне трудно поверить в то, что это правда.
– Почему же? Она и раньше поступала с тобой не очень красиво.
– Угнать машину и стырить деньги и документы – это одно, а убить собственную дочь и еще не рожденную внучку – совсем другое.
– Может, ты не помнишь, но еще до этой истории мы предполагали, что она хочет привезти ярчука, чтобы убить тебя и таким образом забрать силу Прасковьи. Так что новые попытки не должны были так уж сильно тебя удивить.
– Одно дело предполагать, а другое… – не договорив, Энджи отвернулась.
– Тебе уже пора избавиться от иллюзий и ложных надежд! – теряя терпение, повысил голос Егорша. – Твоя мать – чудовище, и это уже не изменить! И чем раньше ты смиришься с этой мыслью, тем больше у тебя будет шансов выжить! Она умна и хитра, и обвела нас обоих вокруг пальца, но больше ей это не удастся.
– Почему ты на меня кричишь?
– Потому что я просто удивляюсь, глядя на тебя! Я понимаю, как тебе больно, но ты снова и снова цепляешься за несбыточную надежду, что мать тебя любит. То, как она поступила, – чудовищно, но тебе этого недостаточно! Что должно случиться, чтобы у тебя наконец открылись глаза и сработал инстинкт самосохранения?
Энджи, всхлипнув, упала лицом на подушку и разрыдалась. Глядя на ее вздрагивающие плечи, Егорше стало стыдно. Обхватив девушку сзади, он прижал ее к себе:
– Прости меня, прости. Я не хотел тебе сделать еще больнее, но ты не можешь больше отворачиваться от правды. Теперь тебе нужно думать не только о себе, но и о ребенке, которого ты носишь. Нашем с тобою ребенке. Неужели ты позволишь матери протянуть к нему хищные руки? Думаешь, она пожалеет малыша?
– И что нам делать?
– Я думаю, нам нужно уехать отсюда.
– И когда? – подняла на него глаза Энджи.
– Как можно скорее, но сначала нужно отправить душу Игоря к праотцам.
– А мама? – дрожащим голосом спросила она.
– Что «мама»?
– Ты предлагаешь оставить ее здесь?
– Неужели после всего того, что она сделала, ты хочешь взять ее с собой? – искренне удивился Егорша.
– Нет, наверное, – помотала она головой. – Но оставлять старую женщину одну в лесу тоже как-то бесчеловечно.
– Знаешь, что я тебе скажу? – снова начал сердиться Егорша. – Как говорят в народе: собаке – собачья смерть. Извини, но я бы задушил эту гадину собственными руками!
Эеджи подскочила, как черт из табакерки.
– Не смей так говорить о моей матери! – сверкая глазами, выкрикнула она.
Егорша изумленно застыл, с трудом сдерживая поток гневных и грубых слов, готовых сорваться с языка. Он не мог понять такой необъяснимой, самоуничтожающей любви к матери, которая, не задумываясь, готова в угоду своим грязным амбициям лишить жизни не только родную дочь, но и нерожденную внучку.
– Ладно, давай пока закроем эту тему, вернемся к этому позже, – тяжело вздохнул он. – Сейчас первым делом нам нужно избавиться от кольца. Или у тебя по этому поводу тоже есть свое мнение?
Голос Егорши звучал холодно и отстраненно, а в интонации была слышна чуть ли не издевка.
– Нет, я согласна, – сухо ответила она.
– Хорошо, тогда сейчас позавтракаем и выдвигаемся. Ты готова?
– Вполне.
– Хорошо, мы тебя ждем на кухне. – Выйдя из комнаты, он плотно прикрыл за собой дверь.
Глава 61
Завтрак прошел в тягостном молчании. Не поднимая глаз от тарелки, Энджи меланхолично жевала, полностью поглощенная своими мыслями. Федор вопросительно взглянул на приятеля, но тот лишь досадливо махнул рукой.
– Ну что, погнали? – ставя пустую кружку и вставая из-за стола, спросил хозяин дома. – Пора Игорька восвояси отправлять.
– Пошли, – поднялся Егорша и протянул Энджи руку.
Та проигнорировала этот примирительный жест и, не глядя ему в лицо, встала и первой пошла на выход.
– Спасибо за завтрак, – оглянулась она и слабо улыбнулась Аксинье.
– На здоровье, милая, – ответила та и тайком перекрестила покидающую кухню компанию.
Черный пес, сидящий в клетке, проводил троицу гневным взором. Когда они скрылись за поворотом, он, явно нервничая, забегал кругами, поскуливая и дрожа. Страх и ярость плескались в его глазах.
Федору приходилось то и дело подгонять лошадь, которая сегодня была явно не расположена к прогулкам. Стоило ему чуть отпустить поводья, как она замедляла шаг, а то и норовила развернуться назад, в сторону дома.
– Да чтоб тебя, ленивая скотина, – ругался он, воюя с упрямой кобылой.
Парочка влюбленных молча тряслась на неровной дороге. Расположившись каждый в своем углу, подальше друг от друга, они явно не стремились к разговорам. Егорша иногда искоса поглядывал на подругу, надеясь увидеть хоть намек на изменение в ее настроении или на готовность общаться, но та была мрачнее тучи.
«Конечно, такое трудно принять, – думал он, – но зачем же замыкаться? О чем, интересно, она сейчас думает?»
Ему оставалось об этом только гадать.
Наконец мощным «Тпру» возница остановил упрямую кобылу, которая на этот раз послушалась беспрекословно, но тут же попыталась развернуться, чтобы отправиться в обратный путь. Безжалостный хозяин, привязав повод к дереву, лишил ее этой возможности, и, свесив гриву, она была вынуждена подчиниться.
– Покатались, и будет, – обратился Федор к парочке, все еще сидящей в телеге. – Дальше пешком.
С удивлением и тревогой окинув взглядом надувшуюся Энджи и расстроенного Егоршу, он хотел было что-то сказать, но предпочел воздержаться от вопросов и комментариев и, тяжело вздохнув, направился по узкой тропинке вглубь леса. Пройдя еловую стену, троица наконец выбралась на ведьминское кладбище.
– Давненько мы здесь не бывали, – подходя к месту захоронения Прасковьи, сказал Егорша. – Ну что, бабуся, как тебе на том свете?
– Соскучился, что ли? – усмехнулся Федор, встав рядом.
– Я бы рад, да не получается. Ведьма себе подготовила хорошую смену, так что скучать не приходится.