«Рыба» действовала быстро, но «лис» как высшая нечисть был куда быстрее. Она только подняла руку, метнув в мою сторону «змею», а я уже лежала на полу, убранная с траектории удара бдительной Данькой рукой. Над моей головой просвистели, звонко врезавшись в стену, ледяные «клыки», я крикнула: «Шея!..», и «бабушка» забилась в крепком захвате. За какую-то пару секунд старший крестник и меня успел спасти, и очутиться за спиной «рыбы», и перекрыть ей кислород.
Хрустнули шейные позвонки, снежные «змеи» рассыпались по полу, и Данька брезгливо отшвырнул в сторону неподвижное тело. А я на всякий случай накрыла его колпаком-«клеткой», запустив вращение. По темным стенам, разгоняя полумрак, поползли золотисто-коричные полосы.
«Лис», подавая мне руку, посмотрел осуждающе и обиженно.
– Мало ли... Мы не знаем и десятой доли их способностей, – оправдалась я, вставая.
И вздрогнула. По ту сторону тупика раздался грохот, с потолка посыпалась грязь, из стены выпало несколько кирпичей, а в образовавшейся дыре мелькнул ледяной кулак. И резко похолодало. Вьюжный ветер заметался по тупику, поднимая снег, свивая новых «змей». Мы с Данькой переглянулись и, не сговариваясь, отступили к дальней стене. «Лис» напружинился и замер, а я живо сваяла новый пространственно-временной колпак. Но использовать его не успела.
Еще два удара, и в стене образовался приличный проем, а в проеме – очередная злая «рыба». Один из охранников. Небрежно перешагнув через кирпичи, он ощерился, вскинул покрытые коркой льда руки... и замер. Застыл соляным столбом, выпучив матовые глаза. Крупный рот открылся в беззвучном крике. А в воздухе раздалось тихое, деловитое гудение пчелиного роя.
С минуту ничего не происходило, а потом «рыба» рассыпалась, точно бешеный порыв ветра сдул с крыши свежий снег. Крупные хлопья замельтешили в воздухе, разлетаясь по тупику, и в стенной проем заглянул Семён. Осмотрел поле боя выпукло-черными сетчатыми глазами и интеллигентно извинился:
– Прошу прощения, если забрал вашу добычу, юноша.
Данька невнятно рыкнул в ответ ругательством.
«Пчела» осторожно переступил через осколки кирпичей, внимательно изучил неподвижные сугробы, прищурился и резко скомандовал:
– В сторону. Оба.
Я, отшатнувшись, обернулась. «Бабушка» встала. Одной рукой она держала свою... голову, крепко стиснув шею, а второй, стертой почти до кости, вцепившись в прут, тормозила движение колпака. Охровые прутья дрожали и вибрировали, но «рыба» сдерживала вращение, страшно скалясь и очевидно не ощущая боли. Прут прожигал ее руку, снег на полу из белого стал черным от крови, «клетка» дымилась.
– Лич, – спокойно прокомментировал Семён. – Они умеют заговаривать себя на посмертную жизнь. Вы не против, Злата?
Я только кивнула нервно – дескать, ни разу. «Пчела» поднял правую руку, и из его раскрытой ладони вырвался вихрь крошечных жужжащих насекомых, легко проникая сквозь прутья, вгрызаясь в «рыбье» тело, проникая под кожу. Минута – и «бабушка» тоже превратилась в безопасный, нетаящий сугроб, а колпак возобновил ненужное вращение.
– Чуете? – Семён посмотрел на меня, отряхивая руки.
Я не сразу поняла суть вопроса, в отличие от Даньки.
– Они уже дохлые, что ли? – уточнил он хмуро. – Вонять же должны, а даже кровь почти не пахнет, – и повел носом, скривился.
И я поняла – точно, не пахнет. Прут сжигал кожу и мышцы на руке «рыбы», но в подвале пахло только собственно подвалом – гнилью, грязью, затхлостью, древней пылью...
– Интересное предположение, – заметил «пчела». – Но я думаю, они просто научились вымораживать свой запах. Выстужать себя, чтобы ничем не пахнуть... как не пахнет мороженое мясо. Я давно это предполагал, но лишь теперь смог убедиться. Вот вам, юноша, и еще одно объяснение на ваше «почему».
И я вспомнила, что в подвале после короткой схватки Руны с «рыбой» от последней остались только ледяные кристаллы черной крови. Ну конечно...
В проеме мелькнула тень, мы напряглись, но это оказалась Вероника. Всего лишь. «Гарна дивчина», затянутая в кожу, как американский супергерой из комиксов, пригнув голову, неслышно просочилась сквозь пролом в стене, и в тупике враз стало очень тесно. И светло. И я наконец поняла, что нечисть не зря называют так, как называют. Семён не посчитал нужным показываться во всей красе, а вот его напарница...
На «змее» вообще ничего не было, кроме искрящейся чешуйчатой кожи. И признаков женского человеческого тела тоже не было, да. Очень длинные руки без локтевых суставов с самопроизвольно шевелящимися пальцами-«змеями», ноги – бессуставные, без коленей и голеностопов, сплошные гибкие клубки мышц. Тело без бедер и груди. Шевелящиеся косы. Яркие янтарные глаза с тонкой нитью зрачка. И безносое лицо, покрытое блестящей чешуей.
– Пришибли? – прошелестела она. Меж крупных темных губ мелькнул черный язык… змея. Крошечная кобра яростно раздула клобук и спряталась за острыми зубами.
Семён кивнул. Вероника сощурилась, ощупала взглядом тупик, и я угадала, в чем заключалась ее способность видеть. Она сама – точно отражающая поверхность. Не стекло, не зеркало... нечто иное. Искры, мерцающие на ее чешуйках, скользили по стенам солнечными зайчиками и ткали образы – из прошлого, настоящего... непознанного.
Почувствовав мое напряженное внимание, «змея» ухмыльнулась и подняла руку, показывая мне открытую ладонь. И я узнала в ней зеркальце – то самое, на которое ругалась во время фотосессии. Оно сверкало, отражая и рассказывая, а пальцы вокруг него застыли острыми серебряными бритвами. Довольно фыркнув, Вероника шевельнула косами, распуская одну, и небрежно швырнула на пол трофей – «рыбью» голову.
– Больше никого, – прошелестела сухо. – Но могут прибежать. Главу семьи раздавили – я вижу порванные связи. Ждем неприятностей.
– И крупных неприятностей, – согласился Семён и повернулся ко мне: – Возвращайтесь в гостиницу. И готовьтесь к мести.
– А вы?
– Задержимся, – ответил «пчела». – Вдруг опоздавшие явятся. Но когда на вас нападут, мы успеем вернуться.
Не «если», а «когда»...
– План был хорош, – «змея» одобрительно цокнула языком, снова показав кобру. – Закончим начатое. К утру.
Дай-то бог...
Уничтожив ненужный колпак, я решилась рискнуть и создать вторую пространственную трубу – прямой путь наверх, но Семён меня удержал.
– Поберегите силы, Злата, – и вытряхнул из рукава свитера пару пчелок. – Следуйте за ними. И не забудьте свою куртку. Удачи.
…нам. Всем.
– Спасибо, что успели. Идем, Дань.
Ночь продолжает сыпать многозначительными обещаниями...
Глава 5
Ведьма всегда всем нужна.
И никого не волнует, что нужно самой ведьме.
Мы только отдаем и отдаем.
Никто не исполнит желания феи-крестной...
Терри Пратчетт «Шляпа, полная неба»
«Лис» носился по гостинице, как термовеник на атомном двигателе.
Вдохновленный охотой, короткой дракой, «рыбьей» кровью, злостью, предупреждениями Семёна и черт знает, чем еще, Данька превзошел самого себя и прыгнул выше головы. Он штамповал капканы быстро и четко, один за другим. Только что шуршал в коридоре, а уже через минуту окопался на пороге моего номера. Чтобы через пять минут вскочить и убежать на лестницу. А потом – к входным дверям. И вернуться обратно, в номер, за новыми схемами-шпаргалками.
Сидя на кухне с энной кружкой горячего чая, я наблюдала за его работой с тревогой. Как бы не надорвался, маленький же еще... И с усталостью. Я переработала, и мне было плохо. Природный «уголь», восстанавливая магический потенциал, подтягивал и физическое самочувствие. И в другое время я бы, подремав полчаса и залившись зельями, могла бы всю ночь строить трубы-проходы и накрывать «рыб» колпаками. Но не сейчас. Искусственный «уголь» пульсировал, но питал лишь себя. Заначкой. Но не меня.
– Лёль, иди поспи, – старший крестник бесшумно возник на пороге и угрожающе добавил: – По-хорошему иди. Разбужу, как что.
Я смирилась с неизбежным и с трудом встала, опираясь о стол. Тело казалось неподъемным, глаза слипались, и я засыпала на ходу. Данька дождался, когда я доковыляю до двери, молча взял меня в охапку и, обходя свои ловушки, доставил до постели. Последнее невнятное понимание – он снимает с меня обувь. И всё. Я отключилась, как с концентрированного сонного зелья не засыпала. Словно снова рухнула с высотки в беззвездную ночь.
И – увидела. Непостижимым образом увидела всё, что случилось потом, будто не спала. Будто находилась рядом, когда… началось.
Но прежде я ощущала только Даньку. Его острое недовольство и неудовлетворение. Он делал всё возможное, но понимал, что мало. Нужны капканы по крови, как для Вероники - на конкретную особь, а не на расплывчатую общую силу. Капканы на магию – что кроличий силок на медведя. Прищемит, поранит, затормозит – но не обезвредит. «Лис» бесился оттого, что не способен на большее, и тревожился. Чувствовал себя не под защитой, а в западне. И звериным нутром чуял опасность. Надвигающуюся мощным вьюжным фронтом. Неумолимую и неизбежную. От нее скручивало внутренности, замирало сердце, и кровь ускорялась, и адреналин зашкаливал. И тьма накрывала волнами. И каждый раз – едва ли не с головой. Ее было слишком много. Везде.
Тьма, заметил Филька, для нечисти сама кровь. Жидкость. А когда жидкости вокруг слишком много, в ней захлебываешься. Между капканами «лис» успевал медитационно «переправить» излишки по семейным связям, особенно подпитывая спящего брата, но всё равно боялся. Боялся, что накроет.
Руна ходила за Данькой по пятам. Обнюхивала каждый капкан, огибала его и шла проверять следующий. Настороженная, взъерошенная, морда оскаленная, глаза белые. А по пятам за кошкой шла Карина. В отличие от Даньки и своей питомицы, мертвая ведьма ничуть не волновалась. Она предвкушала. Улыбалась окровавленным ртом, облизывалась и хотела новой жертвы. Чуяла ее. Ждала. И дождалась.