– Ну-ка не тронь, это на поминальный стол.
Хёсик озадаченно посмотрел на мать. Непохоже, что она пошутила. «Я что-то перепутал? Мы же только вчера поминали отца?» – недоумевал Хёсик. Через секунду он понял, что ничего не путает, и его охватило зловещее предчувствие.
– Мам, мы же вчера отца поминали. – У него дрогнул голос.
Мать продолжала жарить оладьи, будто не слышала. Затем стала готовить салаты из зелени и жарить рыбу. На плите кипел суп.
Время шло к полуночи, и тут мама, воскликнув: «Ой, надо бы поторопиться!» – стала накрывать поминальный стол. А Хёсик так и стоял рядом, как огородное пугало.
– Мам, не пугай меня так!
Он раздосадованно топнул ногой, но она даже не посмотрела в его сторону. Когда он взял ее за руку и попросил прийти в себя, она нежно погладила его по щеке и сказала:
– Если не хочешь завтра клевать носом на уроках, надо ложиться спать. Поклонись папе и иди скорей в постель. Я завтра перед работой соберу тебе еды в школу.
Всю ночь Хёсик пролежал, не сомкнув глаз. Утром, когда он вышел из своей комнаты, на столе его ждала коробка с обедом.
Глядя на аккуратно упакованную коробку, он заплакал.
«Говорят, с возрастом память ослабевает. А может, это депрессия? Вроде бы в пожилом возрасте симптомы депрессии похожи на симптомы деменции…» – успокаивал он себя.
В тот же день Хёсик повел маму в больницу. После обследования был поставлен диагноз «умеренная деменция», что являлось следующей стадией после легких когнитивных нарушений. Отрицать очевидное было бессмысленно.
– Наверняка были какие-то симптомы и раньше? Вы совсем не замечали за ней ничего странного?
Хёсик покачал головой. У матери ум всегда был острее, чем у него самого. Она отлично справлялась с хозяйственными и банковскими вопросами, которые пожилым обычно даются с трудом.
– Это все из-за меня, идиота. – Хёсик ударил себя в грудь.
Ему только и оставалось, что винить себя да бить кулаком в грудь.
«Вот ведь недоумок, чтоб мне на этом месте провалиться. Все горы в Корее обошел, а с мамой на рынок так ни разу и не сходил. Потратил кучу денег на поездку в Альпы и рисковал жизнью в Гималаях, а маму к морю на Чеджудо так и не отвез. Человек я вообще или кто?»
Хёсик глотал горькие слезы, повторяя, что не заслужил даже права плакать.
Доктор попытался его утешить:
– Зато у вашей матери, так сказать, безобидная деменция. Нет признаков агрессии или бреда. Нет резких перепадов настроения. Если состояние не ухудшится, вам будет легко за ней ухаживать.
Безобидная деменция… Разве бывает деменция безобидной? Впрочем, мама действительно не вела себя агрессивно. Но с того дня, как она повторно приготовила поминальный стол, разум к ней так и не вернулся.
Большую часть дня она проводила в полузабытьи. Смотрела на небо, на деревья за окном, на людей, идущих по улице. А иногда доставала альбом с фотографиями Хёсика и долго их листала. Вот он возле каменного знака «Пик Чхонванбон», рядом с ним стоит девушка из церкви, которую он посещал, – это он в студенческие годы ходил в горы Чирисан. Вот он на выпускном, стоит с суровым лицом и букетом цветов в руках (букет для фотографии пришлось позаимствовать у одноклассника, потому что ей было жалко тратить деньги на цветы). Было даже фото «бесценного ребенка, единственного сына в третьем поколении», сделанное в студии в годовалом возрасте (на нем он милый пухлощекий малыш). Мать смотрела на эти фотографии часами, и ей не надоедало. На ее губах появлялась улыбка, как будто она переносилась мыслями в прошлое. В такие моменты она казалась счастливой. Возможно, хотела напоследок насладиться каждым воспоминанием.
Не прошло и трех месяцев, как симптомы резко ухудшились. Впрочем, вернее будет сказать не «ухудшились», а «приобрели другую форму». Однажды воскресным днем Хёсик оставил мать одну дома и ушел за покупками. Раньше в таких случаях серьезных проблем не возникало. Его не было самое большее тридцать минут. Когда он вернулся, матери дома не оказалось. Точно сумасшедший, он обежал весь район, привлек к поискам полицейских, но они нигде не могли ее отыскать. У Хёсика не было детей, но в тот момент он чувствовал себя как родитель, потерявший ребенка.
«Может, она вернулась сама?» – с надеждой подумал он и отправился домой. Мама сидела у входной двери. Радость и облегчение, которые Хёсик испытал, увидев ее, прошли, когда он заметил, что по ее лицу течет кровь.
– Мама! Что у тебя с лицом?
Ее босые ноги были в грязи, в одной руке – сосновые иголки, а в другой – невесть откуда взявшийся серп. Похоже, она порезалась, когда собирала иголки.
– Дяденька, а почему мама все никак не приходит? Я вот набрала ей иголок для сонпхёнов. А ее все нет…
Хёсик побоялся касаться раны, только осмотрел порез. Он начинался под глазом, в нескольких сантиметрах от переносицы, и разрезал всю щеку так глубоко, что виднелась плоть. Ему стало плохо от одной мысли о том, каким образом она получила эту рану. Насколько это было больно. Как она испугалась. У него сердце болело так, будто это по нему полоснули серпом.
– Очень больно, да? Потерпи чуть-чуть. Мы пойдем к врачу.
Он попытался ее поднять, но она резко оттолкнула его. Серп чуть не задел руку Хёсика. Он на мгновение задержал дыхание.
– Я должна дождаться маму. Она будет волноваться, если я уйду.
– Бабушка умерла, когда ты была маленькой! Почему ты вдруг решила ее ждать? Не упрямься, пойдем скорее в больницу. – От волнения и отчаяния его голос стал громче.
Мама находилась в своем собственном мире.
– Есть хочу… Вот придет мама и приготовит мне сонпхёнов. Они у нее такие вкусные, с сосновыми иголками. Я и с тобой поделюсь, дяденька.
Хёсик всхлипнул, крепко обнимая маму, которая улыбалась и не чувствовала боли.
Рукой, в которой держала иголки, она погладила его по лицу.
– Дяденька, не плачь. Не плачь.
Не чувствует своей боли, но чувствует боль сына? Глядя на плачущего Хёсика, она тоже заплакала, даже горше него.
В конце концов Хёсик решил поискать для мамы дом престарелых. Он понял, что если так продолжится, то или мама, или он пострадают. Он нашел дом престарелых с хорошей репутацией недалеко от их района. Но в незнакомом месте мама перепугалась и ни на шаг не отходила от Хёсика, совсем как ребенок.
– Мам, я приду через пять дней. Жди меня и слушайся доктора, хорошо?
Как и обещал, Хёсик пришел через пять дней. Он купил разных вкусностей, но все оказалось зря. Мама не съела ничего из того, что он оставил ей в прошлый раз. Хёсик думал, что она ждала его, но ошибся. Она окончательно потеряла связь с миром.
– Мам, почему ты ничего не ела? Ты же такое любишь.
Она не ответила. Он открыл пакет с печеньем и поднес печенье ей ко рту, но мама продолжала безучастно смотреть на далекие горы. Ее тело находилось здесь, но душа была где-то далеко. У Хёсика сжалось горло. Это же была его мама; еще недавно она смотрела на него ясным взглядом, хотя и теряла память. Его поразило, что человек может стать таким всего за несколько дней.
Он тут же захотел забрать ее домой. Но как тогда жить? Приходилось выбирать из двух зол. Невозможно находиться рядом все время, а если он оставит ее одну, может произойти кое-что похуже, чем в прошлый раз… Хёсик сказал, что скоро придет навестить ее снова, и покинул дом престарелых.
Хёсик не возвращался довольно долго. У него не хватало смелости. Он боялся опять заглянуть в ее безжизненные глаза, боялся невыносимого чувства вины. Но и дома ему было страшно. Каждый вечер он выпивал – без алкоголя не получалось уснуть. Он даже перестал ходить в горы и вместо этого пил.
Через месяц он не выдержал и все-таки пошел проведать маму. Возможно, пойти заставило чувство долга, а может, угрызения совести. Как бы там ни было, а он отправился в дом престарелых и, увидев мать, застыл в ужасе.
Она усохла так, что остались лишь кожа да кости. Сначала он даже ее не узнал. Хёсик не понимал, как это произошло. Он ведь совсем недавно шутил: «Мама, ты такая большая, что даже я, твой сын, не могу тебя поднять», – а теперь она как будто уменьшилась вдвое, и он с легкостью поднял бы ее одной рукой. Но, несмотря на ослабшее тело, она крепко взяла его за руку. Казалось, она умоляла не оставлять ее.
«Я буду приходить чаще», – хотел сказать он, хотя знал, что не сможет сдержать обещание. Он заметил на мамином запястье красную царапину, а осмотрев ее, выяснил, что по всему телу появились синяки. Также была царапина на лодыжке. Хёсик прикусил губу.
«У меня нет ни жены, ни детей, которых нужно обеспечивать, так зачем же я бросил здесь маму? Конечно, случись что – и кто-то из нас может погибнуть, но хотя бы до смерти будем вместе. У меня она одна на всем белом свете, что же я сомневаюсь?»
Так Хёсик забрал маму из дома престарелых. Решив заботиться о ней сам, он поискал центр дневного пребывания. В центрах неподалеку не было свободных мест, поэтому он оставлял маму в центре, до которого добираться было больше часа. Днем за ней присматривали в центре, а после работы за ней присматривал он. Как и говорил доктор, у мамы была «безобидная деменция», но, когда разум покинул ее, забота о ней стала напоминать заботу о трехлетнем ребенке. У Хёсика, конечно, не было опыта возни с детьми, но он знал, что сравнение точное.
Через две недели Хёсику позвонили из центра. Он был на работе. Ему сообщили, что не смогут больше принимать его маму:
– Простите, но мы не сможем предоставлять вам услуги дневного содержания в связи с опасностью вашей мамы для других пациентов.
По словам представителя центра, ее поведение было нехарактерно для пациентов с деменцией. Например, она попыталась прыгнуть вниз с лестницы, сидя верхом на метле и крича, что она ведьма; положила другим пациентам на голову ветки и попыталась поджечь их, утверждая, что это вылечит больных, – словом, вела себя так, словно у нее было совсем другое ментальное расстройство. Какие еще ведьмы… Она что, окончательно впала в детство? Перестала различать сказку и реальность? Хёсик не знал, плакать ему или смеяться.