Помрачневший Федор отложил ложку в сторону:
– Не нравится мне это все, так же и с Максимкой было, – посмотрел он Энджи в глаза, – ничего не болит, а сил нет. И с каждым днем все хуже и хуже.
Та растерянно спросила:
– Что ты хочешь сказать?
Школьные приятели переглянулись.
– Я думаю, он хочет сказать, что, возможно, кто-то вытягивает из Ксюши энергию, так же, как ранее это делала Прасковья с Максимом, – глядя в глаза любимой, сказал Егорша.
– Но кто это может делать? Прасковьи же нет, – побледнела Энджи.
– А вот это вопрос на миллион! – стараясь сдерживать язвительные нотки, ответил тот. – Это может делать только ведьма. У нас сейчас в округе их две: ты и твоя матушка. За тебя я могу поручиться, но вот кто поручится за Валентину? – Он обернулся к мрачному Федору: – Может, ты?
Тот отрицательно покачал головой.
– Ты думаешь, это моя мама? – еще больше побледнела девушка.
– А кто же еще? Кому нужны силы, чтобы дождаться внучку?
Энджи подавленно молчала, возразить было нечего.
– Подождите, – включилась в разговор Аксинья, – ведь для этого заклятья, или как эту гадость еще назвать, нужна личная вещь. У Максимки Прасковья тогда украла рубашку. Значит, если это так, то и у Ксении тоже должно что-то пропасть. Она, Федька, тебе ничего такого не говорила?
– Да нет, – пожал он могучими плечами. – Пойду-ка спрошу.
Федор встал и вышел, а минут через пятнадцать вернулся, мрачный и злой.
– Так и есть, – играя желваками, сказал он. – Ксюха сказала, что сама отдала ей свою шаль, когда ездила к тебе, – посмотрел он на Энджи.
– Ко мне? – удивилась та.
– Да, – совсем повесил он голову, – говорит, волновалась за меня. Во мне ведь тогда Игорь сидел, вот она и поехала за помощью. Вас она не застала, а твоя мать сказала, что вы в Москву укатили. Зато пообщалась с нею, к нам даже пожить звала.
Егорша многозначительно посмотрел на подругу и повернулся к приятелю:
– А шаль-то как она у твоей жены вытребовала?
– Да не требовала Валентина, – махнул рукой расстроенный Федор, – говорит же, что сама отдала. Мерзла, говорит, старушка, вот и пожалела.
– Да уж, – вздохнула Аксинья, – пожалел волк кобылу, оставил хвост да гриву. И че теперь?
– Че-че, да ниче, – хмуро передразнил мать Федор, – поеду к ведьме, шаль надо забрать и сжечь.
– Я с тобой, – вскочил на ноги Егорша.
– Нет, я сам, ты лучше побудь с Энджи, – он многозначительно посмотрел на приятеля: – а то мало ли что.
– Ладно, ты прав, – тяжело вздохнув, тот опустился на табурет.
– Но как же ты один справишься с этой ведьмой проклятой, – заканючила Аксинья.
– Так, мать, без паники, – обнял ее за плечи Федор, – не позорь сына. Посмотри-ка на меня, – отстранив, он развернул пожилую женщину лицом к себе, – видишь, какого ты богатыря вырастила? Мне ли божьих одуванчиков бояться?
– Так-то так, – ответила она, – но она же ведьма!
– Вот – ведьма! – кивнул на притихшую Энджи Федор. – Она меня в обиду не даст. Ведь так? – с улыбкой обратился он к девушке.
Та лишь с благодарностью кивнула.
– Вот видишь? Так что не беспокойся, – чмокнул он мать в висок. – Там не ведьма, а так, одно название.
– Ну дай бог, – перекрестила сына мать и, взяв приготовленную миску с супом, добавила: – Пойду попробую Ксюшеньку покормить, храни ее господь!
– Сейчас поедешь? – спросил приятеля Егорша.
– А чего ждать? Конечно, ведь время работает не на Ксюшу.
– Удачи, и будь осторожен. Может, Ярого с собой возьмешь? Все какая-никакая подмога.
– Взял бы, а он со мной пойдет?
– Конечно, пойдет, – улыбнулся Егорша, – бракованные ярчуки отличаются большим умом и сообразительностью. Я ему все объясню.
– Ну, если так, то давай, от компании не откажусь.
Провожая глазами уезжающего на телеге Федора и бегущего следом Ярого, Егорша не мог избавиться от нехорошего предчувствия.
Глава 64
Когда Федор вышел на поляну к дому Прасковьи, то сразу увидел хлопочущую возле плиты Валентину. Тихо напевая себе что-то под нос, та довольно резво для своего возраста порхала возле сковородки, источающей изумительный запах. Услышав за спиной приближающиеся шаги, старая женщина не спеша обернулась:
– Федор? – как ни в чем не бывало воскликнула она. – А я-то думала, когда же вы меня навестите. Ты один?
– Не совсем, – хмуро кивнул он на Ярого, проявляющего недюжинный интерес к заманчиво пахнущей сковородке. Не подходя близко, пес все же не мог удержаться, чтобы не втянуть в себя соблазнительный запах.
Валентина внимательно пригляделась к собаке.
– Вот, значит, как, – в голосе ее прозвучало явное сожаление, но она быстро взяла себя в руки. – И где Игорь?
– Надеюсь, в аду, – глядя на нее исподлобья, ответил Федор.
– Ну что ж, туда ему и дорога, – вздохнула Валентина. – Есть будешь?
– Обойдусь.
– Может, чаю? – Подняв брови, она смотрела на него с явной насмешкой.
– Ну уж нет, спасибо.
– А зря… Дочери мой чай пришелся по вкусу, – усмехнулась она. – С чем пожаловал?
– За шалью жены, – не стал он врать.
С ненавистью Федор взглянул в лицо матери Энджи, которое, как ему показалось, выглядело гораздо моложе, чем в их последнюю встречу.
– Ей что, совсем плохо? – спросила с улыбкой Валентина, пробуя на готовность рагу.
Федор с изумлением смотрел на тщедушную старуху, которая, зная, что ее черные замыслы не являются больше ни для кого секретом, вела себя настолько непринужденно и нагло, что это не могло не удивлять. Ведь теперь она не могла рассчитывать на помощь Игоря, откуда такая уверенность? Потеряв своего единственного защитника, готового за нее умереть, старая карга явно чувствовала себя неуязвимой. А ведь он, Федор, мог свалить ее с ног одним щелчком. Чувствуя, как закипает кровь в жилах, здоровяк с трудом сдерживал желание обхватить ненавистную старушечью шейку пальцами и сжать посильнее. Лишь данное Энджи обещание удерживало его от подобной расправы, но попугать ведьму все-таки стоило попробовать.
Подойдя к Валентине вплотную, он навис над нею, как ястреб над цыпленком:
– Сами шаль отдадите или мне поискать? – глядя на нее сверху вниз с угрозой, спросил он.
– Сколько экспрессии! – совсем не испугавшись, ухмыльнулась женщина. – Тебе надо в театре играть с таким темпераментом. Из тебя бы отменный Отелло получился.
– Да что ты о себе возомнила, старуха? – Федор, не на шутку разозлившись, забыл о данном обещании и, схватив ее за плечи, несколько раз довольно сильно встряхнул.
Голова Валентины пару раз дернулась, клацнули белоснежные не по возрасту зубы. На миг она сморщилась от боли, но тут же вперила в него полный ярости взгляд:
– А ну отпусти, медведь!
– А то что? – усмехнулся он, сжав пальцы еще сильнее.
– Ты делаешь больно не только мне, но и своей жене! – буквально выплюнула она ему в лицо.
– Да конечно, – не поверил он в старушечью уловку.
– А ты вернись домой и посмотри на руки своей драгоценной Ксении и увидишь синяки на тех же местах, что и у меня, – с нескрываемым злорадством прошипела она. – Давай, сжимай сильнее, можешь мне кости сломать, если хочешь! Жаль не вижу, как твоя глупая жена сейчас корчится в постели и не понимает, откуда такая боль! А это ее любимый муженек старается!
Федор, опешив, брезгливо, как отвратительную жабу, оттолкнул Валентину от себя.
– Что ты несешь, мерзавка!
– Я связала себя с твоей женой, – уже открыто хохотала ему в лицо старуха, – все, что происходит со мной, происходит и с ней. Если мне больно, то и она страдает. Если умру я, то и она со мной. Так что можешь пинать меня ногами! Если хочешь, можешь меня задушить, убить! Давай!
Видя его ошеломленные, наполненные гневом глаза, Валентина совсем вошла в раж. Схватив нож со стола, она демонстративно сделала себе довольно глубокий порез на ладони и, протянув ее Федору, выкрикнула:
– Смотри, видишь? Вернешься, убедись, что у нее такой же на левой руке!
Скрипя зубами и с трудом сдерживаясь, чтобы не прихлопнуть гадину, как опостылевшую муху, Федор отступил на пару шагов и, сотрясаясь от бессильной ярости, отвернулся. Валентина, плюнув в сердцах ему под ноги, ушла в дом и уже через минуту вернулась, обматывая порезанную руку белой тряпицей. Кинув взгляд на стоявшего к ней спиной мужчину, она криво усмехнулась и, положив на тарелку уже почти остывшее рагу, начала есть.
– Зачем ты это сделала? – спустя некоторое время смог наконец выдавить из себя Федор.
– А разве не ясно? – усмехнулась она. – Я стара и слаба, но далеко не глупа. Как мне защитить себя, после того как вы лишили меня Игоря? Вот я и подстраховалась, кто знает, на что решится моя доченька со своим хахалем? А ты меня теперь в обиду не дашь!
– Умно! – не мог не согласиться с разумностью ее доводов Федор.
– А то, – самодовольно хмыкнула она.
– Значит, пока ты жива, Ксения тоже будет в порядке? – решил он прояснить для себя расстановку сил.
– Именно так, – улыбаясь, кивнула ведьма. – Молодец, умный мальчик, ты все правильно понял.
– Но в последние дни ей стало значительно хуже.
– А это ты сам виноват, – перебила она, – не надо было меня калечить! Чтобы восстановиться, мне пришлось вытянуть из нее гораздо больше, чем я обычно забирала для поддержания сил. Но она не умрет, не волнуйся. Я уже в порядке и лишнего не возьму, если только вот синяки да порезы подлечить, – явно издеваясь, усмехнулась она.
– Нет, нет, не надо, – испугался Федор, вспомнив бледное, как воск, лицо Ксении.
– Вот-вот, молись о моем здоровье, чтобы со мной, не дай бог, чего-нибудь не случилось, – торжествовала Валентина.
– И что будет с женою потом, когда… – он запнулся, не решаясь высказать свою мысль.
– Когда я заполучу то, что хочу? – уточнила она.
– Ну да.
– Если ты будешь себя вести хорошо и поможешь мне, то, когда придет время, я просто от нее отключусь. Попьет твоя Ксения козьего молочка недельку, и будет с ней все в порядке. Как и с твоим сыном до этого.